Чужой муж - Елена Арсеньева

«Как же она красива! – подумала Тася. – Как еще молода… И столько выстрадала! Когда же она будет счастлива?.. Может быть, вот он появился, тот человек, с которым это возможно?»

– Он талантливый и тоже очень одинокий, – со вздохом ответила Лиля. – Он актер. Блистал в Москве на сцене, снимался в кино… Знаешь, мне с ним очень легко. Иногда он как ребенок. Иногда как мужчина. Это какое-то совсем новое чувство для меня. Иногда жалость, иногда любовь, интерес… Все смешалось!

Слова казались Лиле какими-то неуклюжими и слишком общими. Но как рассказать о множестве коротких и длинных встреч? О стихах и бабочках, о прогулках под дождем, о том, как Герман для нее разыгрывал смешные сценки в парковой ракушке, перед пустыми скамьями для зрителей? Как рассказать про портрет Лили, который он сам нарисовал и повесил в своей комнатушке, рядом со своими портретами? Как рассказать про поездку в Ленинград, куда он внезапно взял билеты, стоило только Лиле упомянуть, что она там никогда не была? Утром приехали, вечером уехали, ночь провели в разных купе, потому что билетов в одном не удалось достать… Как рассказать про взгляды, взгляды, взгляды, робкие прикосновения, замирание сердца?.. Они еще даже не целовались ни разу – как рассказать про это? А главное – про предложения Германа пойти сразу с ленинградского поезда к нему домой и там остаться на ночь?.. Как рассказать, что она отказала – и немедленно пожалела об этом, но все-таки ушла?.. Как рассказать о его горестных ночных звонках и стихах, которые он читал по телефону – и от которых она пьянела, как от вина? О его признаниях: он умирает, не может жить без нее?

Родион говорил ей почти то же самое.

Но Родиона Лиля не хотела слышать. А Германа готова была слушать вновь и вновь! И вновь и вновь смотреть в его глаза и улыбаться, когда он называет ее ангелом.

И внезапно Лиля поняла природу своего чувства. Болело сердце, когда она слушала горькие исповеди Германа: «Я ничтожный, нелюбимый, всеми брошенный актер провинциального театра. И хотя в России лучшие актеры всегда были из провинции, я тут погибну. Умру!»

Все эти годы она жалела только себя. Впервые стало жаль другого!

Все эти годы она слышала только упреки от Родиона в том, что не любит его, что сделала его несчастным. И вот вдруг услышала слова благодарности и восторга, что вернула счастье в жизнь другого человека. Это был призыв к ее великодушию, а та красота, в которую Герман облекал свои чувства, воззвала к романтике, которую жизнь слишком рано подавила в душе Лили сначала обманом Сергея, потом – обманом Родиона и его насилием. Чужие стихи, произнесенные Германом, звучали так искренне, словно это были его собственные признания:

Все, кого Лиля любила, предавали ее! И Германа предавали тоже те, кого он любил. Значит, она должна помочь ему – и этим помочь себе. Никто не может помешать им быть счастливыми!

Так что на празднике, воодушевленная своими выводами, Лиля холодно поздравила отца и вскоре ушла к себе, сославшись на головную боль. Этой же ночью она поехала к Герману и осталась у него.

* * *

Наутро после юбилея в дверь Дома с лилиями кто-то постучал.

Родион поднял голову с подушки. Половина шестого утра! Настойчивый стук не унимался. Что же Римма не подходит, не открывает? Хотя она же убиралась вчера до глубокой ночи… Наверное, так устала, что глаз открыть не может.

Ладно, пусть поспит. Это единственный человек в этом доме, который относится к Родиону по-человечески. Ну и он обойдется с Риммой по-человечески. В конце концов, не столь уж велик труд – дверь открыть! Хотя голова трещит, конечно, страшно… Ох и напился он вчера! Даже не помнит толком, как гости разъезжались.

Родион надел халат, не без труда спустился по лестнице, открыл дверь – и замер. Перед ним стояла худенькая девчонка лет пятнадцати – в смешной шапчонке и таком же смешном пальтишке, слишком теплом, не по сезону, с нелепыми «хвостиками» на голове и с чемоданчиком в руке.

Это еще кто? Где-то он ее видел…

– Привет, папка! – весело сказала девчонка, чмокнув Родиона в щеку и бесцеремонно протиснувшись мимо него и окидывая оценивающим взглядом прихожую.

Поставила чемодан, бросила шапчонку на полку над вешалкой, стащила пальтишко, повесила его, оставшись в свитерке и клетчатом сарафанчике…

И только тут Родион вполне проснулся и сообразил, что ранняя гостья – не кто иная, как его родная дочь Катерина. Когда же это он видел ее в последний раз, сколько лет назад?.. Вера, правда, присылала потом фотографии. Ну да, она!

– Привет, – пробормотал растерянно. – Ты какими судьбами?! С мамой что-нибудь?..

– Нет, с мамкой все хорошо, кланяться тебе велела, – сообщила Катя. – Я к тебе жить приехала.

– Чего?! – не поверил ушам Родион.

– Чего-чего! Жить, говорю, приехала! – раздраженно повторила дочь, проходя в гостиную и деловито озираясь. – Ничего себе! Какая зала огромная! Прям как у нас в школе спортзал!

Швырнула сумочку, схватила из вазы яблоко, с восторженным видом заглянула в камин, открыла антикварную шкатулку, стоявшую на каминной полке…

– Слушай, – с трудом произнес ошарашенный Родион, – подожди, ты объясни, а как со школой?

– Ну, восьмилетку я ж закончила, – небрежно ответила Катя, – а в девятый класс надо в соседнюю деревню в школу ходить. Очень надо, знаешь ли: пять километров туда, пять километров обратно! Автобус все время ломается. Я за месяц ботинки все разбила.

Она плюхнулась в кресло-качалку, деловито смотрела на отца:

– А ты чего приуныл, папка? Тебе же лучше: деньги присылать не надо. Можешь мне сразу в руки давать.

– Да… – Родион раздраженно затянул пояс халата. – Вся в мать! Характер такой же бедовый… Так, есть хочешь?

Катя мотнула головой:

– Не-а. Я б поспала.

– Вот диван, – показал Родион. – Пару часов покемарь, пока все проснутся. Там разберемся. Сейчас плед принесу.

Он ушел наверх, а Катя, прикрывшись пледом, принялась за огромную виноградную кисть, которую нашла на кухне.

Ну да, что она, дура – тратить время на сон, когда можно виноградику на халяву натрескаться? И до чего же здорово, что у нее теперь вся житуха будет на халяву! Папке она спуску не даст. Бросил дочку на произвол судьбы – теперь пускай наверстывает упущенное!

Вдруг до нее долетел звук поворачиваемого в замке ключа.

Интересненько… Кто это может быть?!