Гонщик - Дмитрий Матвеев

Дорохина побывала в гостях у одной своей подруги. Помимо нее на утренний кофе собрались еще с полдюжины дам. Дорохина в красках поведала им о том, что происходило накануне у баронессы Сердобиной, умоляя сохранить это в тайне. Конечно же, сразу после чашечки кофе пресловутые дамы побежали каждая к своей лучшей подруге и под большим секретом поведали им тайну танцевального вечера. Сейчас, думаю, полгорода уже судачит о вашей тайной силе. А к вечеру ни о чем ином разговоров и не будет.

— О боже! — я закрыл глаза ладонью. — За что мне такое наказание?

— Наказание? Как сказать. Иные завсегдатаи салонов многое бы отдали за подобную репутацию, а вы все недовольны. Впрочем, пусть их, — переменил он тему. — Как вам этот красавец? Он похлопал рукой полированный борт «Даймлера».

Я не стал критиковать аппарат, щадя чувства Игнатьева.

— Оставьте мне его, скажем, до пятницы. Надеюсь, я смогу вас удивить.

— Охотно. Тогда вот что: в пятницу приезжайте прямо на нем к ужину к нам в особняк. Отец изъявил желание познакомиться с вами лично, а не только по моим рассказам. Никого постороннего не будет, только мы втроем и никаких танцев.

Видя, как я демонстративно хмурюсь, он махнул рукой:

— Все, все, Владимир Антонович, больше не буду.

И удалился.

— Что за история? — полюбопытствовал Клейст.

— А-а, — поморщился я, — баронесса Сердобина, танцуя танго в паре со мной, настолько прониклась духом танца, что не смогла далее принимать участие в вечеринке. Собственно, на этом все и закончилось. Ну а дальше — слухи, которые, как вы знаете, с каждым пересказом увеличивают масштабы произошедшего. Не удивлюсь, если к утру окажется, будто я мессмеритическим образом так воздействовал на присутствующих дам, что все они поголовно бились в экстазе, а горничные и кухарки домогались дворника и кучера с самыми развратными целями.

— Да, — сочувственно покивал механик. — Слухи — это зло, сколь безусловное, столь и неистребимое. Но давайте к делу: что мы будем делать с этим «Даймлером»?

— «Даймлеру» мы просто поменяем кузов, благо, сделать это не слишком сложно. Я подготовлю эскизы, отдам их в каретную мастерскую, там изготовят детали, а мы смонтируем их на этом шасси. А еще я хотел бы вместе с вами осмотреть конструкцию и «Даймлера», и вот этого безымянного красавца. Все удачные решения надо будет отметить и позже воплотить в нашем гоночном монстре.

— Непременно!

В Клейсте вдруг проснулся энтузиазм, он уже был готов кинуться в бой с гаечным ключом наперевес, но я его остановил.

— Николай Генрихович, скажите, вы знаете все эти бюрократические процедуры, которые требуется выполнить для того, чтобы заявить на гонку себя и свой мобиль?

— Конечно!

— А я вот, к стыду своему, не знаю. Поэтому хочу вас попросить об одолжении: возьмите на себя эти хлопоты. Для разъездов можете использовать мой мотоцикл. А я пока займусь этим несчастным фургоном.

Неделя выдалась та еще. Мы с Клейстом пахали, не разгибаясь. Мишка, малость окрепнув, помогал по мере сил и умений, и тут же на ходу учился. Парнишка оказался ловкий и сообразительный, и весьма полезный, когда нужно было залезть в какие-нибудь узкие и тесные места.

Я выбрал время и заглянул к помещице Томилиной, чтобы выразить соболезнования и заодно извиниться за неуместную записку. Она была дома и даже приняла меня в гостиной за чаем. В этот раз она ничуть не походила на ту жизнерадостную, пышущую энергией женщину, что я видел чуть больше недели назад. Темное платье, черный чепец — траур. Взгляд потерянный, движения чуть суетливые. Видно, что женщина переживает, и наверняка винит себя во всем произошедшем.

— Здравствуйте, Владимир Антонович, — приветствовала она меня. — Присаживайтесь к столу, наливайте себе чаю, угощайтесь.

Голос тихий, тусклый, словно выцветший. Это действительно та самая дама, которая полночи не давала спать всем соседям?

— Здравствуйте, Анастасия Михайловна. Позвольте прежде выразить вам свои искренние соболезнования в связи со столь безвременной гибелью вашего подопечного. Смерть человека — это всегда трагедия, но смерть молодого человека — трагична вдвойне. Поверьте, я это знаю.

Конечно, знаю. Сам помирал безвременно. И тридцать лет — вполне еще молодость. Жить да жить! Впрочем, не мне жаловаться на судьбу: живу вот, вдов смущаю одну за другой… М-да, не о том думаю. Надо бы поддержать женщину, пока она себя чувством вины не удавила. Ведь наверняка считает, что не устрой она той ночью наше бурное свидание, так и племянник остался бы жив. По моему личному и тайному мнению, она права. Но вслух, ради нее самой, я поддержу версию полиции.

— Простите меня бога ради за ту глупую записку. Поверьте, я ничего не знал о вашем горе. Только вчера зашел в полицию, там меня и ошарашили этой новостью, словно пыльным мешком из-за угла. Но сказали, что убийца найден и при задержании застрелен. Так что отомщен племянник вашей подруги.

— А за что его так, не говорили? — встрепенулась Томилина, обратив на меня взгляд, полный боли и надежды.

— Говорили. Доказательств этому нет, но у подруги вашей несколько месяцев назад объявился воздыхатель, очень рассчитывающий прибрать к рукам ее состояние. А племянник, как вы понимаете, у него на пути стоял, вот и…

— Это правда?

— Абсолютная. Мне господин Боголюбов сам обо всем поведал.

На лице женщины явственно проявилось облегчение. Я продолжил:

— Кстати, Боголюбов еще обмолвился, что тем вечером вы лишь чудом смерти избежали. У того убийцы правило было: свидетелей в живых не оставлять. И коли ехали бы вы вместе с племянником вашей подруги, так в один день вас обоих бы и похоронили.

— Это правда?

— Истинная правда. Богом клянусь!

Я широко перекрестился на иконы в красном углу, а внутренне хмыкнул: тоже мне, сам в бога не верю, в церковь не хожу, а туда же, клясться решил. Однако на Томилину это произвело буквально волшебное действие: помещица всхлипнула раз, другой и, внезапно для меня, разрыдалась.

У меня не слишком большой опыт в области утешения плачущих женщин. Собственно говоря, я знаю только один способ, его я и применил. Просто шагнул вперед, обнял Томилину за плечи и привлек к себе. Она же, машинально обхватив меня чуть повыше пояса и уткнувшись мне в бок, ревела белугой, а я гладил ее по голове и говорил всевозможные подходящие к случаю глупости. Позади скрипнула дверь: служанка сунулась с флаконом нюхательных солей. Я раздраженно отмахнулся: мол, убирайся, и она тут же скрылась.

Слезы, в том числе и женские, рано или поздно заканчиваются. Закончились и эти. Оторвавшись от моего изрядно подмоченного