Уроки милосердия - Джоди Пиколт

— Glauben Sie, dass es regnen wird? — спрашивал он. («Полагаете, будет дождь?») — Ach ja, ich denke wir sollten mit, schlechtem Wetter rechen. («Да, мне кажется, нам стоит ожидать ненастья».) Иногда герр Бауэр даже позволял себе шутить со мной по-немецки. Noch eine weitere langweilige Besprechung! («Очередное скучное заседание!») — бросал он мимоходом, идя по коридору с отцом Янковяком и вежливо улыбаясь. Он знал, что священник не поймет ни слова, но я-то все понимала!

— Сегодня я заставила его покраснеть, — улыбнувшись, призналась я. — Сказала, что пишу стихи, и спросила его, как по-немецки будет: «Он заключил ее в свои объятия, и от поцелуя у нее дыхание перехватило». Надеялась, что, вместо того чтобы рассказывать, он мне это покажет.

— Ух ты! — вздрогнула Дара. — От одной мысли о немецком поцелуе у меня мурашки бегут по коже.

— Не смей так говорить! Герр Бауэр не такой. Он никогда не говорит со мной о войне. Он слишком образован для этого. Кроме того, если всех немцев стричь под одну гребенку, то чем мы отличаемся от тех, кто стрижет под одну гребенку всех евреев?

Дара взяла с прикроватной тумбочки книгу.

— Ох, герр Бауэр, — проворковала она, — я готова идти за вами на край света. В Берлин. Ой, подождите, это же одно и то же, не так ли? — Она прижимает книгу к лицу и делает вид, что целует ее.

Я почувствовала вспышку раздражения. Дара была красавицей с длинной шеей и фигурой танцовщицы. Я не смеялась над тем, что она водила за нос нескольких парней одновременно, которые постоянно толпились вокруг нее на вечеринках, соревнуясь за честь принести своей даме пунш или конфету.

— Это даже и к лучшему, — заявила она, отбрасывая книгу в сторону. — Если ты начнешь бегать за профессором-немцем, то разобьешь сердце Йосеку.

Теперь настала моя очередь краснеть. Йосек Шапиро — мальчик, который не удостоил Дару второго взгляда. Он никогда не приглашал меня на прогулку, никогда не делал комплиментов по поводу моего свитера или прически, но последний раз, когда мы ездили на пикник на озеро возле фабрики, он целый час провел со мной, беседуя о моей книге. Его совсем недавно приняли на работу в «Хронику», он был на три года старше меня, но, казалось, не видел ничего смешного в том, что я верила: однажды мой роман опубликуют!

— Знаешь, — сказала Дара, указывая на страницы, которые прочла, — это на самом деле всего лишь рассказ о любви.

— А что не так?

— Любовный роман — это совсем не роман. Людям не нужны счастливые концы. Им подавай конфликты. Читателю нравится, когда героиня влюбляется в человека, с которым не будет вместе никогда. — Она улыбнулась мне. — Я просто хочу сказать, что Аня — скучная.

При этих словах я заливаюсь смехом.

— Она же списана с тебя и с меня!

— Тогда, наверное, мы обе зануды. — Дара садится, скрестив ноги. — Может быть, нам стоит избавиться от национальных черт. Думаю, я могла бы быть дамой, которая подъезжает к ресторану в автомобиле с радио.

Я закатила глаза.

— Хорошо. А я — английской королевой.

Дара схватила меня за руку.

— Давай сделаем что-нибудь из ряда вон выходящее!

— Отлично, — ответила я. — Завтра я не стану сдавать домашнюю работу по немецкому.

— Нет-нет! Что-нибудь глобальное. — Она улыбнулась. — Мы могли бы выпить водки в «Гранд-Отеле».

Я фыркнула.

— Кто станет обслуживать двух девочек?

— Мы не будем похожи на девочек. Можно же стащить что-нибудь из маминого шкафа.

Мама убила бы меня, если бы узнала.

Моя мама обладает шестым чувством. Готова поклясться, что у нее есть глаза на затылке: она тут же ловила меня, когда я пыталась отведать жаркое прямо из кастрюли еще до того, как подадут ужин, или сразу узнавала, если я в спальне писала свою историю вместо того, чтобы делать уроки.

— Когда ей не о чем волноваться, она волнуется обо мне.

Неожиданно из гостиной раздался вопль. Я побежала туда, за мной следом бросилась Дара. Отец похлопывал по спине Рувима, мама обнимала Басю.

— Хана! — ликовал папа. — За это следует выпить!

— Минуся! — крикнула мама, называя меня ласковым прозвищем. Такой радостной я ее еще никогда не видела. — У твоей сестры будет ребенок!

Было необычно жить одной в комнате, когда сестра после свадьбы переехала. Еще удивительнее думать о ней как о чьей-то матери. Я обняла Басю и поцеловала в щеку.

— Боже, сколько дел! — воскликнула мама.

Бася засмеялась.

— Мама, у нас есть еще время.

— К этому невозможно быть абсолютно готовым. Завтра же пойдем за нитками. Нужно начинать вязать! Абрам, тебе придется обходиться без Баси на кассе. Ты же понимаешь, что это не слишком подходящая работа для беременной женщины. Целый день простоять за кассой, когда спина болит и ноги распухли…

Отец переглянулся с Рувимом.

— Назовем это отпуском, — пошутил он. — Возможно, следующие пять месяцев она будет слишком занята, чтобы на меня жаловаться…

Я посмотрела на Дару. Она улыбалась, приподняв брови.

Мы были похожи на переодетых детей. Я нацепила одно из маминых шелковых платьев и лодочки Дариной мамы — каблучки постоянно застревали между камнями булыжной мостовой. Дара меня накрасила — макияж должен быть сделать нас старше, но я чувствовала себя разрисованным клоуном.

«Гранд-Отель» возвышался над нами, как свадебный торт, — окна ярус над ярусом. Я представляла, какие истории разворачиваются за каждым из них. Силуэты двоих людей за окнами второго этажа — силуэты влюбленных. Женщина, которая смотрела из окна третьего в угловом номере, вспоминала свою утраченную любовь, с которой она договорилась впервые за двадцать лет выпить кофе…

— Ну? — спрашивает Дара. — Мы заходить будем?

Как оказалось, выдавать себя за другого намного сложнее, чем просто набраться смелости и войти в гостиницу в наших модных платьях.

— А если мы встретим кого-то из знакомых?

— Кого мы встретим? — усмехнулась Дара. — Отцы готовятся к вечерним молитвам. Мамы стряпают ужин.

Я взглянула на подругу.

— Ты первая.

Моя мама думает, что я у Дары, а мама Дары — что она у нас. Нас легко могли поймать, но мы надеялись, что такое приключение компенсирует любое наказание, которое нас могло ожидать. Пока я не решалась зайти, мимо меня по лестнице поднялась женщина. От нее сильно пахло духами, а ногти и губы у нее были огненно-красными. Она была одной из тех женщин, от которых меня уводила мама. «Ночные бабочки» чаще встречались в Балуту, районе победнее, — женщины, которые, казалось, никогда не спали и, кутая голые плечи в шали, выглядывали из окон, — но это вовсе не означало, что здесь не было женщин легкого поведения. Мужчина, который шагал за этой, носил крошечные усики, как у Чарли Чаплина, и трость. Когда дама вплывала в гостиницу, он шлепнул ее по ягодицам.