Самое гордое одиночество - Анна Богданова

Не успела я открыть дверь квартиры, как на лестничной клетке услышала разрывающийся телефонный звонок.

– Да! Да!

– Манечка, здравствуй, детка! Мы с тобой сегодня еще не разговаривали? – голосом, пронизанным печалью, проговорила Мисс Бесконечность.

– Нет, бабуля. Мы с тобой и вчера, и позавчера не разговаривали! Ты же вся в делах – освобождаешь Россию от злокачественной опухоли!

– Не под силу мне это, – с несказанной грустью молвил в ответ президент партии «Золотого песка», и вдруг коренная москвичка как с цепи сорвалась – воскликнула властным своим голосом, разработанным за 43 года работы преподавателем в интернате для умственно отсталых детей: – Никто на благо отечества трудиться не хочет! Я говорю одно, а эти остолопы делают совершенно другое! Велела им тут дворик озеленить – деревца посадить, весна ведь наступила, а весной всегда деревца сажают, так Рожков – дурак, взял да накупил каких-то пластмассовых палок с матерчатыми листочками и воткнул их под мое окно! Не могу я больше с ними! Сил моих нет! – негодовала она, затем смиренно так проговорила: – Все это суета сует, Манечка.

– Ну и правильно! В твои годы отдыхать нужно, а не чепухой заниматься!

– В мои годы не отдыхать нужно, а о душе своей подумать, – прошамкала она. – Мне тут сестра Феодулия много чего нового рассказала, на многое глаза мои спящие раскрыла! Оказывается, все мы в грехах погрязли, а не молимся! В храм божий не ходим, милостыню не даем, молитву не творим, сквернословим да обжираемся! И за все за это гореть нам в геенне огненной! Много, ох как много поняла я за последние дни, – пророческим тоном заключила она.

– Кто такая эта сестра Федула?

– Не Федула, а Феодулия! Какая ты, Машка, глупая! Монахиня она, на побывку домой приехала. Дочь Рожковых, – гордо заявила Мисс Бесконечность. – Собственно, я и звоню сказать тебе, что сложила с себя все президентские полномочия и ухожу в монастырь! – бухнула отличница народного просвещения.

– Чт... В как... – запиналась я, огорошенная невообразимым и фантастическим известием и в конце концов выговорила: – Хватит дурака валять! Куда тебе в монастырь-то?!

– Лучше творить милостыню, чем собирать золото. – Она все еще резала афоризмами, только смысл их, кажется, несколько изменился.

– Ладно, мне некогда, я еще не обедала, – сказала я, решив, что бабушку постигло новое увлечение и что оно, как и все остальные (будь то тщательное приготовление к собственным похоронам со скрупулезным составлением списка приглашенных – того самого списка смертников, из которого на сегодняшний день ни одного гостя нет уж в живых, или страстная любовь к искусственному осеменителю коров, которая так далеко зашла, что влюбленная восьмидесятивосьмилетняя Джульетта под покровом ночи бежала с ним из Москвы в деревню Хрячкино, или взять, к примеру, ее лидерство в партии «Золотого песка»), скоро пройдет.

– Не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст божиих! Зоечка! Зоечка! Возьми трубку и скажи Маше, что я ухожу в монастырь! – нетерпеливо воскликнула неофитка, призвав на помощь Гузку – Жорочкину пассию. Разговаривать у меня с ней не было никакого желания, но она схватила трубку и радостно заквохтала:

– Да! Вера Петровна действительно уезжает послезавтра в монастырь на постоянное жительство! Там есть все, что нужно, мы будем ее навещать, и вообще ей будет там лучше.

– А если бабушке там не понравится? Если ей не будет там так хорошо, как вам представляется? И вообще, что она там будет делать? Ей восемьдесят девять лет!

– Молиться, что ж еще?! – усмехнулась Гузка.

– Насколько мне известно, в монастырях еще и работают!

– Найдут и для нее посильный труд! – Ей не терпелось, чтобы бабушка поскорее куда-нибудь исчезла из квартиры и освободила маленькую комнату. – Если хочешь попрощаться с ней, подъезжай послезавтра к полудню. В 12 часов за ней заедет сестра Феодулия.

– А кто их повезет? – совсем растерялась я.

– Рожковы кого-то попросили, я не знаю точно. Передаю трубку Вере Петровне! – Она аж взвизгнула от неожиданно привалившего счастья – недаром Зожоры терпели присутствие Амура Александровича полтора месяца – это принесло совсем неплохие плоды.

– Слышала?! – Мисс Бесконечность сказала это так, будто в чем-то здорово обставила меня, утерев нос.

– Да как же это?!

– Вот так! Приезжай с девьками, проводите меня. И эту кликушу, сестру-то свою, Адку, прихвати. Со всеми хочу попрощаться! – приказала она.

– А если тебе там не понравится? – недоумевала я.

– Мальчики да девочки

Свечечки да вербочки

Принесли домой.

Огонечки теплятся,

Прохожие крестятся,

И пахнет весной... —

в ответ легкомысленно пропела старушка и бросила трубку.

Я скинула пальто и, забравшись с ногами в кресло, уставилась в одну точку – мне не верилось в то, что Мисс Бесконечность, подчас властная, подобно коронованной особе, иногда капризная, словно дитя малое, порой страстно увлекаемая все равно чем, будто подросток, попавший под влияние более сильной натуры, взяла вдруг и решилась отказаться от мирской жизни – от лидерства, к которому так стремилась, от ежедневного общения со своим обожаемым Жориком, от любимого телевизора, из которого она черпала афоризмы, и холодильника, набитого яйцами (к которым старушка питает особую слабость и ест по полдесятка в день), сгущенным молоком, пельменями и котлетами быстрого приготовления.

«Через два дня назад прибежит! Не сможет она там без телевизора, Жорика и холодильника! Зря Гузка так радуется! – подумала я и совершенно успокоилась – так, что даже телеграмму отбивать в Буреломы по поводу бабушкиного ухода из мирской жизни передумала. – Что в том толку? Мамаша приедет, попрощается, а Мисс Бесконечность на следующий день обратно прикатит!» – так размышляла я, когда в дверь позвонили.

– Маруся! Меня без разговоров приняли на стройку! – в неописуемом восторге кричал «лучший человек нашего времени», едва переступив порог. – Даже не спросили, есть ли у меня опыт работы! Представляешь?! Только очень удивились почему-то, что я москвич и у меня есть прописка. Толковали о карьерном росте – мол, от разнорабочего можно вырасти до прораба. Я им говорю – мне это совершенно не нужно, а Клячкин – это фамилия такая у моего начальника – заявляет, прищурившись: «Плох тот солдат, который не мечтает стать генералом!» Намекает, что я лукавлю. А мне ведь, Марусь, это совсем ни к чему – я в чернорабочие иду, чтобы созерцание ускорить и быстрее понять, в чем же смысл нашего пребывания на Земле! – Алексей говорил с жаром, слишком уж как-то возбужденно. – Так что завтра первый раз в жизни иду кабель прокладывать от котлована до огромного дома! Знаешь, Марусь, как вниз-то, в котлован посмотришь, голова даже кружится! Дна не видно! А чтоб на дом поглядеть, приходится так голову закидывать, что шапка на землю падает! Вот это масштабы! Вот это я понимаю! Не то что какие-то плюгавенькие буковки на экране монитора! Разве с ними смысл жизни разгадаешь, с литерами-то этими? Ни за что не разгадаешь!