Скачка тринадцати - Дик Фрэнсис

Жокей неуверенно покосился на Клемента Скотта. Тот стоял с каменным лицом.

— Сделайте, как просит леди, — холодно уронил Клемент.

Жокей знал свое дело. Он в точности выполнил данные ему инструкции. За милю до финиша он дал Волшебнику шенкель — и сам удивился. Волшебник — молодой, не переутомленный скачками и к тому же без лишнего веса — легко миновал нескольких уставших и более старых соперников и к последнему препятствию подошел пятым.

Клемент глазам своим не верил. Анджела затаила дыхание. Волшебник перелетел последнее препятствие, точно на крыльях, промчался по финишной прямой и пришел третьим.

— Ну вот, — сказала Анджела. — Это действительно чудно, не правда ли?

Поскольку на Волшебника, кроме нее, почти никто не ставил, Анджела получила на тотализаторе целое состояние — она поставила на то, что он займет одно из призовых мест. А через несколько дней Анджела продала Волшебника торговцу металлоломом из Кента, за ту же цену, за какую купила сама.

Дереку Анджела отправила открытку с пожеланием побыстрее выздоравливать. Неделей позже она анонимно послала ему ящик шампанского с записочкой «Спасибо».

«Я многому научилась благодаря ему, — думала Анджела. — Я многое узнала о жадности и глупости, о подлости и ее последствиях, о тщетности любви. И о скачках тоже — пожалуй, даже слишком много…»

Она продала Биллибоя и Гамлета и уехала в круиз.

В 1979 году Джулиану Саймонсу, главе Клуба детективов, пришло в голову подзаработать денег, чтобы пополнить иссякшую казну клуба. С этой целью он попросил группу писателей детективов написать по рассказу. Рассказы составили сборник, который назывался «Вердикт тринадцати. Антология Клуба детективов».

Не будучи искушен в изображении сцен суда, я написал рассказ, действие которого происходило на ипподроме. Рассказ был назван «Двадцать один добрый и верный». Под этим заголовком рассказ был в том же 1979 году опубликован Фейбером в Англии и Харпером в США. В Англии рассказ появился также в еженедельном журнале «Только для женщин!» под названием «Слепой случай». Под этим же названием он публикуется и здесь.

Снимая с плиты чайник и заваривая растворимый кофе — «неповторимый аромат в одноразовой упаковке» — в старую голубую кружку, сувенир из Бриксхема, Арнольд Роупер насвистывал себе под нос. Насвистывал он весьма немузыкально, но тем не менее это было выражением довольства — как жизнью в целом, так и ближайшими перспективами в частности. Арнольд Роупер собирался на скачки и знал, что, как обычно, выиграет. Аккуратный и методичный профессионал, он разработал свою безотказную систему и теперь богател. Это была его собственная курочка, несущая золотые яйца.

Арнольду Роуперу недавно исполнилось сорок пять. Он был холостяком по натуре — худощавый мужчина, привыкший следить за собой. Дружеская болтовня его раздражала. Хотя Роупер никогда не бывал в море, квартирка его была прибранной и вылизанной, как у старого моряка. Он питал пристрастие к пластиковым мешкам для мусора и готовым блюдам, которые нужно только разогреть.

Единственной небольшой проблемой в жизни Арнольда Роупера было его богатство. Добывать деньги было для него главным наслаждением. Тратить же их он не спешил, откладывая это на неопределенное и отдаленное будущее. Когда-нибудь он сменяет свою стерильную квартирку на тропический рай под пальмами. Но вот вопрос, куда девать деньги до тех пор, заставлял Роупера если не тревожиться, то, по крайней мере, озабоченно хмуриться. «Наверно, придется найти место для еще одного гардероба — хотя спальня уже и так вся заставлена», — думал он, размешивая комочки сухого молока в коричневатой жидкости.

Если бы кто-то сказал Роуперу, что он скряга, Роупер бы отверг подобное предположение с негодованием. Да, конечно, живет он скромно — но не из одержимости, а по привычке. И потом, разве он когда-нибудь достает свои сокровища только затем, чтобы полюбоваться ими? Правда, каждый вечер он засыпал с приятной мыслью, что рядом с ним, в двух купленных на распродажах гардеробах, покоится добрая тонна ценных бумаг. Но Роупер ни за что не признался бы себе, что это теплое чувство называется алчностью.

Не то чтобы Арнольд Роупер не доверял банкам. К тому же деньги, выигранные на скачках, налогом не облагаются. Он, конечно, не стал бы держать свои растущие богатства при себе. Если бы его безотказная система не была насквозь мошеннической.

Безупречно задуманное мошенничество может быть раскрыто только случайно. Роупер не представлял себе, что должно случиться, чтобы его мошенничество раскрылось.

Джейми Финланд пробудился и, как обычно, увидел только темноту. В первые несколько секунд бодрствования он подумал о трех разных вещах одновременно. «На улице солнышко. Сегодня среда. Сегодня скачки в Аскоте». Джейми протянул руку и осторожно коснулся магнитофона, стоявшего у кровати. На магнитофоне лежала кассета. Джейми улыбнулся, вставил кассету в магнитофон и нажал на кнопку.

Послышался мамин голос: «Джейми, не забудь, в пол-одиннадцатого придет мастер чинить телевизор. Будь умницей, не забудь положить белье в стиральную машину. Я сегодня очень спешила. На обед вчерашний суп. Я оставила его в кастрюле на плите. Смотри не проиграй сегодня все наши деньги, а то я разберу твой проигрыватель. Дома буду после восьми. Пока, милый!»

Тридцативосьмилетняя мать Джейми Финланда зарабатывала на жизнь себе и сыну, работая сиделкой. «У нее был богатый опыт, — думал Джейми. — Не так-то просто вырастить слепого сына». Джейми было пятнадцать лет. Он учился дома по книгам, напечатанным азбукой Брайля, и уверенно сдавал все экзамены.

Джейми легко поднялся с постели и натянул одежду — голубую рубашку и голубые джинсы.

— Голубой — любимый цвет Джейми, — говорила мама своим подругам.

— Да ну? — удивлялись подруги. Мама Джейми знала, что они думают: «Да какая ему разница?» Но Джейми отличал голубой так же уверенно, как голос своей мамы. Он различал и красный, и желтый, и все прочие цвета спектра — но только при дневном свете.

— Я не вижу в темноте, — сказал как-то Джейми, когда ему было лет шесть. И только мама, видевшая, что днем он передвигается уверенно, а ночью спотыкается, поняла, что он имеет в виду; Мама звала его «ходячим радаром». Как и многие слепорожденные, Джейми ощущал световые волны осязанием и различал мельчайшие колебания волн, отражающихся от ярко окрашенных вещей, расположенных поблизости. Чужим это казалось почти сверхъестественным. Сам Джейми думал, что все могут видеть так же, как он, если только захотят. Он не очень понимал, как видят другие люди.

Он сделал себе несколько тостов, позавтракал и с радостью открыл дверь телевизионному мастеру.

— Телевизор у меня в комнате, — сказал Джейми, показывая дорогу. — Звук есть, а изображения нет.

Телемастер посмотрел на слепого мальчика и пожал плечами. Если парню непременно нужно изображение, он имеет на это право, так же, как и любой, кто платит за обслуживание. Мастер понажимал на кнопки и деловито сказал: