Горящий берег - Уилбур Смит

Они дружно угощали Сантэн едой из буфета.

— Нет, нет, я не могу есть ваши большие английские завтраки, я стану толстой и безобразной, как свинья.

Щеки ее горели. Война началась, когда Сантэн едва исполнилось четырнадцать, все молодые мужчины исчезли, и радость, вызванная такой толпой поклонников, была для нее внове.

Старший медицинский офицер сердито посматривал на нее от капитанского стола, но Сантэн — чтобы позлить его и для собственного удовольствия — старалась быть любезной с молодыми людьми. И хотя угрызалась совестью, что не вполне верна Майклу, утешала себя: «Это мой долг, они мои пациенты. Сестра должна быть внимательна к пациентам».

И она улыбалась им, смеялась, а они трогательно оспаривали друг у друга ее внимание, старались оказать ей мелкие услуги и отвечать на ее вопросы.

— Почему мы плывем не под охраной? — спросила она. — Разве не опасно плыть по проливу en plein soleil — при дневном свете? Я слышала о «Реве».

«Реву» — английское госпитальное судно с тремястами ранеными на борту — 4 января этого года торпедировала в проливе у Бристоля немецкая подводная лодка.

К счастью, всех удалось эвакуировать с корабля, погибли только три человека, но антинемецкая пропаганда ухватилась за этот случай. В общественных местах повсюду были развешаны плакаты: «Что красная тряпка для быка, то красный крест для немца», а ниже красочное описание совершенного преступления.

Вопрос Сантэн вызвал оживленный спор за обеденным столом.

— «Рева» была торпедирована ночью, — высказал разумное соображение Джонатан Баллантайн. — Командир подводной лодки, вероятно, не увидел красный крест.

— Да послушайте! Эти парни с подводных лодок — настоящие мясники…

— Не согласен. Они обычные люди, такие же, как вы и я.

— Капитан этого корабля, очевидно, тоже в это верит, поэтому мы проходим самую опасную часть пролива днем, чтобы на подводной лодке хорошо разглядели наши красные кресты. Думаю, увидев, кто мы, они оставят нас в покое.

— Вздор! Эти проклятые гунны готовы торпедировать собственную тещу!

— Я тоже, кстати.

— Корабль идет со скоростью двадцать два узла, — успокаивал Сантэн первый помощник. — А подводная лодка при погружении способна всего на семь узлов. Чтобы у нее была возможность в нас выстрелить, она должна находиться точно на нашем пути. Вероятность один к миллиону, мисс, не волнуйтесь и наслаждайтесь плаванием.

Когда Сантэн встала из-за стола, к ней подошел высокий молодой врач с покатыми плечами, слегка похожий в очках в стальной оправе на ученого.

— Я доктор Арчибальд Стюарт, сестра де Тири. Майор Райт отдал вас в мое распоряжение.

Новое обращение понравилось Сантэн. «Сестра де Тири» звучало очень профессионально. Однако она не была уверена, что ей нравится быть в чьем-то распоряжении.

— У вас есть медицинская или сестринская подготовка? — продолжал доктор Стюарт, и понравился Сантэн уже меньше, поскольку в первые же несколько секунд разоблачил ее перед новыми поклонниками. Она отрицательно покачала головой, стараясь сделать свое признание менее заметным, но он безжалостно продолжал:

— Я так и думал. — Несколько секунд он с сомнением разглядывал ее и только тут, по-видимому, заметил ее замешательство. — Но это неважно: главная задача сестры — поддерживать в пациентах бодрость. Судя по тому немногому, что я видел, это у вас хорошо получается. Думаю, мы сделаем вас главным бодрящим средством, но только на палубе «А». Строгий приказ майора Райта. Только палуба «А».

Предписание доктора Арчибальда оказалось очень полезным. Сантэн с детства научилась с толком управлять шато и имением, где была хозяйкой и помощницей управляющего. Она без труда справлялась с толпой молодых людей, собиравшихся вокруг нее.

На корабле была библиотека, много тысяч томов, и Сантэн быстро разработала схему распределения и обмена для тех пациентов, которые не могли ходить, а также список тех, кто будет читать слепым и неграмотным на нижних палубах. Она организовывала концерты, палубные игры, карточные соревнования: граф был азартным игроком и научил играть и ее.

Ее команда одноногих, одноглазых, искалеченных помощников в устройстве развлечений для пациентов во время долгого плавания соперничала за ее одобрение и право услужить ей; пациенты на ярусах коек шли на множество хитростей, лишь бы задержать Сантэн возле себя, когда она по утрам совершала неофициальные обходы.

Среди пациентов оказался капитан-кавалерист из Наталя, который был в колонне машин, отступавших от Морт-Омма. Когда она впервые вошла в палату с грудой книг в руках, он радостно приветствовал ее:

— Солнышко! Это Солнышко!

Это прозвище следовало за ней по всему кораблю.

«Сестра Солнышко». Когда обычно мрачный и строгий главный врач майор Райт впервые назвал ее так, Сантэн единодушно приняла вся команда.

В таких обстоятельствах ей некогда было горевать, но по вечерам, перед самым сном, Сантэн лежала в темноте и мысленно представляла себе лицо Майкла, а потом прижимала руки к животу.

— Наш сын, Мишель, наш сын!

* * *

Мрачное небо и черные воды Бискайского залива остались позади, за длинным белым кильватерным следом, а перед носом корабля, как серебряные монеты, запрыгали по синему бархату океана летучие рыбы.

На трех градусах северной широты жизнерадостный и галантный молодой капитан Джонатан Баллантайн, по слухам, наследник ранчо в сто тысяч акров, принадлежавшего его отцу сэру Ральфу Баллантайну, премьер-министру Родезии, сделал Сантэн предложение.

— Так и слышу бедного папа. «Сто тысяч акров? Ты сумасшедшая злая девчонка! Tiens alors[38]! Как можно отказаться от ста тысяч акров?» — Сантэн до того точно передразнила графа, что в глазах Анны мелькнула тень.

После этого брачные предложения посыпались градом, и даже доктор Арчибальд Стюарт, ее непосредственный начальник, моргая за очками в стальной оправе и нервно потея, произнес, запинаясь, тщательно отрепетированную речь и казался скорее благодарным, чем расстроенным, когда Сантэн вежливо отказала ему, расцеловав в обе щеки.

На экваторе Сантэн уговорила майора Райта надеть регалии морского царя Нептуна, и церемония перехода через экватор прошла с большим успехом, весело и с выпивкой. Главным центром притяжения оказалась сама Сантэн, одетая в костюм русалки, сшитый собственноручно.

Помогая шить костюм, Анна протестовала против декольте, зато все остальные им восхищались. Свистели, хлопали, топали, и сразу за экватором последовала новая волна предложений.

Анна сердилась и бранилась, но в глубине души была довольна переменой, происшедшей с ее подопечной. У нее на глазах Сантэн чудесным образом превращалась из девочки в молодую женщину. Физически она расцвела, как бывает в начале беременности. Ее тонкая кожа приобрела перламутровый блеск, Сантэн утратила последние остатки подростковой угловатости и пополнела, не потеряв своей грации.