Дневник призрака - Ирина Лобусова

— Не пью я. А деньги возьму. На храм Божий пожертвую. Храму ой как нужны деньги.

— Ты мне вот что скажи… — Девица пьяно рыгнула. — Это твой господь тоже управил? — она махнула в сторону сгоревшего флигеля.

— Где ж ты так нагрузилась? — нахмурился старик.

— В гостинице «Красная»! — нагло ответила девица. — Судно пришло с иностранными моряками! Угощали щедро. Так что, кто управил?

— Господь друга моего спас, — вздохнул старик, — не было его, как загорелся дом. Значит, он и управил.

— Добрый ты, — тяжело вздохнула девица, — хороший человек. А вот я пропащая.

И, неожиданно усевшись на землю, она залилась пьяными горючими слезами. Старик вышел из дома, подошел к ней, поднял за плечи.

— Плохо тебе, девонька?

— Ой, плохо… — рыдала пьяная девица.

— Пойдем-ка ко мне. Я чай с травками заварю, он хмель из тебя-то и выгонит, душу успокоит.

Как послушный ребенок она пошла за ним. Минут через 15 уже сидела в чистенькой, но бедно обставленной комнатке в подвале, потягивая горячий травяной чай, и трезвела на глазах.

Отличительной чертой этой скромной, но уютной комнаты было то, что все стены ее были увешаны иконами. Некоторые из них были довольно дорогими, оправленными в серебро, а некоторые — простыми, в деревянных рамах.

— Давно в Бога веришь? — спросила девица, как-то разом растеряв всю свою наглость.

— Всю жизнь. Я же много лет в монастыре жил. Как монастырь закрыли — теперь здесь.

— Монахом был? — Глаза девицы округлились.

— Священником.

— Да ты что! А чего ж не постреляли-то тебя?

— Да вот не постреляли. Господь защитил. Даже не арестовали. Господь видит, что слово его на земле несу, вот и защищает по мере возможности.

— А я думала, ты в лагере с этим другом своим, который не сгорел, познакомился. Манька сказала, что мужик этот, Антон, в лагере сидел.

— Артем, — поправил ее старик, — звали его Артем. Нет, мы много лет знакомы. Еще когда я при монастыре жил, Артем часто до нас приходил.

— Тоже верующий?

— Нет, — старик покачал головой, — не верил он, к сожалению. Литейщиком он был и кузнецом. Колокола делал. Нам колокола отливал. И были они живые. Дар у него божий.

— Как это — живые колокола? — не поняла девица.

— Да вот так. Колокола имеют живую душу, сходную с душой человеческой. Спасти человека могут, а могут и погубить, если большой грех совершил. Не каждому дано колокола отливать. У Артема дар божий. Он всегда этим занимался. А как вернулся из лагерей, вспомнил давнее мастерство.

— Где же теперь твой друг?

— Исчез. Вот как раз перед пожаром. Я все ждал его, а его нет.

— Уехал, может, к родственникам, — девица передернула плечами.

— Никого в живых у него не осталось. Ни одной близкой души на свете. Чую, беда приключилась с ним, да ничем помочь не могу. Только молиться.

— Интересный ты человек! — засмеялась девица. — За других переживаешь, а за себя как?

— А за меня Господь печется и в обиду не даст. Все предопределено Господом свыше. И гонения на веру мою, и страдания за свою праведность — за все воздаст Господь по заслугам. Каждому свое.

Поблагодарив старика за чай, девица ушла из уютной комнаты. Поднявшись к себе, тщательно заперлась на замок.

Зина (а это была именно она) сняла тяжелый рыжий парик, вытерла взмокший лоб. Вот уже третий день она жила на Запорожской, снимая комнату у Маньки и пытаясь нащупать след исчезнувшего Артема. Она с увлечением изображала вечно пьяную проститутку. И даже вошла во вкус, чувствуя себя настоящей актрисой.

И вот теперь перед нею впервые забрезжил некий свет. Она узнала не только профессию Артема, но и то, что когда-то он был связан с монастырем, отливал там колокола. Решив выяснить у Федьки-сектанта название монастыря, Зина легла на неудобную, жесткую постель.

Снять комнату на Запорожской и разузнать как можно больше об исчезнувшем друге покойного Михалыча было ее первым шагом. И шаг этот очень понравился Бершадову. Теперь ей предстояло сделать второй.

Было около шести утра, когда Зина, надев парик, вышла на крыльцо дома. От вчерашнего ливня не осталось и следа. Небо было ясным, как лазурь. Сквозь редкие облака пробивались уже яркие и слепящие полоски солнца. Крестовская с наслаждением вдыхала чистый после дождя воздух.

Без грамма ночной косметики она чувствовала себя неуютно. Одно утешало — мало кто встает в этом доме так рано.

Зина была здесь всего ничего, но уже успела поразиться тому, как люди, живущие здесь, отличались от людей в ее районе. Здесь поселялись в основном выходцы из села, приехавшие в большой город на заработки и оставшиеся жить до конца жизни.

Полное отсутствие культуры, безграмотная речь, абсолютное отсутствие каких-либо манер, пьянство, лживость, хитрость, стремление урвать — все это было отличительными чертами таких людей, и Зина видела их насквозь.

Примечательно было то, что никто из жильцов нигде не работал, никто не вставал рано на фабрику, в контору, на завод. Обитатели дома спали допоздна, затем выползали из своих нор, чтобы до самого вечера бегать по делам, демонстрируя невероятную занятость. Что за дела, никто не уточнял. Впрочем, Крестовская уже привыкла к этому и отлично знала такую одесскую особенность. Только в Одессе можно было нигде не работать, зато «по делам» бегать и крутиться весь день!

И жители этого дома не бедствовали. Здесь много пили — все, что попадалось под руку, хорошо ели, громко общались трехэтажным матом из раскрытых окон. И Зина понимала, почему так невзлюбили благообразного старика, живущего в подвале, — за культуру, непохожесть на всех остальных, интеллект.

Пусть его интеллект, его отдушина была в непонятном, мифологическом Боге — все равно это было намного ценней, чем хитрость, лживость, пьянство, бездушность и горлопанство с самого утра. Здесь он был как кость в горле — обличитель людских пороков. И Зину страшно тянуло к общению с этим стариком. Она чувствовала, что в нем — важный ключ. А потому, встав пораньше, поспешила к подвалу, надеясь, что он не спит, ведь молитва — это труд, а ради духовного труда можно и всю ночь не спать, и проснуться рано.

И действительно старик не спал. Окна его были открыты, и горел свет. А спустившись по узкой лесенке вниз и проникнув в коммуналку подвала, Зина услышала из-за двери довольно громкое бормотание. Он читал свои молитвы.

Она легонько постучала костяшками пальцев, чтобы не разбудить других обитателей подвала. Старик открыл сразу.