Мадам Осень - Инна Бачинская

— А у нашего Леши новое хобби, — сказал Монах.

— Какое?

— Он теперь защитник прав животных. Журналист-анималист, так сказать. Пишет о бездомных собачках.

— Правда? — Лара захлопала в ладоши. — А где можно прочитать?

— Это пока только замысел.

— Леша, я вами восхищаюсь! — воскликнула Лара. — В мире осталось так мало доброты.

— Делаем, что можем, — скромно сказал Добродеев.

— Мальчики, Поярков спрашивал меня о моих книгах, откуда я беру сюжеты, с кем из читателей состою в переписке… значит, это правда? Про «книжного» убийцу? — спросил Сунгур. После выпитого он оживился, на щеках появился румянец. — Я, признаться, думал, что вы меня мистифицируете.

— Правда, Кирилл. Более того, мы, кажется, «нащупали» возможного подозреваемого, — сказал Монах.

— Что такое «книжный» убийца? — спросила Лара.

— Это… э-э-э… читающий убийца, с позволения сказать. Путем ряда аналитических умозаключений мы с Лешей пришли к выводу, что некто читает книги вашего отца, а потом совершает убийства по описанной там схеме.

— Убийства? По нашим книгам? Отец, ты не говорил!

— Не придал значения, девочка, а потом выпустил из виду.

— Но это же… невероятно! — воскликнула Лара. — Зачем? Кто он такой?

Монах пожал плечами.

— А таинственная женщина, которая влезла к нам… ее так и не нашли? Это не она «книжный» убийца? Или она вам всем привиделась? Какая-то мистика, честное слово.

Добродеев и Монах переглянулись. Добродеев кашлянул и сказал:

— Женщина — реальное лицо, Ларочка. Правда, это не женщина.

— Не женщина? А кто?

Добродеев, как опытный интриган, держал паузу и смотрел загадочно.

— Вы действительно ее знаете? — заинтересовался Сунгур. — Кто? Леша! Олег!

Монах ухмыльнулся:

— Ваш друг Абрамов. Вот кто. В юбке.

— Валерий Абрамов?! — изумился Сунгур. — Вы шутите!

— Валера Абрамов? Как это — Валера Абрамов! Вы… правда? — лепетала потрясенно Лара. — Не может быть!

— Он сам признался, — сказал Добродеев. — Мы прижали его к стенке, и он раскололся. И укусил меня тоже он… — Добродеев с трудом удержался от неприличного слова.

— Но зачем?

— Черт его знает! Он вообще со странностями. Говорит, хотел посмотреть… — увильнул от ответа Добродеев.

— Он любил маму, — вдруг сказала Лара. — Я поняла это, когда он пришел с цветами… он так говорил о ней!

— Ларочка, как насчет чайку? — спросил Сунгур. — Иди поставь чайник.

— Сейчас, папочка! — Лара побежала в кухню.

— Лара не знает, что он ее отец, — сказал Сунгур.

— Так ты знал? — удивился Добродеев.

— Я подозревал. Уж очень Алена над ним издевалась… она умела быть безжалостной. А когда Ларочка сказала, что он зачастил с цветами, я все понял. Мое освобождение, должно быть, очень его разочаровало.

Добродеев хихикнул:

— Не то слово, Кира. Он был убит. Он уже все спланировал: Лара одна, нуждается в поддержке, и тут он, рыцарь на белом коне! Любимый папочка, с которым ее разлучил коварный лже-отец и лже-писатель.

Сунгур впервые улыбнулся.

— Действительно, странный персонаж. Не ожидал…

— Мы ничего Ларе не скажем, — пообещал Добродеев.

Сунгур махнул рукой:

— Абрамов сам скажет рано или поздно. Это не важно, как бы там ни было, она моя дочь.

— Между прочим, письма Алене — тоже он, — сказал Монах.

— Письма? Абрамов? — Сунгур переводил взгляд с Монаха на Добродеева, не вполне веря. — А с «книжным» убийцей что? Вы сказали, нащупали его? Это не Абрамов, случайно?

— К сожалению, нет. Это другой человек. Гипотетически. Имя Александр Дронов ничего вам не говорит, Кирилл? — спросил Монах.

— Александр Дронов? — Сунгур задумался. — Ничего.

— Он когда-то посещал ваши семинары.

— Возможно. Их многие посещали.

— У нас есть его фотография, — сказал Монах.

…Сунгур, нахмурившись, долго всматривался в черно-белую фотографию с группой студентов. Потом сказал:

— Боюсь, я его не припоминаю. Что он за человек?

— Жаль, — сказал Добродеев. — Ну, ничего, зайдем с другой стороны. Мы не знаем, что он за человек, Кира, и зачем делает то, что… делает. Если это он, конечно. Сначала мы вообще думали, что это женщина, Мадам Осень. А этот Дронов… До недавнего времени он работал в «Арт нуво» корректором, мог читать твои рукописи. Абрамов узнал его, хоть и не сразу, тот очень изменился. Сказал, что Дронов учился с ними, посещал твои семинары, а потом куда-то исчез. Я даже думаю, что ты мог видеть его в издательстве, но не узнал. Мы думали, ты его вспомнишь и станет понятно, с какой радости он вцепился в твои книги.

Сунгур покачал головой:

— Поярков тоже работает с этими убийствами, выспрашивал меня про книги, откуда сюжеты, сверлил взглядом. Но вы его обскакали, ребята. Не поделитесь информацией?

— Снимем сливки и поделимся, — сказал Добродеев. — Самим интересно.

— Чай! — объявила Лара, появляясь из кухни с чайником. — Леша, доставай чашки из серванта. Олег, в кухне торт и нож, нарежьте, пожалуйста.

Сунгур уже не смотрелся таким несчастным, вспоминал разные смешные случаи из журналистской практики; Лара раскраснелась и охотно смеялась.

— Когда вы собираетесь к Дронову? — спросил Сунгур, провожая их до калитки. — Вы же собираетесь к нему?

— Собираемся. Завтра, наверное.

— Можно с вами?

— Нет, Кирилл, мы сами. А потом придем и доложимся.

— Буду ждать. Надо же… у меня в голове не укладывается… — Он махнул рукой. — Вы там поосторожнее, мало ли что, и сразу позвоните. А еще лучше — загляните лично. Обещаете?

На том расстались.

…Добродеев и Монах стояли перед старым бревенчатым домом со слегка «окосевшей» крышей, с кривоватым крыльцом, явно нежилого вида. На отшибе Посадовки — дальше были лес да овраги. День был неяркий, сероватый, безветренный; собирался дождь.

Монах толкнул заскрипевшую калитку, и они вошли в заросший травой двор. Едва заметная тропинка вела к дому.

— Смотри! — Добродеев тронул локоть Монаха. — Что это?

— Костер, Леша. Пепелище.

Справа от дома зияла, словно вход в преисподнюю, черно-седая дыра кострища. Вокруг валялись обгоревшие листки бумаги. Монах поднял один — это была страница из книги.