Любовь вхолостую - Наталья Рощина

— Как странно, что все расписано вперед на целый год. Все предопределено. Даже страшно делается. Вы так спокойно говорите об этом. — Валя внимательно посмотрела на Маковецкую. Та действительно выглядела спокойной.

— Мне теперь нечего бояться, девочка. Это раньше я с ужасом думала о том, что буду каждое утро просыпаться и мне некуда будет спешить. Все изменилось благодаря тебе, Вадиму, будущему малышу. Когда есть для чего жить, становится практически безразличным — как.

Валя хотела поспорить насчет последнего утверждения. Однако Вероника Сергеевна и без того задержалась. Злоупотреблять ее вниманием не хотелось. Несколько приободряющих фраз, и Маковецкая закрыла за собой входную дверь. Оставшись одна, Валя решила немного полежать. Она любила отдыхать, укрывшись огромным теплым пледом в клеточку. Его горчично-черный цвет действовал успокаивающе. Было приятно просто ни о чем не думать, чувствуя уют от прикосновения мягкой шерсти. На этот раз освободиться от мыслей и полностью расслабиться Валя не смогла. За окном начался дождь. Капли с шумом разбивались о подоконник, ритмично, убаюкивающе. Стук становился все тише, приглушеннее. Валя впала в дремотное состояние. Вместе с тем в голове роились мысли о предстоящем дне рождения Вадима, появлении ребенка, маме. Потом пригрезилась Надя Шеховцова со своими предсказаниями о рождении Скорпиона. Перед глазами возник календарный листок на ноябрь, лихорадочные подсчеты даты родов. Внутри все сжалось от безотчетного чувства страха. Губы женщины шевелились, беззвучно повторяя: «Я не верю в приметы».

Когда Валя открыла глаза, на часах была половина шестого вечера. Дождь закончился, хотя за окном было пасмурно, хмуро. Отдых не принес расслабления. Откинув плед, она села на диване и посмотрела на телефон. Хотелось позвонить Вадиму на работу, узнать, когда он приедет. В ответ на ее мысли раздался телефонный звонок.

— Привет, Сергеевна, как дела? Что сказал врач? — Голос мужа был бодр.

— Все хорошо, только ругает, что вес сильно набрала.

— Ну, не на диете же тебе сидеть.

— Именно, завтра у меня разгрузочный день. Четыре яблока, стакан кефира и стакан шиповника. С трудом представляю, как продержусь.

— Только не это. Не хватало морить голодом моего сына. Я отменяю указания врача.

— Слушаюсь, мой генерал. Я скучаю по тебе.

— Почувствовал и потому решил позвонить.

— Ты скоро приедешь?

— Думаю, что через час-полтора приеду. Тут Костя передает тебе привет.

— И ему от меня.

— Жди. Не возись с ужином. Приеду, сам что-нибудь приготовлю. — В этот момент Вадим искренне не хотел быть ей в тягость, а проявить мужскую самостоятельность. Он проникся теплым, нежным чувством к женщине, носившей под сердцем их ребенка. Испепеляющей страсти не чувствовал, спрашивая себя: почему к женщине, которая боготворит его, он не испытывает знакомого всепоглощающего чувства? Это ведь несправедливо. Что же важнее: испепеляющее или животворящее? Почему-то ее усталый, грустный голос проник в самое его сердце. Таким глупым показался ему разговор с мамой. Ее постоянный возврат в прошлое, боязнь, что его брак — очередной карточный домик. Их с Валей связывают незримые нити. Этого чувства раньше не было, оно сильнее любой страсти. Трезво мыслящая голова и ровно бьющееся сердце — вот идеальное сочетание для прочного брака. Белов обрадовался своим ощущениям. — Не кисни, милая, я скоро явлюсь пред твои ясные очи.

— Хорошо. Целую.

В трубке давно раздавались гудки, а Валя продолжала слушать их. Так ей было легче, словно разговор еще мог иметь продолжение. Все-таки она изменилась в последнее время. Раньше с нею не бывало такого, чтобы тяготиться одиночеством. Она занимала себя домашними делами, новыми книгами, смотрела видео — свадебный подарок родителей Вадима. Она любила старые фильмы. Черно-белые с простым сюжетом — человеческие отношения, судьбы. Белов не понимал, как она может несколько раз смотреть один и тот же фильм. Она пожимала плечами.

— Я еще люблю перечитывать книги. Разве с тобой такого не бывает? — удивлялась она.

— Нет, я не занимаюсь расточительством. Время нужно тратить рационально.

Валя улыбнулась, вспомнив его ответ. Неужели он действительно так думал? Как тогда объяснить потерянные в предыдущих браках годы? Валя никогда не заговаривала с ним на эту тему. Убирая, тоже не находила никаких напоминаний о прошлых хозяйках этой квартиры. Она раз и навсегда решила не терзаться ревностью к тому, что было. Вадим со своей стороны не проводил сравнений. С его языка не срывались необдуманные слова. Его родители вели себя так, будто она — их первая невестка. Ни словом они не напоминали об ошибках их сына. Знала бы Валя о последнем разговоре Галины Матвеевны с Вадимом.

Сегодня дом казался его хозяйке чужим, холодным. Валя не могла понять, в чем причина резкой смены настроения. Подошла к зеркалу. Осмотрела себя со всех сторон. Да, ни обнять, ни прислониться. Какая же она стала огромная. Никогда не имела осиной талии, а теперь и вовсе округлилась. Валя продолжала рассматривать себя. Расстегнула молнию на длинном светло-сиреневом халате. Вверх от лобка до пупка тянулась темно-бордовая узкая полоска. Валя погладила натянутую кожу и сразу почувствовала отклик — легкий толчок изнутри. Непередаваемое ощущение. Только ради этого стоит хоть раз пройти такой путь. Застегнув халат, Валя медленно направилась на кухню. Начистила картошки, заправила квашеную капусту маслом, сахаром, как любил Вадим. Разогреть отбивные — дело пяти минут. Снова какая-то напряженность, внутренняя скованность.

Валя подошла к окну. Она уже привыкла к этому виду. К городской суете, шуму, вечно спешащим вереницам чужих людей. Здесь все по-другому. Познакомилась с соседями по лестничной площадке. Кроме вежливого приветствия, дальше общение не шло, а всех, кто жил в их подъезде, она не знала до сих пор. Вот придет время гулять с коляской, тогда и можно будет присмотреться. Вале было непривычно, что все ведут себя как чужие. В Смирновке на каждом шагу поздороваешься, обязательно остановишься поговорить. Вокруг все зелено, глаз радуется, а воздух… Валя не преувеличивала, когда говорила, что задыхается в Горинске. Прошло много времени, прежде чем прошел этот дискомфорт. Сейчас она влилась в городскую жизнь. В разговорах с мамой теперь находила ее плюсы. А в последний приезд в конце августа даже агитировала Степаниду переезжать к ним. Мама улыбалась и отрицательно качала головой. Валя удивлялась. За всю жизнь ни разу, хоть из простого любопытства, не выехать в город! При этом Степанида не выглядела забитой, закомплексованной. Разве только усталой, вечно невыспавшейся. Она говорила, что ей поздно перестраиваться, что общение ей давно заменяет телевизор и газеты. В Смирновке ее прогрессирующая отчужденность уже не подлежала обсуждению, все давно сказано. Даже на ферме, где она работала с детства, задушевной подруги у нее не было. Конечно, перекинуться парой слов, выслушать без интереса очередную горячую новость — это да. Но в гости ходила редко, к себе тоже звать не торопилась.

Степанида была рада только приезду Вали с Вадимом. Они вносили приятное разнообразие в размеренную ее жизнь. Однако последние месяцы Степанида чувствовала себя настолько плохо, что боялась неожиданного приезда дочери и зятя. Она не хотела, чтобы ее застали врасплох. Были дни, когда ее отражение в зеркале будто принадлежало другой женщине. Приступы дурноты и полного бессилия сменялись способностью вести более-менее привычный образ жизни. В неполные сорок лет Степанида ощущала себя столетней старухой, которая скоро не будет ни на что способна. Она молила Бога, чтобы болезнь не уложила ее в кровать. Не хотела стать обузой единственной дочери. Та недавно начала самостоятельную жизнь, ни к чему ей такое беспокойство. Степанида заваривала себе травы, парилась в бане. Однажды сходила к местной знахарке. Дремучая, высохшая, но невероятно проворная баба Глаша несколько минут водила руками вокруг ее головы, тела. Потом покачала головой.