Раубриттер - Борис Вячеславович Конофальский

наваждение. Он морщился словно от боли, когда открывал глаза и видел кавалера все на том же месте, где он и был.

— Друг мой, а вы понимаете, что после того, что вы рассказали, должно мне заточить вас в подвал. — Наконец произнес он. — Сообщить о деяниях ваших герцогу и ждать от него распоряжений.

«Хорошо, что я успел к нему первым с этой новостью», — думал Волков и говорил проникновенно:

— Граф, вы же благородный человек, что же мне было делать, как ответить на это оскорбление?

— Так не набегом же! — воскликнул граф. — Приехали бы ко мне, мы позвали их человека, он в Малене живет. Представитель кантонов.

— Били палками моего офицера, который поехал сопровождать обоз, как на такое ответить мне было иначе, не мог я стерпеть!

Били палкам как пса и потешались всей ярмаркой.

— Не будь вы мой родственник, так быть бы вам уже в цепях, — говорил фон Мален, с раздражением стуча пальцем по столу. — В цепях, любезный господин Эшбахт!

Да, скорее всего так и было бы. В этом Волков почти не сомневался.

— И что мне теперь писать герцогу? Соизвольте придумать, — продолжал он.

— А так и отпишите, что произошел случай неприятный, что горцы схватили моего офицера на ярмарке, схватили не по праву, лишь за то, что он привез к ним на ярмарку сыр, и учинили над ним расправу. А я его у них отбил, а, чтобы покрыть убытки, немного взял и у них.

— Уж не думаете ли вы, что курфюрст наш или канцлер его дураки, — язвительно спрашивал граф, — что они, коли до них дойдет жалоба из кантона Брегген, не проверят мои слова?

— А вы скажите, что письмо пишете с моих слов, — продолжал Волков, — а я сегодня же тоже напишу курфюрсту, а к письму отправлю серебра немного. Для убедительности, тысячи две.

— Для убедительности? — все еще язвительно переспросил фон Мален.

— Для убедительности, — кивал Волков.

Граф фон Мален смотрел на него и морщился, как от кислого, опять стучал ногтем по столу:

— Не будь вы мой родственник… Не хочу опечаливать вашу… сестру и мою дочь… Иначе…

А Волков, стоя пред ним в позе смирения и с заискивающей улыбочкой, подумал, что, может, его дочь не так уж и сильно опечалилась бы. Скорее всего, совсем не опечалилась бы.

— Единственное, о чем вас просили, так это не устраивать свар с соседями, единственное!

— То было дело чести, я не мог не ответить, — продолжал Волков. — Когда они меня грабили, так я терпел, вы же знаете…

— Ничего я не знаю, — резко ответил граф.

— Ну как же, я же говорил вам, что браконьеры ловили рыбу в моих водах, что подлецы взяли втридорога за каждое порубленное мной дерево, я и это стерпел, выплатил им все…

— Зато теперь, думается мне, вы поквитались с ними сполна.

— Только во справедливость взял я с них.

— Убирайтесь прочь с моих глаз, — поморщился граф. — И не забудьте немедля, немедля отписать письмо курфюрсту, а я пока напишу канцлеру, он мой хороший приятель, но и он, уверяю вас, будет очень вами недоволен. Молите Бога, чтобы все сошло вам с рук.

«Да, без Бога тут не обойтись», — думал Волков, сразу после графа намереваясь посетить и епископа.

Он поклонился и пошел к дверям.

— Да, кстати, а как там моя дочь? — уже чуть ли не в дверях окликну его граф.

Волков повернулся и ответил:

— Сегодня за завтраком была в прекрасном расположении духа, все утро чирикала, как птичка.

Граф махнул ему рукой, и он вышел.

А вот епископ был несказанно рад, что дело сдвинулась. Старик обещал написать о радости такой архиепископу в Ланн. Был уже поздний вечер, а он потащил кавалера за стол. Видно, бессонница была у старика.

Усадил его вместе с Максимилианом и Увальнем и потчевал до ночи. Спрашивал все, как дело было, хотел знать подробности.

И говорил все время:

— Вы истинный рыцарь Божий, длань Господа.

Волкову было, конечно, приятно это слышать, но сейчас ему было не до похвал. Сейчас ему нужна была поддержка епископа. И тот обещал, что сделает все возможное. Хотя… Хотя епископ Вильбурга очень не хорошо относится к кавалеру после случая с мощами. Но ничего, Бог, как говорится, не выдаст, так свинья не съест. Епископ обещал содействовать и отписать герцогу, что святые отцы графства просят не бранить рыцаря за восстановление своей чести.

Епископ отпустил их, когда Увалень стал засыпать прямо за столом, и предоставил им кельи в доме своем. Волков отвык уже спать без перин, но он так устал за последнее время, что заснул почти сразу, как Максимилиан помог ему стянуть сапоги.

Глава 28

Жадность — дело хорошее, но иногда нужно и наплевать на деньги.

Не цепляться за каждый крейцер, да еще не пытаться быть более спесивым, чем известный местный спесивец. Хорошо, что он разошелся без обид и претензий с бароном фон Фезенклевером, своим соседом. На дороге из Малена как раз встретил его. Узнал его еще издали по выезду в десяток рыцарей.

Думал раскланяться да проехать мимо, даже хотел дорогу уступить, чтобы пропустить кавалькаду барона, а не получилось. Барон остановил коня и улыбался ему, как старому и хорошему знакомому:

— Рад видеть вас, сосед, — он милостиво кивнул Волкову.

— Рад видеть вас, барон, — Волков кланялся в ответ ему.

— Ах, наделали вы шума.

— Вы о…

— О вашем рейде в кантон Брегген, кажется, вы нанесли визит на городишко Милликон.

— Был недавно проездом, — скромно сказал кавалер.

— И как вам там? Понравилось?

— Очень радушные и щедрые люди, — все также скромно говорил Волков.

— Щедрые, — засмеялся барон, и с ними стали смеяться рыцари из его свиты. — Щедрые, вы слышали господа? Какова острота.

— Значит, слухи уже разошлись по округе? — спросил Волков, довольный своей шуткой.

— Только о вас и говорят. Вас сейчас у нас в графстве поминают чаще, чем Сатану. Я еду в Мален, там собираются первые сеньоры графства, чтобы обсудить ситуацию.

— Интересное сравнение, — сказал Волков чуть обескураженный. — Значит, первые сеньоры графства будут обсуждать мои действия.

— А как же, вы, черт вас возьми, развязываете войну, нам надо знать, что делать, — говорил барон, но сам при этом, как ни странно, улыбался ему.

— Значит, будет война? — спросил Волков, вздыхая и думая, что архиепископ в Ланне будет им доволен.

— Нет-нет, — барон фон Фезенклевер мотал головой, — никакой войны не будет, граф и первые сеньоры графства подпишем петицию о мире, напишем, что вы самовольничали и