Белая гардения - Белинда Александра

Новость, услышанная от Розалины, взволновала меня. Я понимала, что ее знакомая вряд ли прольет свет на судьбу моей матери, но сама возможность с кем-нибудь поговорить о ней давала ощущение, что она где-то рядом.

Иван встретил нас у своего домика. Увидев, во что мы одеты, он бросился внутрь и вышел с табуретом в одной руке и деревянным ящиком в другой. К тому же под каждой рукой он держал по подушке.

— Я не могу допустить, чтобы такие элегантные дамы сидели на траве, — сказал он.

Наконец мы дошли до главной площади. Капельдинеры, с мокры ми волосами и в выцветших на солнце пиджаках, рассаживали людей. Розалина, Иван и я заняли места в секторе для особо важных персон, рядом со сценой. Похоже, весь лагерь собрался, чтобы послушать концерт. Я заметила даже нескольких людей на носилках, которых принесли врачи и медсестры. Около месяца до моего приезда на острове вспыхнула эпидемия лихорадки денге, и сейчас добровольцы переносили больных из палаток для выздоравливающих в специально отведенный для них сектор под названием «госпиталь».

В программе концерта были самые разнообразные выступления: поэтические чтения, комические сценки, мини-балет; блеснул своим мастерством даже один акробат. Когда солнце зашло на горизонт и включили освещение, на сцене появилась Ирина. Она была в красном испанском платье. Публика приветствовала ее стоя. Совсем еще маленькая девочка, с косичками и в короткой юбке, вскарабкалась на слишком высокий для нее стул перед пианино и, дождавшись, когда стихнут аплодисменты, коснулась пальцами клавиш. Девчушке было не больше девяти, но ее руки творили чудеса. Ночь наполнилась звуками грустной мелодии, с которыми слился голос Ирины. Зрители слушали, как зачарованные. Даже дети перестали баловаться и сидели молча. Казалось, все затаили дыхание, боясь пропустить хоть одну ноту. Ирина пела о женщине, которая потеряла своего любимого на войне, но вновь обретала счастье, когда вспоминала о нем. От этой песни у меня на глаза навернулись слезы.

Мне сказали, что ты не вернешься,

Но словам не поверила я.

За поездом шел поезд,

И все без тебя.

Но пока живет твой образ в сердце,

Ты со мною всегда.

Мне вспомнилась одна оперная певица, с которой мать дружила в Харбине. Я ее знала просто как Катю. Когда она пела, мне казалось, что мое сердце вот-вот разорвется от наплыва чувств. Она говорила, что, исполняя грустные партии, вспоминает о женихе, который погиб во время революции. Я посмотрела на сцену. Платье Ирины поблескивало, оттеняя золотистую кожу. О чем думала она? Об отце и матери, которые уже никогда не обнимут ее? Она была сиротой, как и я. Ведь я тоже потеряла мать.

Ирина продолжила выступление веселыми песнями на французском и русском языках. Слушатели дружно хлопали В такт музыки. Но больше всего меня тронула первая песня.

— Как замечательно, — сказала я, скорее обращаясь к самой себе, — дарить людям надежду.

— Ты отыщешь ее, — с уверенностью в голосе произнесла Розалина.

Я повернулась к ней. Правильно ли я поняла ее слова?

— Ты отыщешь мать, Аня, — повторила она, сжимая мою ладонь. — Вот увидишь, обязательно отыщешь.

Прошло семь дней. Мы с Розалиной шли по песчаной дорожке, направляясь к палатке ее подруги, которая находилась в девятом секторе. После выступления Ирины здоровье Розалины ухудшилось, и мы продвигались очень медленно. Одной рукой она держалась за меня, а другой опиралась на трость, которую купила у пляжного торговца за один доллар. От напряжения у нее перехватывало дыхание, часто приходилось останавливаться и ждать, пока она, согнувшись пополам, боролась с хрипением, вырывающимся из легких. Несмотря на ее болезненное состояние, мне тогда казалось, что не я, а она ведет меня.

— Расскажите о своей подруге, — попросила я. — Как она познакомилась с моей матерью?

Розалина остановилась и вытерла рукавом пот с лица.

— Ее зовут Раиса Эдуардовна, — сказала она. — Ей девяносто пить лет. Почти всю свою взрослую жизнь она прожила с мужем в Харбине. На Тубабао ее привезли сын и его жена. Мне Кажется, она встречалась с твоей матерью лишь однажды, но эта встреча произвела на нее сильное впечатление.

— А когда она уехала из Харбина?

— После войны, как и ты.

От волнения я вся затрепетала. Упорное нежелание Сергея разговаривать о матери ранило меня, хотя он, наверное, считал, что так будет лучше. Я читала об африканских племенах, которые выражали свою скорбь по тем, кто покинул мир, никогда больше не упоминая их в разговоре. Интересно, как это у них получалось? Если ты кого-то любишь, то обязательно будешь думать о нем и днем и ночью, представляя этого человека рядом с собой. То, что сразу после разлуки с матерью мне не с кем было о ней поговорить, превратило ее образ в эфемерный и далекий. По меньшей мере несколько раз в день я пыталась воскресить в памяти ощущение от прикосновения к ее коже, звучание ее голоса, вспомнить, насколько я была тогда ниже матери. Я с ужасом думала, что в тот день, когда не смогу вспомнить какую-нибудь деталь в облике матери, я начну забывать ее.

Мы свернули на аллею, по обеим сторонам которой росли банановые деревья, и приблизились к большой палатке, окруженной забором из бамбука. Когда мы открыли калитку, у меня появилось ощущение присутствия матери. Она как будто была где-то рядом, притягивая меня к себе. Она хотела, чтобы ее помнили.

Розалина много раз бывала у своей подруги, но я оказалась здесь впервые. Это жилище считалось «дворцом» Тубабао. К большой палатке был пристроен своеобразный флигель из переплетенных пальмовых листьев, служивший одновременно кухней и столовой. Через стриженый газон к «парадному» входу вела дорожка, которая была обсажена гибискусами. В дальнем углу двора я увидела небольшой огородик с пышной тропической растительностью, а перед ним четырех куриц, которые копались в куче пищевых отходов. Подойдя к палатке, мы переглянулись, обменявшись улыбками: у входа рядком стояла обувь, аккуратно выстроенная по размеру. Самыми большими были мужские прогулочные туфли, а самыми маленькими — детские ботиночки. Изнутри доносился равномерный стук. Когда Розалина крикнула, курицы всполошились, две из них даже взлетели на крышу флигеля. Я слышала, что филиппинские куры могут взлетать довольно высоко. Еще я слышала, что их яйца имеют привкус рыбы.

Полотнище, закрывающее вход в палатку, приподнялось, и нам навстречу вышли три светловолосые девочки. Самая младшая была совсем маленькой, она еще с трудом ходила и была в ползунках. Старшей было годика четыре. Когда она улыбнулась, на ее щеках появились ямочки, из-за чего она стала похожа на купидончика.

— Розовые волосы, — засмеялась она, показывая на меня пальцем. Ее непосредственность развеселила нас.

Внутри палатки невестка и внучка Раисы склонились над деревянными досками. Каждая держала в руке молоток и несколько гвоздей во рту.

— Здравствуйте, — сказала Розалина.