Разбивающий сердца - Яна Мелевич

- Хреново Гриша, - отзываюсь чуть недовольно, с трудом вылезая с кресла. Эй, почему бар вертится? Стены вернитесь, я вам все прощу. – Кошмарный сервис, - чуть заплетаясь, обвожу указательным пальцем помещение под внимательные взгляды посетителей.

- Эй, ребят, тут стены ездят! – весело раскидываю руки и мне совершенно насрать, что обо мне сейчас думает кучка недоумков, глядящих на мое поведение с легким ужасом.

Пока иду, меня мотает из стороны в стороны. Из-за этого спотыкаюсь о собственные ноги, задевая бедром декоративный резной столик. Под дружный «ах» падает два подсвечника и ваза с художественной композицией из каких-то кривых веток. Без понятия что это, но весь ужас, написанный на лицах работников данного заведения гласить о том, что нечто невероятно ценное. Кажется, я извинился. Или может дважды. Попытался собрать эту галиматью и едва не рухнул вновь на грязный пол, уткнувшись практически в красный палас.

- Выйдите, пожалуйста. Или мы будем вынуждены вызвать охрану!

Это вроде бы мне. Словно дамоклов меч надо мной стоит не то менеджер, не то официант. Молодая женщина, усталая и злая, в ее глаза осуждение – я ей неприятен. Таких она пачками за вечер выводит из бара в сопровождении молчаливых секьюрити. И меня эта реакция нисколько не удивляет. Наоборот, хочется заорать на весь зал: «Эй, да, я ненормальный. Меня уже не спасти. Презирайте меня, люди – вы будете правы».

Палец тянется к гарнитуре в ухе, дабы вызвать охрану, однако в последний момент замирает. Эльвира – так зовут менеджера. Имя значится красивыми буквами на аккуратном бейдже, приколотом к ее пиджаку – вчитываюсь в него, чуть прищурив глаза, пока женщина старательно изучает меня. Она облизывает губы, стираясь часть тонкого слоя розовой помады. Вздыхает, затем спрашивает:

- С вами все в порядке? Может нужна помощь?

Сегодня все жаждут мне помочь. Да, Эльвира, помощь мне нужна. Но не та, которую можешь оказать ты или кто-то из присутствующих тут людей. Нет даже никакой гарантии, что я ею воспользуюсь, ибо тонуть проще, чем барахтаться на поверхности. Открываю рот и снова закрываю, с трудом поднимаясь. Меня шатает, интерьер вокруг тоже – будто качка в вагоне поезда, где красивые картины болтаются на одиноком гвозде.

На улице ни ветерка. В расстегнутом зимнем пальто, без шапки и глядя в темнеющее небо я не ощущаю холода. Или может мне уже все равно, пока стою и выдыхаю дым изо рта каждый раз, когда затягиваюсь сигаретой. Вкус у них отвратительный – горький и совершенно неприятный. Надо было брать другую марку, но выбора особо не было.

Перед глазами все плывет, а небо сливается в одну темную массу. С которой валят белые мелкие точки. Они падают на кожу, волосу и землю вокруг, усыпая белым ковром территорию парковки. Желание сесть за руль перекрывают остатки здравого смысла. Если мне хочется совершить подобное, я должен сделать это там, где не смогу причинить вред другим людям. Нельзя садиться пьяным за руль, в каком бы критическом состоянии не находился. Потому докуриваю сигарету и чуть пошатываясь, делаю первый шаг в сторону входа. Всего-то нужно выйти на свет фонаря, дабы открыть приложение и вызвать такси. Несколько шагов, пара манипуляций пальцами…

Меня тошнит, желчь подступает к горлу, хотя ничего кроме коньяка там нет. Хватаюсь за стену и внезапно пытаюсь вспомнить какой сегодня день. Понедельник? Вторник? Или уже пятница? От осознания потерянного времени пробирает смех и, прислонившись к холодной кирпичной стене, начинаю хохотать словно ненормальный. Ноги разъезжаются из-за неочищенного местами льда, скрытого под слоем снега. Провожу ладонью по лицу, задевая синяк и рану на губе, чувствую горячие слезы, что льются бесконечно. Меня настолько накрыло, что дальше просто некуда. Вокруг беспросветная темнота, а я в лабиринте без выхода. И вместе с этими странными, непонятными эмоциями накрывают воспоминания последних событий.

- Забирай свои бабки и катись в жопу, Воронцов.

Он стоит, сунув руки в карманы и смотрит на разорванные части нашего договора. Все деньги вместе с неустойкой я скинул ему на счет до копейки. Мой собственный бюджет – это теперь большая финансовая яма. Оплатить налоги, выплатить Ане остатки зарплаты, закрыть дело, закончить с ипотекой и погрузиться в хаос. Я даже готов оставить Чучундре эту чертову квартиру, пусть будет хоть какая-то компенсация от связи со мной – она уж точно не заслужила всей этой грязи.

Только в холодном взгляде ничего не читается, даже сожаления. Насрать ему с высокой колокольни на то, как он выглядит в моих глазах. Самоуверенность – выше гор Кавказа. Расправив плечи, продолжает напряженно следить за мной, чуть прищурив взгляд и наклонив голову на бок. Лишь легкая усмешка касается губ, когда я говорю ему:

- Ты больше не подойдешь к ней, понял? Или я лично потащу ее в клинику и заставлю написать заявление.

- О, ты мне угрожаешь? – голос спокойный, Леонид Воронцов чуть наклоняется вперед и ставит свои руки поверх разорванных в клочья бумажек, поглядывая поверх очков, приспущенных на нос. – Силенок-то хватит, Казанова? Кто ты и я? Мозг свой включи, запудренный бабским нытьем и осознай уже, что у тебя никаких шансов. Что она тебе напела, Сташенко? Будто бы я ее бил?

Подрываюсь с места, в секунду преодолевая расстояние в пару метров до его стола и буквально огибаю, схватив за рубашку. Где-то на задворках визжит секретарша и лепечет что-то насчет охраны, но мне откровенно наплевать. Встряхиваю его раз, другой – очки съезжают сильнее, пока меня буквально разрывает от злости и накопленной ярости. Не могу, хочу разорвать его и одновременно себя.

- Я видел все своими глазами! – ору ему в лицо, занося кулак и ударяя в челюсть.

Была бы возможность, избил до полусмерти, может отпустило немного. Только за секунду до следующего удара в кабинет врываются охранники Воронцова. Оттаскивают меня от своего хозяина, точно пара голодных псов и один из ударяет под дых, мгновенно выбивая воздух из легких. Бой изначально неравный – пока пытаюсь отбиться, разбивая в кровь костяшки и действуя на инстинктах, мне несколько раз прилетает по лицу и ребрам. До такой степени больно, что в итоге не выдержал заваливаясь. Они держат меня, избивая методично и где-то на задворках мелькает мысль, что может вот он? Конец? Я слабак, сделал больно одной и не сумел защитить другую. Даже свою семью не смог удержать – наказание соответствует проступку.

- Хватит, хватит. Не хватало еще пачкать мой ковер кровью этого придурка, - Воронцов вытирает аккуратно кровь поданной салфеткой, а рядом на него преданно смотрит секретарша.

Я падаю на колени, кашляя кровь и с ненавистью смотря на него. На лице женщины рядом – неописуемый восторг. Она гордится им, восхищается. Круглое лицо сияет любовью и пониманием – ее мужчина настоящий самец, победивший противника. От этого еще более мерзко на душе: неужели женщины так легко поддаются этой мишуре двоякой мужественности?

- Ты действительно думал, что можно вот так явится в мой офис и устроить тут побоище? И, Боже, во имя кого! – хохочет Леонид и качает головой, пока с трудом пытаюсь дышать, игнорируя боль во всех отбитых частях тела. – Какая-то мылодрама из Мексики, честное слово. Чем вас цепляет, а? Щенок ее тоже защищал, пока она не проявила свою сущность. Посмотрим, насколько хватит тебя.