Герои - Джо Аберкромби

Горст оскалился и принялся что есть силы лупить золоченого кулаком по голове, скрежеща руковицей по щегольскому шлему – сбоку, сверху, с другого бока. Кулак работал как молот, и вот на шлеме появились вначале отметины, затем вмятины, и наконец он погнулся так, что боковина вдавилась человеку в лицо. Надо же, еще лучше, чем меч. Хрусть, хрусть; шлем сминался все сильней, врезаясь в чужую щеку. Вот так, ярче выразить своеобразие. Не надо ни о чем спорить или оправдываться, нет нужды в куртуазности и этикете, вине и извинениях. Просто невероятный выход насилия. Такой мощный, что этого раззолоченного впору благодарить, как ближайшего на свете друга. «Я люблю тебя. Люблю, а потому должен размозжить твою голову». Колотя суставчатой рукавицей так, что кровь брызгала на пшеничные усы несчастного, Горст смеялся и рыдал одновременно.

Вот что-то с глухим лязгом шарахнуло по спинным пластинам, и выбитый из седла Горст повис вниз головой меж двумя ходящими ходуном конскими крупами, шлем с бульканьем наполнился холодной водой. Он, кашляя, вынырнул; конские копыта обдавали его всплесками. Человек в золотых доспехах валко, как пьяный, перебрался на лошадь и, покачиваясь, потащился прочь. Всюду виднелись трупы: кони и люди, южане и северяне; кто-то раскинулся на отмели, кто-то колышется на перекате, кого-то нежно подхватило течение. Кавалерии Союза считай что не осталось – лишь северяне с поднятым оружием осторожно понукают лошадей.

Горст, повозившись с пряжкой шлема, стянул его, ощутив на лице ошеломительно холодный ветер. Он поднялся на ноги в доспехах, невыносимо тяжелых от речной воды. Распростер руки, словно готовясь обнять дорогого друга, и улыбнулся ближайшему северянину с воздетым мечом.

– Ну давай, я готов, – сорвалось с губ.

– Стреляй!

Сзади послышался дружный треск. Северянин опрокинулся с седла, пронзенный арбалетными болтами. Истошно крикнул еще один, уронив топор и схватившись за пробитую щеку. Горст отупело глянул через плечо. На южном берегу отмели выстроился длинный ряд стоящих на одном колене арбалетчиков. Между ними вышел еще один ряд, а первый начал перезаряжать; второй между тем становился на колено и поднимал стрелометы.

На фланге на могучем сером жеребце восседал некто рослый и властный. Генерал Челенгорм.

– Второй ряд! – рявкнул он.

И, рубанув рукой, скомандовал:

– Стреляй!

Горст пригнулся, но болты мелькнули над головой и угодили прямо в гущу северян, которые спешно разворачивали лошадей и обращались в бегство. Всхрапывали и вопили звероподобные люди и человечные звери, валясь с ног на отмели.

– Третий ряд, стреляй!

Свист и теньканье очередного града болтов. Еще несколько человек истыкано, вздыбленная лошадь перевернулась, придавив седока. Основная же масса вполне благополучно добралась до того берега и устремилась по ячменному полю на север так же быстро, как и нагрянула сюда.

Горст медленно опустил руки. Конский топот постепенно стих, и стали слышны журчанье воды и стоны раненых. И неизъяснимая тишина.

Бой, судя по всему, окончен, а он, Горст, по-прежнему жив.

«Как странно. И как удручающе».

К тому времени как Кальдер подогнал лошадь и остановился примерно в полусотне шагов от Старого моста, бой был окончен. Не сказать чтобы принц так уж горевал о том, что не успел в нем поучаствовать – в этом, честно говоря, и была суть задержки. Солнце начинало клониться к западу, а тени – тянуться к Героям. Над травой лениво зудели насекомые. Кальдер почти внушил себе, что он на легкой прогулке в добрые старые времена взирает на все хозяйскими глазами сына короля северян. Не хотелось только включать в картину трупы коней и людей, сиротливо лежащие на тракте, звездой распластанного вниз лицом солдата Союза с копьем в спине, а под ним в пыли темные потеки.

Похоже, Старый мост – замшелая каменная конструкция в два пролета, сооруженная в стародавние времена и, казалось, готовая развалиться под собственным весом, – охранялся только для блезиру, и стоило людям Союза увидеть, как их товарищи бегут с холма врассыпную, они тут же, не мешкая, откатились на тот берег. Кальдер их в этом не винил.

Бледноснег уселся на большой камень, воткнув копье в землю. Рядом пощипывала траву его серая кобыла. Ветерок ерошил накинутый на плечи Бледноснега меховой плащ, тоже серый. В любую погоду старик как будто не мог согреться. Кальдер малость оконфузился, не сразу сумев вложить в ножны меч, но наконец с этим справился и присел около старого воина.

– Что-то поздновато ты сюда подъехал, – заметил Бледноснег.

– Да вот, лошадь чего-то захромала.

– Н-да, всегда что-нибудь да хромает. Знаешь, твой брат прав в одном…

Он кивнул на Скейла, который расхаживал по открытому пятачку на северной оконечности моста; брат что-то разгоряченно говорил и указывал туда-сюда палицей. Из щита у него торчал арбалетный болт.

– Северяне не пойдут за человеком, что прослыл трусом.

– Это обо мне?

– Да нет, это я так. – Серые глаза Бледноснега не выказывали ни намека на шутку. – Ты у нас всеобщий герой.

Ганзул Белый Глаз пытался Скейлу что-то втолковать, увещевая его жестами, но Скейл сердито его отпихнул и опять начал горячиться. Впечатление такое, что ему не дали подраться вволю и он рвался за реку, чтобы хоть как-то эту нехватку восполнить. А остальные эту затею вроде как не очень одобряли. Бледноснег обреченно вздохнул, как будто эта сцена была у них обычным делом.

– Именем мертвых, твоего брата иной раз, когда разгорается огнем, погасить сложно. Может, ты сможешь послужить для него голосом разума?

Кальдер пожал плечами.

– Была нужда. Кстати, вот твой щит.

Он кинул щит Бледноснегу так, что тот, едва успев поймать его перед животом, чуть не упал с камня.

– Ой-е-о-о! – Кальдер пошел на брата щегольской походкой, руки в боки, – наш дурашка! Дурашка Скейл! Храбрый, как бык, сильный, как бык, толстый, как бычий хер.

Скейл таращился выпученными глазами. Все, кто исподтишка, кто в открытую, следили за Кальдером, а ему лишь того и надо было. Ничто он не любил так, как возможность покрасоваться на виду.

– Добрый старый Скейл, и, по обыкновению, безмозглый. Великий боец, спору нет, да только вот в голове мякина.

Кальдер постучал себя по макушке, медленно простер руку и указал на Героев.

– Именно таким они там тебя и считают.

Свирепости у Скейла слегка убавилось, а осмысленности чуть прибавилось, хотя и самую малость.

– Вон там, у Черного Доу, куда они все вместе собираются вздрочнуть на короткой ноге – Тенвейз, Золотой, Железноголовый и иже с ними. Они там думают, что ты дуролом долбаный.

Частица истины в этом, несомненно, была. Кальдер подался к Скейлу, осмотрительно держась за пределами досягаемости его кулаков – жизнь научила.