Мигрант, или Brevi Finietur - Марина и Сергей Дяченко

— Да, так вот, — Тимор-Алк не мог молчать. — Все социальные и хозяйственные вопросы проходят через голосование. Мнение каждого учитывается пропорционально индексу социальной ответственности…

Вентиляция работала в полную силу, и Крокодил потихоньку начал стучать зубами.

— Где здесь пульт?

Он вспомнил, что на Раа предпочитают голосовые команды.

— Теплее… Еще теплее!

Он сел ровнее, и кресло заколебалось под ним, подстраиваясь под контуры тела.

— Мой индекс — один к миллиону! — не умолкал Тимор-Алк.

— Потрясающе, — не удержался Крокодил. К счастью, мальчишка не расслышал сарказма.

— Ты видел, как он обалдел, когда услышал? Ты видел?!

— А это высокий индекс?

— Очень серьезный, скажем так. Не обывательский!

— А у меня, значит, обывательский.

Мальчишка посмотрел на Крокодила и сбавил тон:

— Ты сам выбираешь.

В каюте-капсуле стремительно теплело. Красные цветы, росшие на потолке и спрятавшие головки от холода, теперь ожили и свесились, будто зрители с галерки, торопливо раскрывая лепестки. Фосфоресцирующие насекомые, только этого и ждавшие, взвились в воздух, и зеленоватое свечение переместилось со стен в воздух.

— А если я не хочу заниматься экономикой, я не экономист? И плевать хотел на социологию, я не социолог? — Крокодил сам не понимал, почему так злится.

— Тогда ты не принимаешь решений, от которых зависит судьба Раа, — тихо, но упрямо отозвался мальчишка.

— Не принимаю, и рад. Что с того?

— Тогда ты и есть обыватель, — мальчишка говорил еле слышно, но упрямства в его голосе хватило бы на сотню ослов. — Непонятно, зачем проходил Пробу…

— Все сказал? — рявкнул Крокодил. — Теперь отстань от меня!

Тимор-Алк замолчал, будто ему пробку всадили в горло.

* * *

На Раа был вечер, мягкий свет солнца не резал глаза, и, как только открылся шлюз челнока, внутрь устремились жужжащие насекомые. Крокодил уже знал, что эти жуки работают санитарами, причем бесплатно: питаются мусором, вылизывают стенки, опыляют красные цветы на потолке.

Челнока не было видно: сразу после посадки он влип в огромное устройство, похожее на глыбу известняка, только открытый шлюз чернел, как пещера. Крокодил остановился, глубоко дыша, пытаясь почувствовать разницу между кондиционированным воздухом на орбите — и натуральным духом спокойного теплого вечера.

— Андрей Строганов?

Крокодил вздрогнул.

Немолодая женщина в ярко-красном свободном комбинезоне, в широкой шляпе, закрывающей лицо, смотрела на него с несколько принужденной улыбкой. Шана, сотрудник службы миграции. Тимор-Алк стоял рядом в замешательстве.

— Есть Андрей Строганов, — хмуро отозвался Крокодил, меньше всего рассчитывавший на эту встречу.

Женщина, не обращая внимания на заискивающий взгляд внука, подошла и протянула узкую ладонь:

— Мы знакомы.

— Не очень, — с досадой сказал Крокодил.

— Я Шана, — она заглянула ему в глаза, будто пытаясь прочитать мысли. — Простите, если вызов на судебное разбирательство вас утомил.

— Вовсе не утомил. И даже развлек бы, если бы мне объяснили, что там происходило, — буркнул Крокодил.

— Андрей, я приглашаю вас в гости, — сказала бабушка Тимор-Алка. — Так получилось, что я много лет служу в миграционном офисе Раа… И у нас наверняка найдутся темы для разговора, правда?

Пологий склон холма нес на себе рощу, как легкую шубу. Деревья со светлой корой были чем-то похожи на березы, и светлый лес представлялся холодным; дом, сложенный из камня, а не из циновок, казался убежищем поросенка Нуф-Нуфа.

— Располагайтесь, — Шана распахнула перед ним дверь. Внутри моментально зажегся свет; небо темнело. Близилась ночь.

— Мне неловко вас затруднять, — признался Крокодил.

— Ерунда, здесь полно места, вы можете жить у нас, если захотите…

Внука она игнорировала. Тимор-Алк, грустный и снова очень бледный, оставил все попытки привлечь бабушкино внимание. «Не похоже, чтобы в такие игры они играли часто, — подумал Крокодил. — Может, впервые в жизни; мальчик вырос, ничего не поделаешь. Полноправный гражданин уже не помещается под юбкой, даже пальмовой, сколь угодно широкой».

Медлить дальше оказалось бы неприлично, и он вошел в дом. Внутри было просторно и просто: травянистый пол, стены, затянутые декоративными лианами поверх камня, два больших помещения, разделенных стеной: вход направо и налево. Шана, ловко манипулируя Крокодилом, провела его в правую часть дома, и за их спинами опустилась плотная занавеска.

«Мальчика отправили в его комнату, — подумал Крокодил. — Посидеть в одиночестве и подумать о своем поведении».

— Располагайтесь. Вы голодны? Я сейчас принесу кое-что.

Она вышла в боковую маленькую дверь и почти сразу вернулась, окутанная запахом жаркого; у Крокодила задрожали ноздри. Шана поставила перед ним на траву поднос с горячим свертком. Обжигаясь, удивляясь, Крокодил развернул его — и увидел глиняный горшочек; он был готов руку дать на отсечение, что запеченная внутри масса была кусочками говядины с лисичками и сыром.

Шана молча подала ему деревянные вилку, ложку и нож.

— Вы знаете толк в земной кухне, — Крокодил сглотнул слюну.

— На здоровье, — сказала женщина.

— А вы?

— Я уже поужинала.

— А… — Крокодил взглядом указал в сторону занавески, за которой, вполне вероятно, маялся Тимор-Алк.

— Полноправные граждане, — сказала Шана с непередаваемым выражением, — самостоятельно находят себе еду, дом и занятия… Спокойно ешьте, Андрей. Это земная восточноевропейская еда, воспроизведенная на молекулярном уровне.

Крокодил моментально убедился, что она права; забытый вкус домашнего жаркого послужил катализатором, запустившим дремлющие процессы. Спусковым крючком для тысячи воспоминаний; Крокодил ел — и снова видел себя дома, за столом, а вокруг — множество людей. Они появлялись и уходили, как персонажи ускоренного кино: мать, Светка с младенцем на руках. Лида, с которой они заново познакомились на «Одноклассниках», любительница сладких духов. Игорь, сосед. Валерка, однокурсник. Они не видели друг друга, приходили и исчезали, а Крокодил сидел в центре их мира, ел жаркое и смотрел, как колеблется от ветра занавеска, как кружат вороны за окном, как бежит секундная стрелка на круглых часах — а за их раму небрежно вложена фотография сына с новогоднего утренника, в костюме Бэтмена…

На самом дне осталось немного пряного соуса, да прилип к стенке сухой лавровый листок.