Становление - Ерофей Трофимов

— Испугаюсь? — разом протрезвев, подскочил краг. — Да я ничего не боюсь.

— Тогда пошли. — Она поразилась его наивности.

На такую простую уловку мог попасться только очень глупый краг. Похоже, Арстан был прав, когда сказал, что этот парень — слабое звено в их караване.

— Возьми с собой кувшин, — усмехнулась она и, развернувшись, медленно направилась к своему шатру, стараясь идти так, чтобы бёдра призывно покачивались, хотя при её изящном, почти мальчишеском телосложении, это оказалось непросто. Услышав за спиной хриплое дыхание крага, она хищно облизнулась и, не оглядываясь, пошла дальше. Теперь, когда он покинул свой шатёр, Смайта была уверена, что он пойдёт до конца. Именно этого она и добивалась. Войдя в шатёр, она круто развернулась и, не давая ему опомниться, впилась губами в губы, обвив шею тонкими, но сильными руками. Едва оторвавшись от него и не давая отдышаться, она указала рукой на стол и попросила:

— Налей мне веселья.

Так краги называли перебродивший сок лесного растения. Самое, смешное, что его тоже добывали пастухи. Только они знали, где, как и когда нужно было собирать этот сок, чтобы потом получить из него этот напиток.

Радостно усмехнувшись, краг склонился над столом. В тот же момент, она ударила его рукоятью кинжала в висок. Удивлённо хрюкнув, краг выронил кувшин и медленно повалился на ковёр. Быстро подхватив кувшин, она поставила его на стол и, достав из угла моток кожаных ремней, принялась ловко связывать свою жертву. Одним движением запихнув ему в рот кляп, Смайта скатала ковёр и, уложив пленника в центр заранее нарисованного круга, принялась расставлять вокруг него чаши с ароматизированным маслом. Сняв со столба факел, она зажгла масло и, плотно зашнуровав вход, принялась медленно раздеваться. Оглушённый краг очнулся и теперь следил за ней, испуганно вылупив глаза. Его испуг был так велик, что он даже не заметил, что она встала над ним совершенно обнажённой. Выводя плавный напев, она перекинула ногу через лежащего крага и, держа в руках кривой ритуальный кинжал, начала плавно покачиваться из стороны в сторону, вводя себя в транс. В этот момент она больше всего напоминала изящную, но смертельно опасную змею. С каждым куплетом наклоняясь всё ниже, она принялась срезать с него одежду. Связанный по рукам и ногам краг мог только мычать и извиваться, пытаясь уползти от сверкающего лезвия, заточенного до бритвенной остроты.

Этот кинжал она получила вместе с родовым мечом. Кто и как его сделал, не знал никто, но это оружие было из настоящей закалённой стали. Ритуальные кинжалы вручали крагам вместе с родовым клинком, так как и то, и другое несло на себе заклятие вызова. Изготовление кровных клинков было самым большим и старательно охраняемым секретом северных мастеров. Даже краги, для которых изготавливались эти мечи, ничего не знали о ритуале их изготовления. Единственное, что им всем было известно, так это то, что животное, из бивня которого делали меч, до самого последнего момента оставалось живым.

Когда юному крагу исполнялось тринадцать лет, владетель замка, в котором он жил, собирал большой караван и отправлял посвящаемого далеко на север. Именно там, в холодных, мрачных фьордах, жили те самые мастера, что умели вырезать эти живые клинки. В каждой пещере, где жили и работали мастера, был оборудован неглубокий бассейн, куда помещали пойманного в море зверя. Странное ластоногое, с длинным веретенообразным телом, на суше было неуклюже и неповоротливо и, извлечённое из своей стихии, быстро погибало. Поэтому пойманное сетями животное тащили за кораблём, а потом погружали в бассейн с проточной морской водой. Привязав зверя к прочной деревянной раме, мастера приступали к работе. До самого последнего момента животное оставалось живым. Оно погибало только после того, как клинок был закончен. Мастер наносил ему один точный удар ритуальным кинжалом в сердце и тут же вырубал готовый меч из ещё агонизирующего тела. Как именно и чем обрабатывали мастера бивень, краги не знали. Точно было им известно только одно: бивень смачивали кровью посвящаемого крага и обрабатывали при помощи огромного прозрачного камня, прочность которого превышала прочность железа.

Нанося жертве длинные, неглубокие порезы, Смайта продолжала произносить слова заклятия. Вид льющейся крови возбуждал её, но у неё была цель, и она отбросила посторонние мысли, продолжая ритуал. Истекающий кровью краг забился, как выброшенная на берег рыба, но она прижала его коленом к земле, продолжая полосовать гладкую белую кожу. Вскоре связанный краг больше напоминал освежёванную тушу боска, чем человека.

Отложив кинжал, Смайта начала покрывать своё тело кровью жертвы, стараясь не пропустить ни одного клочка кожи. Через несколько минут она была больше похожа на кровавую статую, чем на хозяйку огромного замка. Закончив окрашивать себя кровью жертвы, она прижала кинжал к груди и, плотно зажмурив глаза, принялась звать свой меч по имени. Тайное имя родового клинка было сказано ей при вручении. Оно произносилось вслух только тогда, когда нужно было найти утерянный меч. И только его владелец и мастер, изготовивший меч, знали это имя.

Звать ей пришлось долго. Лишь через полсвечи она услышала ответный зов. Продолжая звать, она начала поворачиваться из стороны в сторону, чтобы лучше определить направление. Убедившись, что нашла правильное направление, она отметила его на земле и, выйдя из транса, хлопнула в ладоши, вызывая рабынь с водой и губками для омовения. Смыть высохшую кровь рабыням удалось только ценой огромных усилий. Уже под утро, уставшая, но чрезвычайно довольная собой, госпожа Смайта улеглась в постель и ненадолго забылась сном, чтобы с первыми лучами солнца быть разбуженной яростным пинком в бок.

Не открывая глаз, она скатилась со своей узкой кровати и, моментально извернувшись, выбросила в сторону пришельца руку с ножом. Этот клинок хранился в тайнике, под кроватью. Её удар достиг цели. Нападавший охнул и, отскочив в сторону, разразился руганью. Открыв глаза, госпожа Смайта вскочила на ноги и в очередной раз взмахнула ножом, резко удержав удар у самого живота стоявшего перед ней крага. В её шатре собралось сразу восемь вооружённых молодых крагов, и убивать одного из них, не выяснив причину нападения, означало быть убитой самой.

Медленно опустив руку с ножом, Смайта мрачно оглядела собравшихся и хриплым, ещё сонным голосом спросила:

— Что вы тут делаете?

— Рабы видели, как из твоего шатра вынесли первого племянника господина. Мы нашли его мёртвым. Это ты убила его, — резко ответила одна из девушек.

— Верно. Я убила его. Но наш господин Арстан знает об этом. И потом я всё ещё госпожа замка и делаю только то, что сама пожелаю, — с мрачной усмешкой ответила Смайта.

— За что ты убила его? — спросил порезанный ею краг.

Отступив в сторону, он зажимал ладонью длинный порез над узорчатым ремнём. Пальцы его окрасились кровью, а тонкая рубашка насквозь пропиталась красным.

— Мне нужно было провести ритуал вызова меча. И я его провела, — коротко ответила Смайта.

— Зачем? — не унимался раненый.

— Тебя это не касается, — неожиданно прогремел голос Арстана, и все присутствующие согнулись в поклоне. — Вам ясно сказали, что я знал о ритуале. Что вам ещё не понятно? — продолжал бушевать хозяин замка, стремительно врываясь в шатёр.