День похищения - Чон Хэён

каким-то другим путем – сейчас уже установить невозможно: слишком много времени прошло.

Молчавший все это время Мёнчжун с бледным как полотно лицом, превозмогая себя, спросил:

– Почему не сказала?

– Как? Если б сказала, ты сам меня бросил бы?

От этих слов Мёнчжун чуть не расплакался. Ответ был понятен даже Рохи, которая вообще ничего не знала про их отношения. После такого признания он от нее уже не ушел бы, это факт. Вот только…

– Нет, сам ты меня бросить не смог бы, а каково тогда Хиэ пришлось бы? Ну, допустим, пользовались бы мы различными полотенцами и столовыми приборами, соблюдали бы осторожность постоянно, но гарантии все равно никакой нет. Ну да, возможно, она и не заразилась бы. Но все равно стала бы девочкой, у матери которой – СПИД. А если бы про это узнали? Я вот за препаратами в больницу хожу – есть гарантия, что там на мамашу какой-нибудь ее одноклассницы не нарвусь? Я бы не вынесла, если б про нашу Хиэ стали говорить, что у нее мать – спидоноска.

– Поэтому развелась и пропала?

Хеын понурила голову. Потом слабо кивнула.

– Когда диагностируют ВИЧ, сразу сообщают в управление здравоохранения. Родственников тоже нужно поставить в известность, однако из уважения к пациенту с ним оговаривают, в течение какого времени он сам скажет об этом семье. Вот я это время и потратила на то, чтобы развестись. Потому что не хотела вам ничего сообщать. Не хотела, чтоб Хиэ называли «дочь спидушницы».

Мёнчжун был не в силах смотреть на бывшую жену и отвернулся к Рохи. От этого движения с его глаз сорвалась слеза и увлажнила пол рядом с ним. Ему вдруг вспомнился первый день после похищения, когда он говорил с Хеын по телефону и думал, что она в аэропорту. Гул людей, объявления, зачитываемые в микрофон, стук катящихся колесиков… Выходит, это был не аэропорт, а больница: пациенты, каталки, вызов по очереди…

Похоже, что Хеын решилась признаться во всем до конца: ее глаза покраснели, зубы были крепко стиснуты.

– Уж извини, что у нас с семьей так сложилось. Жила безалаберно, тебя обманывала, деньги тратила направо и налево, и тут неожиданно такой диагноз… Решила вот так поступить, ты прости. Но я хоть и ушла от вас, иногда приезжала проведать Хиэ. Вот тогда и узнала, что она тоже больна… Поэтому все это дело и затеяла.

Рохи обернулась и посмотрела на Хеын.

– Вчера вы сказали, что деньги за меня точно получили бы и в полицию заявлять никто не стал бы. Почему?

Женщина некоторое время пристально рассматривала девочку, потом черты ее лица смягчились. Казалось, ее вид говорил «лично я против тебя ничего не имею». Похоже, Хеын посчитала, что Рохи поймет все, что она собирается сказать, ведь ей нужна была только правда. Поняв это по детскому лицу, Хеын решительно выдохнула и сказала:

– То, что я сейчас расскажу, имеет прямое отношение в том числе и к тебе. И, как я уже говорила, это будет очень длинный рассказ…

* * *

Совещание закончилось, профайлер ушел, а Санъюн все продолжал сидеть в кресле, погруженный в свои мысли. Начальник оперативного штаба положил руку ему на плечо.

– О чем задумался?

Перед инспектором на столе лежали фотографии с места преступления. Что-то здесь было не так… Один человек убит расчетливо, изощренным способом, требующим много времени и усилий. Второй – словно в приступе внезапной ярости. Профайлер тоже считал, что убийство мечом скорее всего было спонтанным, то есть убийца заранее к нему не готовился и совершил под воздействием порыва. Санъюн еще раз взглянул на фото с телом Чхве Чжинтхэ. Резаные раны на ладонях – это, скорее всего, защитная реакция: когда его пронзали мечом, профессор рефлекторно ухватился за лезвие. Кроме этих порезов, больше никаких следов сопротивления, по сути, нет. Исходя из этого, понятно, что убийство совершил кто-то из знакомых. Ведь при жизни хозяина даже домработница не могла спускаться в эту комнату, а вот преступник вошел, причем абсолютно спокойно и беспрепятственно. Это могло означать только одно: Чхве Чжинтхэ сам впустил убийцу. И, если верить словам профайлера, произошло это как раз в тот момент, когда профессор пытался спрятать тело убитой супруги. А потом – конфликт, в котором его и запороли…

– Просто запутанно все как-то…

– Да уж, головой точно поехать можно – за всю службу впервые с таким делом встречаюсь.

Начальник покачал головой и вышел из комнаты, в руке у него были сигареты. «Ну вот… А ведь целых полгода продержался: как положил пачку на стол, так больше и не притрагивался. Но сегодня, похоже, сорвался».

Санъюн снова уставился на фотографию. Допустим, что Чхве Чжинтхэ действительно сам убил свою жену. Но мотив?.. Явно не любовные интриги. Отношения супругов добрыми и человечными вряд ли можно было назвать – скорее натянутыми. Внезапно инспектор вспомнил слова Юн Чжондо: «Похоже, они часто ссорились». Он тогда еще мимоходом заметил, что профессор только о работе и думал, что в клинике, что дома, – возможно, потому и ругались. Но у Санъюна тем не менее создалось впечатление, что Со Чжинъю была не из тех женщин, которые способны выносить мужу мозг, требуя уделять больше времени семье. Может, нужно посмотреть на их ссоры с другой стороны? А что, если жене не нравились те самые исследования, которые проводил профессор? Такое вполне возможно. «Черт, чем же он все-таки занимался?» Санъюн решил получше разобраться с этим проектом. Дом Чхве Чжинтхэ был пока опечатан. Нужно будет сегодня вечером пойти туда и все еще раз осмотреть: может, удастся найти хоть что-то, проясняющее детали его экспериментов…

* * *

– Я когда узнала, что у Хиэ белокровие, на все пойти была готова. Опять же, неизвестно, когда ей подходящего донора найдут. Я, наверное, все клиники в округе обошла. И вот в одной из них случайно подслушала в туалете чей-то разговор, что, мол, есть такой профессор – из детей гениев создает. И что дело верное – он из собственной дочери вундеркинда сделал, так что нужно в этот проект вкладываться, пока есть возможность.

– Получается, это… – Голос Мёнчжуна затрепетал, как свеча на ветру, а Рохи безотчетно потерла предплечье. При каждом движении ее руки были видны уже затянувшиеся следы от уколов.

– Я же вам говорила о домашнем насилии, но тут… Впрочем, по сути это домашнее насилие и есть. А как по-другому, если незаконные опыты над людьми проводят, да еще и над детьми? В общем, инвесторы убедились,