Распад - Ак-патр Алибабаевич Чугашвили

кое о чём, наутро это информация стала известна ротному, я решил с ними поговорить, Тетеря был не такой человек, чтобы стучать, детдомовец, для него это было западло, а вот Мамчик сразу обвинил во всём Тетерю, а утром сиял, как начищенный пятак, так его обрадовала смерть друга. Учитывая, что Мамчик дежурил по роте в ту ночь, у него было полно возможностей для того, чтобы убить бедного Тетерьку.

– Брехня. Докажи!

– Ты же знаешь, что Тетеря не повесился, его задушили в каптёрке.

– В какой каптёрке, в постели!

– Гм, ты осведомлён лучше меня. Откуда знаешь, что в постели?

– Я…не знаю…я так думаю.

– Как думаешь, почему я не стал выяснять – кто из вас двоих стукач?

– Не знаю.

– Я это знал. Мы с Тетерей давно подозревали, что ты сука, и придумали эту наживку вдвоём. Мне его смерть была не нужна, его убил тот, кто боялся, что Тетеря расскажет правду.

Мамчик побледнел, его глаза перебегали с меня на Дерибаса – врёшь пидорас! Ты это сейчас придумал! Гнида!

– Как там насчёт Пиночета? Вся рота видела, что я спал перед караулом в то время, когда он выпал, ты был свободным, и пришёл ко мне сияя – Пиночет всё!

– Враньё! Враньё! Враньё! Всё враньё, от первого слова до последнего!

Дерибас удовлетворённо улыбнулся – рядовой Мамчик, я арестовываю вас по подозрению в убийстве рядового Филимонова, Тетери, и покушению на убийство рядового Вафина.

– А я ему верю! – в разговор вступил начкар – этому фашисту – он указал на меня – доверять нельзя. Это такой смрадный гад, ненавидит нашего президента, демократию, общечеловеческие ценности…

– Поэтому вы и написали на меня кляузу, обвинив в том, чего не было? Типичный подход стукача, прошу прощения – демократа!

– За что ты ненавидишь чистых и благородных людей? Почему ты презираешь великие идеи, выстраданные поколениями борцов за свободу?

– У меня с вашей властью эстетические расхождения, они хотят строить капитализм, ублюдочный строй торгашей и ворюг, мне это неинтересно. Достаточно посмотреть на рожи ваших кумиров, на них печать вырождения: один – тупой деревенский алкаш, другой псевдо экономист – дегенерат, видел бы его дедушка, кончил бы собственными руками. Ничего у них не получится. Разрушат всё, в том числе и армию, и вы же офицеры, будете стреляться, и вешаться, от тоски и безысходности, помяните моё слово. Армию он не любит, и боится, он же штафирка, сейчас после октябрьских событий, армия в фаворе, но это ненадолго. Наша задача – изменить его симпатии в сторону спецслужб, вояки могут идти…

– Чья это «наша» задача?

Я быстро вскакиваю со стула, разрываю дистанцию, и правой рукой бью начкара в лицо, доворачивая корпус, вкладывая в удар всю, накопленную за время сидения на губе злость. Он валится на спину, я открываю его кобуру и вытаскиваю ПМ. Дерибас смотрит на меня, открыв рот.

– Мамчик! Быстро! Бери скотч! Вяжи руки этому …демократически настроенному пидору. Крепче! Сделай пять шагов назад!

Я пробую крепость скотча – теперь ноги! Быстрее!

– Чего орёшь? Тебе слабо выстрелить!

Я снимаю ПМ с предохранителя, мягко жму на курок, звук выстрела неожиданно громкий, сильно бьёт по ушам. Мамчик растерянно смотрит на меня, затем валится на пол, зажимая ладонью рану на бедре.

– Ты меня убил! Здесь же артерия! Я кровью истеку! Вези меня в госпиталь! Мама! Ааааа!

Из отдыхающей выбегает заспанный ефрейтор – чего случилось? Что за грохот?

Я бью его пистолетом по голове, несильно, чтобы проснулся.

– Ты! Заклей пасть этому…Мамчику!

Ефрейтора начинает трясти, он не может отклеить кончик скотча, я даю ему пощёчину – соберись, тряпка!

Он старательно залепляет стонущему Мамчику глаза.

– Стой. Мамчик, зачем ты это сделал?

– Что? Бляааа, больно…

– Зачем убил Филю, Тетерю, Пиночета?

– Я…меня…обидели…

– Обидели. Всех ебли, тебя не видели…Вяжи его!

Старательный ефрейтор залепляет Мамчику не только глаза, но и рот.

– Хорошо. Теперь руки. Сделал? Иди сюда, повернись спиной.

Он послушно поворачивается, я бью его ещё раз, на этот раз, вкладываясь в удар. С первого удара вырубить его не получается, из раны на его голове хлещет кровь, приходится добавить несколько раз, помещение становится похоже на мясные ряды. Я пячусь назад, держу Дерибаса на прицеле, левой рукой нащупываю телефонный шнур, и обрываю его.

– Капитан, капитан, улыбнитесь, ведь улыбка это флаг корабля, капитан, капитан…ты меня слышишь? Это тебе на память, стукач ебаный!

Я стреляю лежащему на полу начкару в колено – наверное, больно? Да? Ничего, будет время подумать, на больничной койке. Дерибас, иди сюда. Сейчас мы с тобой идём в парк, берём машину, и уезжаем. Дёрнешься – убью!

– Чч-то ты делаешь? Ты же себе срок только что поднял…Мы же выяснили, что ты невиновен в убийствах, Мамчик всё признает, я…я его заставлю…у меня опыт…ему не отвертеться…тебе же на дембель скоро,…что ты творишь?

– Ты не поймёшь. Пошли.

Мы выходим из караулки, на дороге никого нет, как обычно после обеда, часть опустела. Быстрым шагом доходим до открытых ворот автопарка. Недалеко от входа стоит УАЗик с открытыми дверями.

– Садись за руль, я рядом.

– Э!эээээээ! Куда? Выходи из машины! – к нам бежит чумазый сержант – вы кто такие? Кто разрешил?

– Рот закрой! – я показываю ему ПМ – на землю! Быстро! Считай до ста, медленно, будешь стараться, останешься жив. Давай!

– Один, два, три…

– Медленнее!

– Одииин! Двааа!

– Поехали!

Меньше чем за минуту мы доезжаем до первого КПП, никого из комендантов в поле зрения нет, КПП выглядит необитаемым, я толкаю Дерибаса в бок стволом пистолета – посигналь!

– Звуковые сигналы запрещены…

– Приди в сознание, граммофончик. Сигналь!

Дерибас послушно сигналит, минуты через полторы, неспешно, с чувством собственного достоинства, на крыльцо выходит сержант Третьяк, расстёгнутое пш услаждает любопытный взор рыжей шерстью, густо растущей на пухлой груди, бляха ремня привольно болталась в районе яиц героя.

– Шевелись, сука тупая!

Третьяк обалдело открывает рот – чтооо?

– В уши долбишься? Шевели жирной жопой!

Третьяк раздражённо открывает правую створку ворот, мы выезжаем из части, не дожидаясь, пока он откроет левую.

– Чего дальше будешь делать, герой?

– Езжай прямо, я скажу, когда повернуть.

– Ты понимаешь, что ты натворил? Минут через пять, обо всём случившемся доложат командованию части, они позвонят в милицию и ГАИ, те перекроют дороги, к вечеру тебя поймают, только на этот раз тебя поместят не на губу, где тебя охраняли твои дружки, и где тебе устроили курорт, а в тюрьму, к матёрым зека, которые обожают таких свежих мальчиков с упругими розовыми попками…

– Чувствуется глубокое знание