Мастер икебаны - Суджата Масси

— Разумеется, — сказал он спокойно. — Спасибо, что зашла. Надеюсь, ты сумеешь выбраться из здания самостоятельно?

О да, я выберусь. Перспектива блужданий по темной школе была все же более приемлемой, чем мучительное пребывание в темной комнате вдвоем с Такео. Точнее, втроем: он, я и мое сумасшедшее электричество.

Я вышла вон, не произнеся ни слова.

На следующее утро я проснулась в совершенном отчаянии. Тетя Норие ушла от меня, и Такео меня покинул. В доме больше не пахло супом мисо, не было слышно привычного шарканья тетиных тапочек, когда она выходила по утрам за газетами. За эти несколько дней я так привыкла к присутствию Норие, что сейчас мне начало казаться, будто из-за своего несносного характера я потеряла что-то очень существенное.

Я сползла со своего футона. Не хотела бы я, чтобы тетя Норие видела меня в таком состоянии. Вернувшись домой в час ночи, я была так потрясена происшедшим, что залила в себя семисотграммовую бутылку пива «Кирин». Вместо того чтобы меня усыпить, алкоголь подействовал возбуждающе, и я проснулась посреди ночи. Долгое время я просто лежала, уставившись на светящиеся цифры часов, размышляя о связи между смертью Сакуры и матерью Такео, которая, возможно, жива.

Утро начиналось паршиво. В ожидании, пока закипит электрический чайник, я набрала номер Мэри Кумамори и уже начала думать, что она дала мне неправильный телефон, но наконец на десятом гудке она подняла трубку. Она согласилась встретиться со мной в полдень. Потом я позвонила Тому в больницу. Меня попросили подождать, и за это время я успела выпить чая и размять ноги. Я решила, что, несмотря на то что еще слаба, мне все равно следует заняться бегом. Это было бы очень кстати.

— Привет, Рей, — сказал Том, когда он наконец подошел к телефону. — Тебе совсем не следовало придумывать себе дурацкое врачебное имя, чтобы меня позвали. Тебя в моем отделении и так все узнают.

— Извини, это все из-за моего акцента, — удрученно сказала я.

— Нет, это все потому, что ты слишком вежливо разговариваешь. Никому и в голову прийти не может, что врачи могут так вежливо разговаривать.

В его самоуничижительном ответе явно содержался комплимент в мой адрес, но я решила не вникать.

— Что происходит с твоими родителями?

— Они рассказали мне, что отец потерял работу. Это тяжело, но все мы рано или поздно проходим через это.

— А как держится твоя мама?

— Она расстроена даже еще больше, чем отец.

— Это из-за меня. Я пыталась заставить ее рассказать мне кое-что из ее прошлого, но она была к этому не готова.

— Зато я готов рассказать тебе о «Нолвадексе», ты ведь этого хотела?

Я перестала разминать правую ногу и потянулась за блокнотом, чтобы записать детали.

— Итак, это лекарство, которое используют при лечении рака груди, — сказал Том. — Довольно часто бывает, что уже после удаления опухоли пациент проходит курс химиотерапии. После этого ему выписывают «Нолвадекс», чтобы предотвратить возможность рецидива.

— Надо же, а я-то считала, что рак груди в Японии довольно редок. Я думала, что у восточных женщин к подобным болезням существует иммунитет, — сказала я и непроизвольно прикоснулась к груди. Вспомнив руки Такео, я вздрогнула и смутилась.

— В Японии довольно много женщин, болеющих раком груди, но они не бегают повсюду с красными повязками на рукавах и не кричат об этом на каждом углу.

— А может быть, и следовало бы. Ладно, послушай, а это лекарство могло быть назначено пожилой женщине, которой, скажем, уже за семьдесят?

— Ты имеешь в виду госпожу Коду?

— Да, — призналась я. — Но не рассказывай об этом своей матери. Мне кажется, что если госпожа Кода прячет лекарство в коробочку из-под «Мотрина», то она не хочет, чтобы об этом знали.

— Да, ты, наверное, права, — согласился Том. — То-то я заметил, что за последние несколько лет она стала совсем прозрачной. Я всегда думал, что это связано с возрастом. Теперь я понимаю, почему она ходит с палочкой: головокружение и тошнота — побочные эффекты, вызванные «Нолвадексом».

— Похоже, это довольное сильное лекарство, — сказала я. — А к чему приводит передозировка? От этого можно умереть?

— Если ты думаешь, что «Нолвадекс» послужил причиной твоего обморока на выставке икебаны, то спешу тебя заверить, что это не так, и тебе не следует волноваться. «Нолвадекс» просто снижает действие гормонов, и передозировка не опасна. Ты была отравлена обыкновенным мышьяком.

Я утвердительно хмыкнула, хотя вовсе не была уверена, что все было именно так, и попрощалась с Томом. Потом я позвонила в госпиталь Ниппон, чтобы поговорить с господином Исидой. Я была рада услышать, что его выписали, хотя, когда я позвонила в его магазин, никто не отозвался. Может быть, он просто отдыхал в своей квартире на втором этаже. Как позвонить ему домой, я не знала и немного расстроилась.

Пришло время моей ежедневной пробежки. Я пыталась отделаться от волнений, с силой впечатывая подошвы своих кроссовок в растрескавшуюся мостовую. Сейчас я жалела, что тем дождливым вечером любезничала с Такео, вместо того чтобы проводить господина Исиду в больницу.

Я бежала по улице, где Такео разбил свой «рейндж-ровер». Несколько дорожных рабочих сметали оставшиеся кнопки, в то время как другие поднимали опрокинутый фонарный столб. Заворачивая за угол, я продолжала думать о «Нолвадексе». Либо госпожа Кода сама больна раком, либо она прятала в своем столе лекарства против рака, принадлежащие кому-то еще. Последнее показалось мне сомнительным.

Когда я побежала быстрее, мои мысли переключились на листовку «зеленых», где говорилось о пестицидах, которые используют в Колумбии для выращивания цветов. Информация Че о рабочих, которые постоянно болели, была, возможно, первой частью уравнения. Очевидно, пестициды, которыми обрабатывают растения, остаются на соцветиях и после того, как их завозят в Японию. Может быть, человек из школы Каяма, который принимает «Нолвадекс», заработал себе рак, долгое время имея дело с цветами, обработанными пестицидами. Если бы «зеленые» знали об этом, у них появился бы сенсационный материал, которым они могли бы поделиться с японской общественностью. Слухи о пестицидах, красителях и пищевых добавках уже много раз наносили ущерб экспорту из Америки.

Я оставила позади извилистые улочки, заставленные мотороллерами и фургонами, представляя себе, что бегу по полям и лугам, усеянным дикими цветами и травами. «Никакого пластика, все вокруг естественное и свежее», — уговаривала я себя. Я даже представила, как после каждого моего шага трава вновь поднимается нетронутой и несмятой. Должно быть, загородный дом семьи Каяма стоит посреди настоящего поля: земля, которую они приобрели в старинные времена, была покрыта буйной растительностью, и они могли позволить себе оставить все как есть. Такео с этим здорово повезло. Я даже рассердилась на него за это. Впрочем, я больше сердилась на ту повседневную интонацию, с которой он, презрительно скривив рот, пересказывал несусветные сплетни Сакуры о Норие. Не прошло и пяти минут, как этот же самый рот прижался к моим губам.