Сбежавшая невеста - Ева Никольская

— Все портят, начиная с твоего «хорошего мужика» Акиллара, — даже не думая возражать против выводов подруги, ответил Александр. — Но одно дело просто жизнь портить, а другое — этой жизни угрожать.

На следующее утро…

Утро выдалось ужасным!

Нет, не в плане погодных условий. Они как раз радовали летним теплом, и о ночном дожде напоминали лишь темные пятна подсыхающих луж. Я бы даже сказала, что сегодня жарко. Джинсовую куртку, взятую с собой, пришлось повязывать на бедрах, так как потеть еще и из-за нее мне совершенно не хотелось. Жаль, что все остальное, кроме погоды, оставляло желать лучшего. Где-то часа в четыре ночи, когда я благополучно спала после Риткиного вина, проснулся Северьян и пожаловался на легкую тошноту. Сходила на кухню за водичкой, сводила малыша в уборную, посидела с ним в обнимку, встречая рассвет, и когда он наконец снова уснул, поняла, что мне пора вставать, принимать душ, сушиться, одеваться и топать в участок на так называемый опрос свидетельницы.

Иллюзий насчет сочувствия со стороны гвардов я не питала, но то, что беседа с жертвой похищения превратилась в форменный допрос, стало неожиданностью. Прессовали меня по полной, да еще и стращали единственным на весь город менталистом, который якобы узнает все мои страшные тайны, едва взглянув в глаза. То ли у следователей другого подозреваемого не нашлось, то ли по каким-то непонятным причинам им охота было сделать козлом отпущения именно меня. И версия складывалась такая, что заслушаешься! Вот я и заслушалась, угу.

Мужики украли ведьму (зачем — непонятно, но оно и неважно, ибо воры все равно мертвы), ведьма очухалась, устроила переполох в машине, который привел к аварии (это я даже не отрицала, хотя в чем сей переполох заключался, к счастью, рассказать не успела), потом прокляла обоих похитителей (а может, и убила, кто этих ведьм знает?), наложила на покореженный микроавтобус заклинание, притягивающее молнию (чтобы замести следы своих деяний), и пошла изображать пострадавшую на проезжую часть. Когда преступницу подобрали и увезли подальше, она, то есть я, активировала смертоносное заклинание и поэтому осталась вроде как не при делах. Гениально, ничего не скажешь!

Выслушав историю о своей жестокости и коварстве, признаться, я на пару секунд потеряла дар речи: так и сидела, как дура, с приоткрытым от удивления ртом и хлопала глазами. Потом взяла себя в руки, прокашлялась и… потребовала доказательств столь любопытной теории. А раз таковых нет, то и общаться далее с этими крайне «прозорливыми» господами у меня больше не было ни желания, ни времени. Составлять с их штатным художником фоторобот похитителя я тоже отказалась, сославшись на то, что мне срочно надо заняться наймом толковой ищейки из модифицированных сыскарей, которая будет искать настоящих виновников, а не пытаться повесить дело на жертву.

Про то, что в рюкзаке еще и муха механическая лежит, которую я, наивная, несмотря на предложение Ритки и Жака решить все самим, хотела передать органам правопорядка для экспертизы, даже заикаться не стала. После этого гварды сменили гнев на милость и принялись убеждать меня, что оказывать помощь следствию в моих же интересах. Так что портрет лже-«волка» все же рисовать пришлось. Зато, когда я вышла из огромного кабинета, разделенного на рабочие ячейки стеклянными перегородками, обнаружила очередной сюрприз: кроме Графа, ожидавшего моего возвращения в холле Гвардерлера, там подпирал колонну еще и Александр Нечаев.

— И тебя вызвали вестником? — сказала хмурая я вместо надлежащего приветствия.

— Нет, — ответил он, продолжая стоять со скрещенными на груди руками и изучать меня. — Сам пришел.

— Тогда быстрее уходи, — посоветовала ему. — У них тут конкурс на лучшего козла отпущения, меня с ходу во всем обвинить не получилось, так они снова в поиске, а ты — такая хорошая кандидатура. — Шутка вышла мрачной, но сыскарь все равно улыбнулся. Кривовато, правда, и словно через силу, но меня и это порадовало.

Из здания выходили втроем — почти в том же составе, в каком ездили в небесный храм, разве что довеска в виде маленькой «лисички» не хватало. Но ее с успехом заменял большой плюшевый кролик, купленный мною взамен упокоенных Ритой зомби-зайчиков, так нравившихся Северьяну. За моим захворавшим мальчиком осталась приглядывать крестная, намекнувшая перед уходом, что малыш просто симулирует, не желая отпускать маму снова. И я очень надеялась, что она права, но новую игрушку ему все равно купила, желая порадовать сына.

Позвонив с мобильника, который приобрела в магазине рядом с детскими товарами, на номер подруги, быстро справилась о здоровье Яшки и, успокоенная тем, что он уже вовсю завтракает, побрела к стоянке такси. Как только закончила телефонный разговор, со мной поравнялся Саша и начал расспрашивать подробности беседы с гвардами. Нехотя пересказала ему и Графу, молча шагающему с другой стороны, все, что было, а потом спросила Нечаева, не знает ли он подходящего сыскаря, которому можно поручить расследование моего похищения.

— А я тебя, значит, не устраиваю? — бросив на меня косой взгляд, уточнил бьерн.

Сегодня он был без куртки, и я могла любоваться на занимательный рисунок на груди его черной футболки. Вернее, я старалась себя убедить, что именно на это и смотрю, но взгляд все время останавливался на тугих узлах мышц, перекатывающихся под тонкой тканью, поднимался к лицу, встречался с хитрым прищуром желтых глаз и поспешно соскальзывал на чуть кривящиеся в полуулыбке губы, напоминавшие о последнем поцелуе, а с них — на выступающий на шее кадык, который безумно хотелось потрогать кончиками пальцев или лучше…

А-а-а, бесов кот! Рисунок на футболке, да! Надо смотреть на него и напоминать себе, что фраза «я тебя не устраиваю?» относится к профессиональной деятельности, а не к чему-то еще.

— Насколько мне помнится, ты занят поиском убийцы Тамары, — передернув плечами, словно пытаясь отделаться от приставучих мыслей, проговорила я и тут же прикрылась от яркой вспышки фотоаппарата. Проходящая мимо тетенька, щелкнув меня на свою камеру, радостно помахала нам пухлой ручкой, напомнив своим поступком, что фотоохота на акилларовских невест все еще в силе. Подозреваю, что снимала нас не только она, просто другие делали это издалека, не так сильно наглея.

— Куда больше я занят решением твоих проблем, — слова Саши прозвучали с толикой иронии, что меня неожиданно задело. Вроде ничего особенного мужчина и не сказал: действительно ведь только и делает, что мне помогает в ущерб работе, семье… всему. Но эта простая с виду фраза отозвалась болезненным спазмом самолюбия, по которому «кот» проехался вчера, назвав меня глупой ведьмочкой, лишенной уникальности. И, не успев вовремя прикусить язычок, я огрызнулась:

— Не хочешь советовать — не надо, спрошу у Дианы, кто из черных ищеек лучше.

— А отчего не из белых? — иронические нотки в его голосе сменились язвительными.

— Можно и из них, — снова буркнула я, начиная злиться. Причем больше на себя за несдержанность, а уж потом на Нечаева. — А ты вообще куда, если не секрет? — спросила, не глядя на него. — Мы с Графом возьмем такси и отправимся по делам, а тебе, наверное, на работу пора? — сказала я, наблюдая за тем, как лич, отделившись от нас, пошел договариваться к водителю машины, курящему возле своей железной «лошадки». — Прощаемся? — спросила я Александра, продолжая упорно смотреть на Графа.