Собрание сочинений. Том 3. Жак. Мопра. Орас - Жорж Санд

он влезает в твои) окна, он играет на флейте и волшебными ее звуками убаюкивает твоих детей; он разыгрывает роман, увиваясь вокруг тебя, и вот ты полна смятения, смущения, волнения, иначе говоря — ты влюблена. Ты прекрасно могла с самого начала рассказать мужу о дерзком поведении Октава: и поставить этого господина на место, не заслужив при этом ни малейшего упрека со стороны Жака. Но ведь тогда слишком быстро кончилось бы приключение, которое не столько страшит, сколько забавляет и очаровывает тебя: ты ведь готова падать в обморок всякий раз, как появляется привидение, и все же всегда устраиваешься таким образом, чтобы вызвать в темноте этот призрак. А враг повел обстрел с других батарей и, чтобы приручить тебя, повествует тебе о своей любви к Сильвии, хотя любви, быть может, никогда у него и не было, — это только предлог, чтобы добраться до тебя. Ты с готовностью ухватилась за этот предлог и без малейшего подозрения в искренности господина Октава бегаешь к нему на свидания; словом, ты запуталась в любовной интриге, которая будет иметь обычные последствия: кое-какие утехи и горькие слезы.

Правда, чтобы извинить в собственных твоих глазах новую любовь, которая, как ты это чувствуешь, забурлила в твоем сердце, ты перечисляешь, в чем твой муж виноват перед тобою, и силишься доказать себе самой, что только благодаря своему мужеству и самоотверженности ты до сих пор любила его. Но вся твоя теория любви и права на неверность зиждется на ложных основах. Во-первых, ты никогда по-настоящему не любила Жака; во-вторых, его поведение не оправдывает проступка, который ты собираешься совершить. Судя по всему, что ты мне рассказывала о нем, он прекраснейший человек, и единственная его вина перед тобой — то, что он вдвое старше тебя. Зачем искать какие-то другие, более важные его преступления? Зачем нападать на его характер и его сердце? Это несправедливо, Фернанда, ты неблагодарная женщина. Достаточно того, что ты вот-вот изменишь мужу, зачем же еще и клеветать на него? Признай лучше, что ты молода, ветрена, что у тебя нет твердых правил, а в характере — никакой силы, что ты чувствуешь потребность в любви и предаешься ей. Все это несчастья, а не преступления, но имей по крайней мере мужество Отдать справедливость Жаку и не обвиняй его ни в чем — разве только в том, что в тридцать пять лет он вздумал жениться на тебе.

Бьюсь об заклад, что ты уже успела посвятить господина Октава в тайны своих домашних неприятностей — ведь он поведал тебе, сколько он перестрадал из-за Сильвии или из-за какой-нибудь другой дамы, и его повествование пробудило в тебе столько сочувствия к нему, что ты мгновенно решила обратить его в своего друга, в своего брата. С тех пор ты соответствующим образом и ведешь себя — пошли записочки и свидания. Ах, что за прелесть первое письмо, которое написал тебе господин Октав! Сколько там страсти, сколько похвал, какие мольбы, какие нежные слова — и все это для тебя, Фернанда! И ты, конечно, не заставила его долго ждать: первая прибежала к нему на свидание, держу пари! Теперь он, должно быть, весьма ясно сказал тебе, что любит тебя, а не Сильвию, или если он когда-нибудь и любил эту особу, то, узнав тебя, совершенно ее позабыл. Возможно, его признание помешало тебе два дня подряд ходить к большому вязу, но на третий день у тебя уже не хватило сил удержаться, и теперь вы оба охвачены очаровательным бредом платонической любви. Вы, конечно, решили блюсти честь господина Жака, но это до поры до времени, пока в один прекрасный вечер чувства не возьмут верх над волей. Разве уже не бывало, что с помощью нескольких луидоров, извлеченных из кармана господина Октава, у Розетты то подвернется нога, то появится на другой ноге царапина, которая помешает ей дойти с тобой до старого вяза? Ну, скажи, верно я угадала? Разве не происходило у вас ничего подобного?

Может случиться, что некоторые обстоятельства изменят ход событий. Например, господин Жак крайне удивится, что ты вдруг очень уж расхрабрилась и в девять часов вечера разгуливаешь по парку и по полю, тогда как лишь несколько дней тому назад не смела пройти в темноте через гостиную, и, удивившись, он вздумает понаблюдать и последить за тобой; самое меньшее, что он может сделать, как человек мудрый и осторожный, это прочесть тебе краткую, но строгую проповедь и, приняв должные меры, удалить твоего вздыхателя. Тогда отчаяние разожжет страсть, вы проявите больше изобретательности и более искусно будете скрывать ваши тайные отношения; но тем быстрее и неизбежнее господина Жака постигнет несчастье. Если господин Октав любит тебя не так уж сильно, чтоб рисковать своей жизнью, пробираясь к тебе через окно, ты как-нибудь утешишься, но возненавидишь мужа, потому что, находясь в дурном расположении духа, женщина во всех своих огорчениях всегда обвиняет мужа. Однако скоро ты найдешь себе другого вздыхателя, ибо твое сердце будет страстно призывать новую привязанность, чтобы изгнать снедающую тебя скорбь и тоску. Ты не обладаешь терпением и наблюдательностью, а потому не сможешь распознать характер человека, которому доверишься, и вполне может случиться, что ты вновь сделаешь дурной выбор, а тогда горе тебе! Тогда ты пойдешь торной дорожкой — от заблуждения к ошибке, от безрассудства к легкомыслию. И вот прелестный цветок чистоты и невинности, которым все любовались, увянет и напитается отравой по воле злой судьбы и по слабой своей натуре.

Что бы ни случилось, Фернанда, я тебя не покину; чтобы помочь и утешить тебя, я готова победить предрассудки, хотя и считаю их вполне обоснованными и, к несчастью, необходимыми, ибо они оберегают устои общества. Но моя дружба плохая для тебя защита, и я с грустью вижу, в какую пропасть ты готова броситься с завязанными глазами. Прости, что письмо мое написано так сурово; быть может, мои слова обидели тебя, но если я причинила тебе боль, утешением мне послужит надежда, что мне удалось вдохнуть в тебя немного благоразумия и хотя бы замедлить на некоторое время ту печальную участь, к какой ты стремишься.

XLVI

От Жака — Сильвии

Блосская ферма

Дела, из-за которых я приехал сюда, — только предлог. Меня постигло нежданное несчастье. Говорить о нем сейчас не могу даже с тобой. Я ничем не выдал свое горе. Я хотел, чтобы между ею и мною легло расстояние миль в пятнадцать, чтобы заставить себя поразмыслить, а потом