Котовский - Борис Соколов

Ольга Петровна остановила первую подводу, которая ехала со стороны Горинки к Катербургу. Она зажгла пучок соломы и на телеге увидела Ваську-коновода, своего старого приятеля. Еще вчера она заставила его остричь волосы и выстирала ему гимнастерку… Коновод узнал „мамашу“.

— Куда ранен? Сейчас перевяжу тебя.

— Не надо. Поспешите… Товарищ Котовский, должно, ранен, его перевязать надо. А я всё равно помру: в живот… Передайте командиру привет!

Ездовой светил, а Котовская перевязывала стонавшего Ваську.

Здесь же, на дороге, она встретила штаб-трубача. Он сидел на своем Бельчике, держа на поводу Орлика. Орлик шел медленно, низко опустив шею, израненную осколками.

Штаб-трубач ничего не мог ответить на расспросы Ольги Петровны.

Скоро показалась и тачанка, на которой лежал Котовский. В его голове не умолкал шум… Ему трудно было дышать. Горела грудь.

Григорий Иванович не узнал жену. В бреду он то вскакивал на повозке, размахивая кулаками, то хрипел и хватался за грудь.

Всю ночь он метался, звал жену, сидевшую рядом. Приходя в себя, он говорил Ольге Петровне:

— Я знал, что ты будешь со мной.

Утром Котовского в сопровождении жены отправили в тыл для лечения. Он очень тяжело переносил контузию.

Командование настаивало на том, чтобы как можно скорее доставить его в Одессу, к морю.

Котовскому было выдано удостоверение в том, „что он в славном бою под деревней Горинкой (в районе г. Кременца) тяжело контужен и направляется в тыл для лечения. Все гражданские и военные учреждения благоволят оказывать всемерное содействие для скорейшего восстановления здоровья выведенного из строя славного командира и возвращения его в дивизию“».

От Проскурова Котовского везли в Одессу в отдельном вагоне. Что, кстати сказать, было расточительностью. Ведь в вагоне, выделенном Котовскому, можно было бы эвакуировать несколько десятков раненых. В Одессе контуженный комбриг поселился в особняке на Французском бульваре. Когда Котовскому стало лучше, он переехал в Тирасполь, где и закончил лечение. Там как раз состоялся уездный съезд комитетов незаможних (бедных) селян, и Котовский был избран его почетным председателем.

Интересно, что Котовский писал письма жене, хотя они почти всегда были рядом, — от командного пункта бригады до лазарета было 10–15 километров. Григорий Иванович сообщал о мелких бытовых трудностях: «Ты напрасно сшила мне из зеленого сукна блузу. Я хотел отдать сукно хорошему портному. Жаль хорошего сукна. Черная рубашка, которую ты мне прислала, не годится, так как воротник не сходится на целых полтора-два дюйма. Выстираешь синюю, которую я тебе выслал позавчера, шитую в Одессе, и пришли мне». «Сапоги высылаю назад. Обую их зимой. Очень тяжелы. Желтые уже рвутся, я их донашивать буду».

И в этих же письмах Котовский признавался: «Милая, дорогая, желанная Лелечка! Каждый раз, когда приходит летучка „оттуда“, где ты, моя родная, ненаглядная, душа моя, переживаю какой-то удивительно сложный и сильный по остроте своего переживания момент. Каждый раз хочу послать тебе на бумаге то, что у меня на душе, — мое чувство… Эх, да разве вместит весь мир мою любовь?!!»

Тем временем 23 июля войска Юго-Западного фронта были развернуты на Львов, падение которого предполагалось одновременно с падением Варшавы. После взятия Львова часть войск Юго-Западного фронта, включая бригаду Котовского, планировалось направить в Бессарабию.

Бригада Котовского, которой временно командовал Ульрих, действовала южнее 11-й кавдивизии Первой конной армии. Она входила в группу Львовского направления в составе 45-й и 47-й стрелковых дивизий и 8-й червонного казачества. Эта группа 17 августа вела упорные бои за переправы через реку Западный Буг южнее местечка Белый Камень и овладела им к концу дня. Части 45-й дивизии, переправившиеся у Сассова, двинулись к Золочеву, который 18 августа был взят 8-й кавдивизией. Однако это был последний успех советских войск. К тому времени основные силы Западного фронта уже были разгромлены под Варшавой. Поляки перешли в контрнаступление, и бригаде Котовского пришлось отступить на восток.

Лишь 27 августа Котовский вернулся в бригаду, отступавшую из-под Львова, где она понесла тяжелые потери. Сразу же после возвращения комбригу пришлось выступать на траурном митинге по случаю похорон двух пулеметчиков, погибших накануне. Котовский заявил, что «каждая капля пролитой крови в будущем превратится в лучезарные звезды завоеваний пролетариата». Пополнение бригада получала исключительно из Тирасполя, где действовало вербовочное бюро. Бригада пополнялась только добровольцами из числа местного населения, в том числе беженцами из Бессарабии.

Ольга Петровна упорно лечила Орлика, раны которого все не заживали. Но Котовский не хотел расставаться с любимым конем.

В начале сентября командование 14-й армии для обеспечения фланга с севера вынуждено было выдвинуть к Топорову кавбригаду Котовского. Ей порой приходилось выступать в качестве заградотряда, останавливая и возвращая в бой бегущую красную пехоту. В одном из донесений Котовского читаем: «Задержал пехоту… Повернув ее на противника, я пустил в обход слева кавалерию, открыл ураганный огонь с конной батареи, и через минуту противник повернул назад и начал в панике бежать, бросая снаряжение, обмундирование». 9 сентября, отступая от Львова, во время контратаки, при форсировании Западного Буга погиб заместитель Котовского Михаил Павлович Ульрих, бывший прапорщик конной артиллерии, еще в 1917 году связавший свою судьбу с большевиками. Он временно командовал бригадой после контузии Котовского, а после возвращения комбрига стал командиром 1-го полка. Ольга Петровна писала о нем В. Г. Шмерлингу: «Ульрих для меня был загадкой. Я несколько его знала по Польскому фронту, когда мы штабом стояли в Жмеринке в вагонах. Из разговоров с ним видно было, что он карьерист и мечтал о наживе, стремился осуществить и то, и другое на передовой линии, кроме того, очевидно, была семейная драма, ибо его жена флиртовала с одним сотрудником штаба, б. офицером. Затем по его просьбе Григ. Иван, взял его на фронт. Григ. Иван, говорил, что он был храбр и рвался в бой».

Следует подчеркнуть, что котовцы при отступлении не запятнали себя еврейскими погромами, убийствами и грабежом мирного населения. Этим они выгодно отличались от бойцов Первой конной, где пришлось даже расформировать две бригады после того, как конармейцы убили комиссара дивизии Шепелева, пытавшегося остановить погромы. 9 октября 1920 года Реввоенсовет Первой конной издал приказ, в котором, в частности, говорилось: «Эти чудовищные злодеяния совершены частями одной из дивизий, когда-то тоже боевой и победоносной. Выходя из боя, направляясь в тыл, полки 6 кавалерийской дивизии, 31, 32 и 33, учинили ряд погромов, грабежей, насилий и убийств. Эти преступления появились еще раньше отхода. Так, 18 сентября совершено было 2 бандитских налета на мирное население; 19 сентября — 3 налета; 20 сентября — 9 налетов; 21 числа — 6 и 22 сентября — 2 налета, а всего за эти дни совершено было больше 30 разбойничьих нападений…

В местечке Любар (которое бригаде Котовского пришлось брать во время наступления. — Б. С.) 29/IX произведен был грабеж и погром мирного населения, причем убито было 60 человек. В Прилуках в ночь со 2 на 3/X тоже были грабежи, причем ранено мирного населения 12 человек, убито 21 и изнасиловано много женщин. Женщины бесстыдно насиловались на глазах у всех, а девушки, как рабыни, утаскивались зверями бандитами к себе в обозы. В Вахновке 3/X убито 20 чел., много ранено, изнасиловано, и сожжено 18 домов. При грабежах преступники не останавливались ни перед чем и утаскивали даже у малышей-ребят детское белье…»