Доктор Данилов в Крыму. Возвращение - Андрей Шляхов

Данилов не знал, что Исаев, которого Элла Аркадьевна тоже считала идиотом, получил от нее исчерпывающие указания в стиле, который используют те, кто имеет дело с олигофренами. «Мишенька, ступай на кухню, подойди к угловому шкафчику, открой дверку, правой рукой достань с верхней полки банку малинового варенья, левой рукой закрой дверку, возьми банку обеими руками, принеси сюда и поставь на стол». Элле Аркадьевне нужно было не только уничтожить записи, но и обвинить в этом Данилова. Если вдуматься, то Элла Аркадьевна избрала себе не самое подходящее поприще. В службе внешней разведки она бы со своими талантами имела шансы достичь самой вершины карьерной лестницы. Но юная Элла не представляла себя нигде, кроме медицины. Папаша зубной техник постарался. С младых ногтей внушал дочери, что врач – это самая лучшая профессия на свете. Делал папаша это в своей неподражаемой манере: «Я сижу-горбачусь, протезы делаю, пыль глотаю, от визга при полировке голова раскалывается, а доктор только за то, что мерку снял, половину в карман кладет! Ну разве есть в мире справедливость! И золото на коронки покупаю я, а не доктор, сто чертей его бабушке! Элечка, заклинаю тебя – учись! Учись на доктора, мое золотце. Папочка в лепешку расшибется, тридцать часов в сутки работать станет, чтобы ты могла бы спокойно учиться!».

Комиссия заседала в кабинете директора департамента. Данилов явился ровно в два часа и оказался последним. Элла Аркадьевна встретила холодной улыбкой, а все остальные – недружелюбным молчанием.

– Это Владимир Александрович Данилов, главный врач станции скорой помощи…

Данилов обвел глазами присутствовавших, выискивая того, кому Элле Аркадьевне понадобилось его представлять. Он не сразу разглядел за мощной фигурой Сахно худенькую очкастую девушку, по виду – совсем еще школьницу. На столе перед девушкой стоял миниатюрный, под стать ей самой, ноутбук.

– Это госпожа Шубина, корреспондент «Севастопольских новостей», – сказала Элла Андреевна, перехватив взгляд Данилова.

– Очень приятно, – машинально сказал Данилов и подумал о том, что если уж экзекуция планируется публичной, то явно ему достанется крепко.

Девушка никак не отреагировала, даже голову не повернула.

– Все в сборе, – констатировала Элла Аркадьевна. – Начнем! Первый вопрос сегодняшней повестки – вызов к гражданину Дужику Алексею Федоровичу, шестьдесят пятого года рождения, не принятый на станции скорой помощи…

Сначала взяла слово Каркулова, за ней выступила и.о. главного врача первой больницы Годованник, потом несколько фраз сказала Элла Аркадьевна, но ее перебила Гафарова, сымитировавшая неожиданно прорвавшееся наружу негодование. Элла Аркадьевна, не любившая, когда ее перебивали, дала Гафаровой возможность высказаться, а после Гафаровой долго говорил Сахно… Данилов не верил ни глазам своим, ни ушам. Ему казалось, что он стал участником какого-то безумного спектакля. Единственной правдой оказалось то, что в больницу по вызову не отправили бригаду. Все остальное было ложью.

В больницу позвонили не сразу, а уже после того, как прибежавшая санитарка, та, что вызвала «скорую», рассказала о раненом…

Санитарка, оказывается, прибежала не сразу, потому что ей от вида крови стало плохо. Она была вынуждена сесть, потому что ноги ее не держали. Сил хватило только на то, чтобы вызвать «скорую». Встать санитарка смогла не скоро, минут через двадцать, настолько сильным было потрясение, ну и возраст тоже сказался, не девочка уже. И все это время несчастный раненый истекал кровью…

«Это санитарка приемного покоя не выносит вида крови?! – изумился про себя Данилов. – Ну и цирк!». Вслух, разумеется, ничего говорить не стал.

Звонок со «скорой» был всего один. «У вас там мужик с ножевым валяется возле корпуса, заберите!». Уточнений не было, а корпус большой. Если бы не санитарка, то раненого могли бы искать долго, потому как в сумерках видно плохо…

Годованник представила свой хронометраж. Когда обнаружили, когда начали операцию, когда закончили. По рукам пошли копия истории болезни Дужика и копия жалобы, написанной на имя директора департамента его сыном.

Когда Сахно наконец-то закончил, Элла Аркадьевна с выражением зачитала три объяснительные, полученные со станции скорой помощи. Начала она с Гомонковой, а закончила Даниловым. Чтение сопровождалось смешками. Закончив декламацию, Элла Аркадьевна выжидающе посмотрела на Данилова. Следом за ней на него уставились все, кроме корреспондентки. Та продолжала смотреть на экран ноутбука. Рядом с ноутбуком лежали копии документов, которые рассматривали собравшиеся. «Однако! – в очередной раз удивился Данилов. – Историю болезни так вот запросто дают корреспонденту? Разве тринадцатую статью убрали из закона?[26] Врачебную тайну больше не соблюдаем?».

– Все было совсем не так, как здесь говорилось, – сказал Данилов, глядя в глаза Элле Аркадьевне. – И большинству собравшихся это прекрасно известно. Правда написана в наших объяснительных.

Каркулова хихикнула. Сахно неодобрительно покачал головой. Гафарова, не стесняясь, покрутила указательным пальцем около виска…

– То есть мы все врем, Владимир Александрович, а вы говорите правду? – уточнила Элла Аркадьевна.

Данилов молча кивнул.

– И вы готовы подтвердить свои слова более весомыми доказательствами, чем объяснительные от сотрудников, которые, как я подозреваю, написаны под вашу диктовку? Вы, наверное, привезли запись диспетчерских переговоров? Давайте ее послушаем.

– Запись кто-то стер. – От злости у Данилова начала сильно болеть голова, словно раскаленным обручем ее стиснули; боль мешала думать и выбирать приличные слова; Данилову хотелось сказать собравшимся, кем он их считает, открытым текстом. – И предвосхищая следующий вопрос, я скажу, что не могу обвинять никого, потому что прямых доказательств не имею. А подозрениями здесь делиться не хочу. Но можно подумать о том, кому было выгодно уничтожить запись.

– А тут и думать нечего! – Сахно пристукнул кулаком по столу, едва не задев ноутбук своей соседки, которая тут же немного от него отодвинулась. – Кому, кроме вас?! Сами стерли, а теперь комедию ломаете!

– Комедию здесь ломаю не я, – тихо сказал Данилов, чувствуя, как к горлу подступает комок.

Видимо, по его лицу или благодаря своей интуиции Элла Аркадьевна поняла, что сейчас будет взрыв, и поспешила вмешаться:

– Владимир Александрович! Инна Валерьевна! Спасибо, мы вас больше не задерживаем. Владимир Александрович, вы мне будете нужны позже, в восемнадцать тридцать…

Данилов молча встал и вышел. Самообладания у него хватило настолько, что он галантно пропустил в дверях вперед Годованник и поборол искушение дать ей хорошего пинка. Но когда вышли в приемную, где в бешеном темпе стучала по клавиатуре секретарша, негромко спросил: