Брак по любви - Моника Али

и твоего жениха. Вы целовались на прощание на парковке.

– Понятно, – сказала Ясмин. К ним направлялся Пеппердайн, и она задергалась без всяких на то причин. – В общем, спасибо, что передала.

– Честное слово, я не пыталась вас разлучить. Просто подумала, что ты заслуживаешь знать правду.

– Ладно, спасибо, Ниам.

– Я за вас очень рада. Нет, правда. Если вы преодолели такое испытание, значит, вам точно суждено быть вместе. Многие пары бы не выдержали.

– Ага, вас-то я и искал, – сказал Пеппердайн.

Ясмин опустила глаза.

– Меня? Я вся в вашем распоряжении.

Подняв взгляд, Ясмин заметила, что Ниам зазывно выставила бедро. На подбородке у него был порез от бритья, на воротнике рубашки – яркое пятнышко крови. При виде этого пятнышка ее сердце пропустило удар. Кровь на ковре. Кровь на стенах.

– Как успехи?

– Хорошо, – ответила Ясмин. – Хорошо. Вот, собираюсь к профессору Шаху. – Она с глупой улыбкой встала.

Ниам дотронулась до его плеча:

– Мы тут обсуждали ее жениха. Утром я видела, как они милуются на стоянке. Ни дать ни взять влюбленные голубки!

Идя по коридору, Ясмин не могла стереть с лица улыбку.

С какой стати Ниам везде сует свой нос? Не лезь в мои дела! Нечего направо и налево болтать про меня и Джо. Не говори Пеппердайну, что я… что я…

У дверей в отделение для больных деменцией она остановилась, чтобы отдышаться. Не говори Пеппердайну что? Что я влюблена в Джо?

– Вы как раз вовремя! – Не успела она войти, как навстречу вышел профессор Шах. – Говорят, вчера вы не подыграли Джен Стивенс. Могу я вас к этому побудить?

– Эм-м, – сказала Ясмин. – Да, но…

– Таков наш предпочтительный образ действий. Разумный подход. – Тяжелые веки придавали его лицу самодовольное выражение. Вылитый насытившийся лев, по-хозяйски лежащий у обглоданной туши.

– Нет, я знаю, но, видите ли, в данном случае все иначе, потому что… – Она с трудом выдавливала из себя слова. – Я не считаю, что она заслуживает извинений. Ну, в смысле миссис Роуленд. Вы же сами сказали, что я поступила правильно.

Профессор Шах потер подбородок. Несмотря на запрет украшений, на его запястье были массивные золотые часы с несколькими блестящими циферблатами.

– Письмо с извинениями уже отправлено. Сейчас я прошу вас во благо коллектива подписать формы, признать свою ошибку и обязаться пройти соответствующий тренинг.

– Тренинг чувствительности? Серьезно? Я ей вообще не грубила. И не называла ее расисткой. Это слово произнесла не я, а она. Вы говорили, я молодец, что дала ей отпор.

Я впечатлен! – Вот что он сказал. – Слишком легко проявить малодушие… из боязни оскорбить…

– Позвольте дать вам совет. Не распыляйтесь по пустякам. Больше мне нечего сказать. Теперь мы друг друга поняли?

Ясмин кивнула. Уголком глаза она увидела дожидающуюся Анну. Ясмин улыбнулась ей, давая понять, что освободилась.

– Простите, что помешала, – обратилась Анна к профессору Шаху, после чего повернулась к Ясмин: – С мистером Бабангидой что-то не так. Доктор, вы не могли бы на него взглянуть?

– Да, пойдемте. – Ей не терпелось улизнуть.

Но профессор снова решил удостоить отделение своим присутствием и подмигнул Анне:

– Ведите.

– Уделяя внимание санитаркам, глава отделения способствует укреплению командного духа, – вполголоса пояснил он Ясмин.

Анна прижала ладони к груди и отступила на пару шагов назад, словно в присутствии королевской особы. Разворачиваясь, она едва ли не сделала реверанс. Все вокруг считали профессора Шаха обаяшкой. Он излучал авторитет. «Женщина с таким пузом, как у него, стала бы мишенью для насмешек, – подумала Ясмин, плетясь за ними. – Конечно, у мужчин все иначе. Если они отращивают пузо, их не перестают уважать».

Мистер Бабангида, страдавший от болезни Альцгеймера, поступил в больницу с истощением и обезвоживанием. Его сын, живший вместе с ним, несмотря на все свои усилия, не мог уговорить его поесть и попить.

– Ну, как мы сегодня поживаем? – Профессор Шах заговорил громким стоическим тоном, которым предпочитал обращаться к пациентам, и сел на край койки. Мистер Бабангида испуганно натянул на лицо одеяло.

Ясмин сверилась с записями. Набирает вес. Хорошо. Она проверила капельницу. Тоже в порядке.

– По-моему, у него боли, – сказала Анна, разминая свое левое плечо. – Вот, где-то тут.

Поддавшись на уговоры Анны, мистер Бабангида позволил профессору Шаху себя осмотреть. Он стонал и закатывал глаза, но в этом отделении стенания и сдавленные крики всегда вливались в общий гомон. Пациент, которому не удавалось выговорить слова, мог показаться страдающим. А вопли, как правило, свидетельствовали не о физической боли, а об отчаянии.

Мистер Бабангида застонал громче.

– Ажитация и возбужденность, – провозгласил профессор Шах по окончании осмотра. – Какое-то зрительное расстройство, возможно, галлюцинации, вызывающие беспокойство. Я дам ему кое-что, что поможет. – Поднявшись, он кивнул Анне. – Волноваться не о чем, проблема не физическая. Но вы правильно сделали, что забили тревогу. Вы, санитары, – наши глаза и уши. Отличная работа! – Он начал выписывать рецепт.

Ясмин смотрела на длинные костлявые пальцы мистера Бабангиды, сжимающие одеяло. Его голова была совершенно лысой, а лицо, несмотря на прибавку в весе, – резко очерченным. Он перестал стонать, но продолжал страдальчески шевелить губами. Она взглянула на профессора Шаха, на его крашеные, взбитые, зачесанные коком волосы. Надутый пустозвон.

Анна поблагодарила профессора Шаха, с встревоженным видом переминаясь с ноги на ногу.

– Могу я оставить это вам? – Профессор протянул Ясмин рецепт.

В рецепте значился оланзапин. Да, этот антипсихотик уж точно утихомирит мистера Бабангиду.

– А что насчет его руки?

– С ней все в порядке.

– Может, я на всякий случай назначу рентген?

– На всякий случай? Это на какой же? – улыбнулся профессор Шах. – На случай, если я ошибаюсь? На случай, если распоряжаться в отделении следует вам? – Он хихикнул и подмигнул Анне, как бы приглашая ее разделить шутку. Та выглядела до ужаса перепуганной.

– Нет, извините, – сказала Ясмин.

Профессор Шах ушел. Анна тоже. Но Ясмин осталась. Она смотрела на мистера Бабангиду. Разве он проявлял психотическое поведение? Она снова взглянула на рецепт. Вдруг у него и в самом деле что-то с рукой? Анна – всего лишь санитарка. У нее нет никакой медицинской подготовки. Но у нее огромный опыт. Она оказалась права насчет миссис Гарсиа, прочитала боль в ее глазах. Она знает своих пациентов, и, если ее что-то тревожит, на это стоит обратить внимание. Возможно, мистер Бабангида упал. Это могло произойти еще дома, а его сын не заметил. Оланзапин скроет проблему, но не решит ее.

Мистер Бабангида снова застонал. На его губах пузырилась слюна. Ясмин взяла салфетку и вытерла ему рот.

Общая картина

Назначив рентген, Ясмин отправилась прямиком в кабинет Пеппердайна и протянула ему бланк СПП.

– Я поговорю с Дарием, – сказал он, когда она ему обо всем рассказала. – Похоже, это действительно перебор. Как я и говорил, он очень стремится получить новое финансирование.

– Я не хочу, чтобы ты с ним говорил. Мне просто нужен совет. Я сама справлюсь.

Стучась в дверь Пеппердайна, Ясмин надеялась, что он возьмет дело в свои руки и разберется с профессором Шахом. Но теперь, когда он предложил помочь, ей этого уже не хотелось. Она хотела чего-то другого.

– Кстати, пока что это большой секрет, потому что они хотят торжественно объявить об этом с трубами и флагами, когда – и если – все подтвердится.

– Ясно. Я никому не скажу.

Если все пойдет хорошо, объяснил Пеппердайн, Варнава станет центром повышения квалификации в области ухода за престарелыми. А это значит больше денег, больше персонала, больше стажировок, больше коек.

– Мы сможем открыть ортогериатрическое отделение. У нас будет собственное специализированное инсультное подразделение. – Капелька пота сбежала по его лбу в глаз. Он моргнул. – Возможно, оставшихся денег хватит даже на починку проклятого радиатора. Боже, ну и духотища. Открою дверь, обычно