Лицо ее закройте - Филлис Дороти Джеймс

Она стояла на коленях у маленького че­моданчика в комнате Элеоноры – заворачи­вала какие-то кувшинчики и флаконы. Подняла к нему заплаканное лицо. Этого еще не хватало. Он обозлился – повсюду страдания Кэтрин жутко противная делается, когда плачет. Может, это было одной из причин, по ко­торой она с детства научилась переносить го­ре – и все прочее – стоически. Стивен ре­шил не обращать внимания на это вторже­ние в его собственное горе.

– Кэти, – сказал он, – какого черта она созналась? Херн абсолютно прав Они никогда не доказали бы ее вины, если бы она молчала.

Он за все это время один раз назвал ее Кэти, тогда тоже ему что-то надо было от нее. Даже если он называл ее так, когда целовал ее, имя это было проявлением любви. Она посмотрела на него:

– Разве ты ее не знаешь? Она ждала, когда умрет отец, потом – созналась. Не хотела оставлять его; она ведь обещала не отдавать его в больницу. Она только поэтому молчала. Она сегодня сказала Хинксу о Салли, провожая его до дома.

– Но она сохраняла невозмутимость на протяжении всего разбирательства.

– Думаю, хотела узнать, что же все-таки случилось. Ведь никто из вас ничего ей не сказал. Ее, видно, мучила мысль, что последним посетителем у Салли был ты, что это ты запер дверь.

– Да, я знаю. Она пыталась выведать это у меня. Я-то решил, она спрашивает – не я ли убил Салли. Они должны будут смяг­чить приговор. Преступление непреднаме­ренное. Какого черта Джефсон не едет! Мы ведь звонили ему.

Кэтрин разбирала книги, которые дос­тала из тумбочки, и раздумывала – упако­вывать их или оставить. Стивен продолжал:

– Они в любом случае отправят ее в тюрь­му. Мама – в тюрьме! Кэти, я не пережи­ву этого!

Кэтрин, всю жизнь испытывавшая к Эле­оноре Макси любовь и почтение, чувство­вала, что и ей не пережить этого.

– Тебе не пережить! Подумать только! – взорвалась она. – Тебе и не надо пережи­вать. Это испытание ей предстоит. И за­помни – она из-за тебя туда попала!

Кэтрин не могла остановиться, в бешенстве она стала ему припоминать и свои собственные обиды.

– И еще, Стивен. Не знаю, как ты ко всем нам относишься – ко мне, например. Больше не буду к этому возвращаться, но знай: между нами все кончено. Господи, да не на­ступай на бумагу! Я же складываю вещи.

Она рыдала теперь не на шутку, как ре­бенок. Слова вылетали с такой скоростью, что он едва разбирал их.

– Я любила тебя, а теперь кончено, не люблю. Не знаю, на что ты рассчитыва­ешь, мне безразлично, Все кончено.

А Стивен никогда и не хотел, чтобы их роман продолжался, он смотрел на покрытое пятнами лицо, на опухшие веки, на выпу­ченные глаза и со злостью ощутил, как его сдавили досада и печаль оттого, что кон­чается все так скверно.

Месяц спустя после того, как Элеоноре Макси был вынесен приговор по обвине­нию в убийстве при смягчающих обстоятельствах, Далглиш в один из своих редких вы­ходных дней заехал в Чадфлит по пути из Эссекса в Лондон – там у реки он держал свою парусную шлюпку. Конечно, крюк пришлось сделать не очень большой, да он особенно и не задумывался, что именно заставило его сделать эти три лишние мили по извилистым, затененным деревьями до­рогам. Проехал мимо дома Пулленов. В окнах гостиной горел свет, на фоне за­навесей темнели очертания гипсовой овчарки. Миновал приют св. Марии. Дом словно вымер, у входа притулилась коляска – един­ственное доказательство, что там кто-то живет. Деревня обезлюдела, в дремотной тишине и покое обитатели пили послеполуденный чай. Когда он проезжал мимо магазинчи­ка Уилсона, занавеска на входной двери отодвинулась и вышел последний покупа­тель. Это была Дебора Рискоу. Она несла тяжеленную корзину с продуктами, и он, повинуясь мгновенному порыву, остановил машину. Он взял у нее корзину, а она скольз­нула на сиденье подле него, прежде чем он успел испугаться собственной наглости или удивиться ее уступчивости. Глянув ук­радкой на ее спокойное лицо, он отметил про себя, что она избавилась от скованно­сти и напряженности. По-прежнему была красива, но выражение безмятежной отре­шенности напомнило ему о ее матери.

Когда повернули на подъездную аллею к Мартингейлу, он притормозил, но она едва заметно кивнула головой, и он пока­тил дальше. Буки стояли в золотой листве, но полумрак приглушил краски. Первые опавшие листья хрустели в пыли под коле­сами. А вот и дом, такой же, каким он увидел его в первый раз, только стал тем­нее и мрачноватей в меркнущем свете. В холле Дебора сбросила кожаную куртку и размотала шарф.

– Спасибо. Я так обрадовалась. Сти­вен уехал на машине в город, а Уилсоны развозят продукты сами только по вторни­кам. Я вечно забываю что-нибудь заказать, а на неделю не хватает. Может, выпьете вина или чашку чая? – Она усмехнулась с ехидцей. – Ведь вы же не при исполнении служебных обязанностей. Или я ошибаюсь?

– Нет, – ответил он, – не при ис­полнении. Решил проветриться.

Она не стала расспрашивать, он после­довал за ней в гостиную.

Здесь не так все блестело, как раньше, меньше мебели, но наметанным глазом он отметил, что особых перемен нет, пусто казалось оттого, что исчезли безделушки, личные вещи обитателей дома.

Словно угадав, о чем он думает, она ска­зала:

– Я здесь почти все время одна. Марта ушла, вместо нее у меня теперь две прихо­дящие женщины, живут в пригороде. Это они называют себя приходящими, а я ни­когда не знаю – придут они в следующий раз или нет, что придает нашим отноше­ниям особую остроту. Стивен, конечно, проводит дома почти все выходные, спа­сибо ему. До маминого возвращения еще уйма времени, я успею прибраться. Сей­час занимаюсь бумагами – завещанием отца, налогами на наследство; адвокаты замучили.

– А хорошо ли, что вы здесь одна? – спросил Далглиш.

– Мне не страшно. Кто-то из нашей семьи должен жить здесь. Сэр Рейнольд пред­лагал мне свою собаку, но они у него та­кие шумные. К тому же он их не приучил изгонять духов.

Далглиш взял бокал, который она ему протянула, и спросил о Кэтрин Бауэрз. Уж о ней можно было спокойно расспра­шивать. Его совершенно не занимал Сти­вен Макси и слишком занимал Феликс Херн. А спрашивать о малыше – значит вспоми­нать о золотокудром привидении, чья тень и так витала где-то рядом.

– Я иногда встречаюсь с Кэтрин. Джимми сейчас в приюте, Кэтрин частенько наез­жает туда с его отцом и забирает домой. Думаю, она выйдет замуж за Джеймса Ритчи.

– Как неожиданно дело обернулось, не находите?

Она засмеялась:

– Не думаю, что Ритчи догадывается об этом. Но было бы очень хорошо. Кэт­рин любит ребенка, искренне заботится о нем. Мне кажется, Ритчи будет с ней сча­стлив. Вряд ли кто-то рассказывал вам о моей маме. У нее все хорошо. Она дер­жится, не падает духом. Феликс Херн в Канаде. А брат пропадает в больнице, он страшно занят. Но говорит, что его там все опекают.