Сыщик, ищи вора! Или самые знаменитые разбойники России - Александр Бушков

Почему-то именно в Англии, так уж исторически сложилось, особенный размах приобрели с начала XVIII века финансовые пирамиды, то бишь акционерные общества. Честное слово, нашей «МММ» и прочим «Хопер-инвестам» до них было далеко. Механизм тот же: под обещания крупных дивидендов собирали денежки вкладчиков, но быстро оказывалось, что дивидендов нет и не предвидится. А уж иные названия! «Компания по извлечению серебра из свинца», «Компания по производству пушек, стреляющих квадратными ядрами» (я с вами не шучу, такие реально существовали, и английские лохи наперегонки несли туда денежки). Компания… по организации с помощью летательных аппаратов воздушного сообщения меж Англией и Индией (конец XVIII века).

Иногда «пирамидчики» попадали под суд и удавалось возместить обманутым вкладчикам часть денег, иногда не получалось и этого. Всячески откручивались. Организатор воздушной линии Лондон – Бомбей, когда припекло, сбежал в новорожденные Соединенные Штаты, а там, особенно в отношении Англии, действовал принцип: «С Дона выдачи нет».

Но по житейской сметке всех переплюнул создатель «Общества по извлечению прибыли», вообще не сообщивший широкой общественности о том, чем его компания будет заниматься. Заявил с таинственным видом: дело тайное, до поры до времени оглашать не следует, зато потом ахнете… И ведь не соврал – ахнули. Субъект этот не зарывался: с утра до обеда он собрал с тысячи человек (ведь и к нему ломанулись!) две тысячи фунтов (именно столько стоила его акция). После чего закрыл контору на обед – и форменным образом растворился в воздухе, сбежав «на континент». Так никогда и не был разыскан, неизвестно даже его имя и национальность. К слову, собранной им суммы по тем временам хватало для покупки большого поместья. Так что можете представить, какие деньги потерял сам Исаак Ньютон, вложивший в очередной «лохотрон» 20 000 фунтов. Хотя именно ему следовало вести себя осмотрительнее: он не просто знаменитый ученый, а двадцать восемь лет, до самой смерти, был директором Королевского монетного двора, на этом посту провел успешную денежную реформу по перечеканке монеты и выпуску новой (в отличие от многих подобных ей реформ в других странах, ничуть не ударившей по карману населения). Уж он-то в экономике разбирался, но вот, поди ж ты, тоже повелся…

Так вот, все эти «пирамиды» могли работать лишь после утверждения их устава парламентом. Парламент охотно утверждал – и небескорыстно. Особенную резвость проявляла верхняя палата – палата лордов. Эти частенько проталкивали крайне удобные для себя законы касательно коммерции, потому что в большинстве своем имели на стороне нешуточный бизнес, вплоть до работорговли (одно время и в Англии официально узаконенной).

Естественно, парламентские выборы сопровождались массой грязных махинаций. Имелась куча «гнилых местечек» – округов, имевших право посылать депутата в парламент, но при этом захиревших и превратившихся в убогие деревеньки. В одном случае никакого населенного пункта не имелось вообще. С наступлением моря кусок суши ушел под воду, но его владелец еще долго участвовал в парламентских выборах. Единственным избирателем в своем «округе» был он сам, а потому всякий раз единогласно бывал избран в парламент (а когда надоедало, перепродавал свои права желающим). Я не шучу, господа мои, так и было. Промышленный центр Бирмингем с населением примерно в десять тысяч человек не имел права избирать своего депутата, как и многие другие большие, но «молодые» города – а вот «гнилые местечки», где жителей можно по пальцам пересчитать, это право имели: старинные английские традиции, ага…

В том же романе о Пиквикском клубе Чарльз Диккенс с максимальным приближением к реальности описал, как проходили парламентские выборы: как в открытую подкупали и спаивали избирателей, какие меры принимали, чтобы «обезопасить» часть электората соперника и не допустить к выборам (это уже первая треть XIX века).

Новорожденные Соединенные Штаты переняли от матушки-Англии немало тамошних традиций, в том числе и касавшихся выборов. Чтобы попасть в сенат или конгресс, кандидат допьяна поил своих избирателей, а вот скупого на подобные расходы проваливали запросто. Позже началась вовсе уж неприкрытая коррупция: каждая собака знала, какой именно компанией – железнодорожной, нефтяной или торговой – куплен тот или иной сенатор или конгрессмен…

Рекорд, который не может быть побит (и при любой парламентской коррупции ни разу нигде не повторившийся), поставила прекрасная Франция. В конце XIX века на грани банкротства оказалась акционерная компания по строительству Панамского канала – денег на достройку категорически не хватало еще и оттого, что значительная их часть ушла в карманы владельцев компании. Решили устроить выпуск дополнительных акций. Разрешение на это мог дать только парламент – тогда «панамцы», не мелочась, купили его целиком, всех до единого триста с чем-то депутатов. Разрешение, ясен пень, получили. Потом, правда, был большой скандал, газетная шумиха, но главные заводилы (и парламентарии) вывернулись. С тех пор слово «панама» служит названием не только страны или шляпы, но и синонимом самой грязной, немалого масштаба аферы…

Шведский парламент, риксдаг (состоявший главным образом из благородных дворян), был куплен опять-таки практически весь – правда, не одной иностранной державой, а несколькими. На всех углах об этом не кричали, но люди понимающие, глядя на заседавших, прекрасно знали: вот это – «русская» партия, это – австрийская, прусская, английская, а вон там, слева, – французская. Понятно, деньги платили за то, чтобы господа депутаты, наплевав на шведские интересы, проталкивали те решения, что были выгодны странам-покупателям.

Причем именно парламент реально управлял страной – в свое время шведских королей превратили в полное подобие польских, даже еще более бессильных коронованных марионеток, чем польские. Поломал эту систему очередной король, Густав III, причем довольно изящно. С помощью своих агентов и на свои деньги он разжег несколько крестьянских мятежей, а потом с невинным видом попросил у риксдага войска, чтобы отправиться с ними на усмирение бунтующих. Депутаты, потеряв бдительность, войска дали. Никаких мятежей король усмирять не пошел, но очень быстро в одно прекрасное утро оказалось, что здание риксдага, где все до единого депутаты собрались на очередное заседание, окружено шеренгами солдат, державших у ноги ружья с примкнутыми штыками. И тут же стоят пушки, возле которых с зажженными фитилями замерли канониры, выглядевшие хмурыми и решительными. Вскоре в парламент пришли посланцы от короля и, дружелюбно улыбаясь, попросили принять новые законы, по которым вся власть переходила бы от парламента к королю. Законы приняли быстро и единогласно. Добровольно и с песней. Благородное дворянство затаило злобу – и в 1792 году граф Анкарстрем выстрелил в короля из пистолета прямо на дворцовом балу, смертельно его ранив. Однако переиграть уже не удалось…

Представляете, что началось бы в России, заведись там парламент в XVIII веке? Да то же самое…

Тем более что перед глазами – печальный пример созданной Екатериной Комиссии, которой предстояло из рыхлой массы старых и новых законов создать более упорядоченное Уложение. А также озвучить наказы избирателей. Вот именно, избирателей. Только 5 % депутатов были «назначенцами» Сената, Синода и тогдашних министерств. Остальных выбирали голосованием не только дворяне, но и горожане, офицеры и штатские чиновники, купцы, казаки, даже свободные и государственные крестьяне и «некочующие инородцы» – одним словом, в выборах участвовали все сословия, за исключением помещичьих крестьян.