Черные шляпы - Патрик Калхэйн

— Если бы не он, где бы, к чертям собачьим, я была?

— Нигде! — закричали десятки зрителей.

— Точно, черт подери!

Она взобралась на поставленный для нее стул и начала напевать своим низким грудным голосом новый текст:

— «Привет, пьянчужки!» — это мое приветствие в ночном клубе, всем и каждому… Скажу вам, это значит — привет, приятель, разве мы здесь не похожи, все и каждый?…

За время перерыва в выступлениях, так предусмотрительно устроенного Фрэнки Йелем и его мальчиком Капоне, Текс составила абсолютно новую программу с новыми костюмами для шести девушек на сцене: все с крошечными вуалями телесного цвета, усыпанными хрусталем, которые прикрывались кружевными веерами. Джонни не просматривал новую программу перед ее показом, и Уайатт понял, что молодой Холидэй не слишком доволен — и не из чувства собственника, а из-за того, что теперь каждый мог мельком увидеть всю его Дикси, с севера и с юга от ее «линии Мэйсона-Диксона».

Уайатт был здесь же, в зале, а не в своих новых владениях, покерном клубе, открытом в комнате наверху. Он хотел отдать дань уважения Текс, а также дать ей возможность сообщить людям о его новом предприятии. Попозже этой ночью он и сам лично поздоровается с некоторыми из этих пьянчужек.

А сейчас, глядя на Текс и ее «маленьких девочек», он испытывал истинное удовольствие. Некоторые фрагменты прошлой программы остались неизменными, такие, как популярный номер с «Вишнями», но новый, когда хорошо сложенные девушки пели глупую пикантную песню про два глаза (показывая на них), два уха (показывая на них) и прочие анатомические подробности, сверху вниз, прошел особенно хорошо, провоцируя завывание и свист в толпе. Бестолковый припев «И она знает толк в своих луковицах!» веселящаяся толпа тоже быстро подхватила.

Текс, как всегда, ходила между столиками, поглаживала лысые головы и раздавала трещотки, весело флиртуя с мужчинами и отпуская скромные комплименты женщинам насчет их собственных луковиц, а потом свистнула в полицейский свисток, когда решила, что ситуация выходит из-под контроля. Завершила пронзительное шоу игра в снежки (войлочные снежки перед этим специально раздали) между артистами и публикой.

Текс вышла на поклон с «протянутой рукой», и не только ради своих «маленьких девочек», но и ради мальчиков из группы, выкрикивая толпе:

— Профсоюз не дает мне платить этим мордам достаточно — они едва концы с концами сводят — маленькие дети дома голодают — аренда замучила — передайте шляпу по рядам и помогите им!

И с учетом того, что плату в пять баксов «за столик» с них не взяли или просто забыли взять, хорошо подогретые слушатели передавали шляпу друг другу, наполняя ее долларовыми бумажками.

Уайатт смотрел на все это, восхищенный дерзостью этой женщины. «Хорошо сделано, Текс, — подумал он, — хорошо сделано».

Пока продолжался сбор пожертвований, Текс решила снова опробовать свою новую игрушку, наведя прожектор на слушателей и представляя знаменитостей, начав с чемпиона по боксу Джека Демпси, который едва приподнялся, застенчиво помахав рукой, потом разных актеров и актрис, которые сами извлекали из этого выгоду, усердно кланяясь окружающим. Гигант театра Джон Бэрримор, звезда кино Перл Уайт, сенсация из «Фоллиз» Пегги Хопкинс Джойс, и, наконец, круг света накрыл стол, за которым сидели Уайатт, Бэт и Джонни.

— Поприветствуем босса, леди и джентльмены — Джонни Холидэя! — крикнула она, взмахнув своим красным «стетсоном». — Его папа — Док Холидэй, стоматолог, о котором вы, возможно, слышали, и это объясняет, почему дырки, появившиеся в этой точке меньше пары недель назад, не слишком его обеспокоили!

Ответом на эту шутку были смех и аплодисменты. Джонни встал и вежливо поклонился, а затем сел обратно.

— Вы также можете знать и лучшего спортивного репортера в городе… Я уверена, что он лучший, он мне сам это сказал. Он знал папашу Джонни много лет назад, когда они бывали в таких городках, как Додж-сити и Уичито, и, говорят, не хуже его обращался со стреляющими железками. Наш, манхэттенский, Бэт Мастерсон!

Бэт поднялся с места, ухмыльнулся и помахал рукой, наслаждаясь всеобщим вниманием.

Уайатт с ужасом понял, кто будет следующим. Он всегда ненавидел подобное внимание, публичность и шум. Он терпеть не мог свою известность за прошлые дела, для него всегда были важнее дела нынешние. Но для того, чтобы сделать нынешний бизнес, ему придется смириться с этими проклятыми условностями, чтобы сыграть ту партию, которую он сам себе раздал и в которой единственным тузом было его имя.

— А этот худощавый джентльмен, дети мои, тот человек, который вышел из перестрелки в О. К. Коррал без единой царапины, сам Лев из Тумстоуна, маршал Уайатт Эрп!

Он встал, окруженный белым сиянием, через силу улыбнулся, один раз кивнул и махнул рукой и тут же плюхнулся обратно на стул. Аплодисменты эхом отразились от стен, подобно автоматным очередям, которыми сыпал здесь Капоне. Многие из этих ньюйоркцев даже попытались завывать на манер индейцев и орать на манер ковбоев. И это было более глупо, чем даже песенка про «луковицы».

— Уайатт, — продолжила Текс, когда шум стих, — в гостях в «Холидэйс» до тех пор… ну, пока до него не доберется либо банда Клэнтона, либо возраст, кто первый, мы не знаем!

Снова смех и аплодисменты, снова Уайатт через силу слегка улыбнулся. Чтобы стать хорошей дичью, надо терпеть. Но вскоре луч белого прожектора вернулся на сцену, снова осветив Текс. Уайатт вышел из круга всеобщего внимания в буквальном смысле слова.

Наконец-то Текс выдала то, ради чего все это затевалось:

— И теперь у нас, у Холидэя, есть что-то новенькое. Для тех, кто хочет посидеть рядом с человеком-легендой, Уайатт устраивает дружеские партии в карты, всего через пятнадцать минут наверху, напротив столовой.

С этой первой ночи и в течение всей недели маленький бизнес Уайатта в арендованной им бывшей музыкальной комнате на первом этаже начал набирать обороты.

Основным элементом комнаты Уайатта для игры в покер, размером в половину кабинета Джонни, был покрытый зеленым сукном круглый стол, окруженный полудюжиной кресел. Его личное кресло было обито черной кожей. Из других элементов мебели была только обитая красно-черной парчой софа у правой стены, рядом со входом. Слева, позади спины раздающего, находился ряд закрытых ставнями окон. Камин, слева от раздающего, оставался незажженным, и тепло шло лишь от написанной маслом картины с обнаженной, прикрытой только распахнутой мантией девицей в золоченой раме, достойной того, чтобы свисать со стены позади бара «Лонг Брэнч» в Додж-сити. Куполообразный абажур над столом заливал комнату мягким желтым светом, вполне сочетавшимся с черными с золотом бархатистыми обоями, достойными борделя в Сан-Франциско.

Снаружи комнаты, двустворчатые двери которой были всегда открыты, стоял на вахте вышибала Гус, контролируя очередь на свободное место и выдавая номерки. Обычно два-три стула заранее занимали настоящие игроки, а туристам и дилетантам приходилось подолгу ждать своей очереди, чтобы удостоиться чести поиграть за одним столом с Уайаттом Эрпом (и заплатить за это право, проиграв пару сотен долларов).