Соблазн - Хосе Карлос Сомоса

Лампа погасла, жалюзи поползли вверх, до половины окон, впустив полосы серого полдня. Лишившись своего убежища в коконе ослепительного света, Женс вновь превратился в дряхлого старика.

– Скажи-ка мне, какая из пьес Шекспира трактует Красоту?

– «Двенадцатая ночь».

– А что там служит основным ключом?

– Персонажи влюблены в тех, кто их любить не может. Недостижимость.

– А какая пара персонажей в наибольшей степени символизирует эту недостижимость?

Мне это напомнило экзамены Женса в ту пору, когда он меня тренировал.

– Виола и Оливия, – ответила я. – Виола переодевается мужчиной, и Оливия в нее влюбляется.

Женс встал со стула и вдруг принялся звучно декламировать:

– «Что обо мне ты думаешь, признайся?..»

– «Что вы не то, чем кажетесь себе», – отозвалась я, узнав диалог Виолы и Оливии, который Женс заставлял нас разыгрывать.

– «Тогда и ты иной, чем я считаю…»

– «Вы правы: я совсем не то, что есть»[47].

Женс разводил руками, как будто строки плавали в воздухе, а рука его указывала на начало, чтобы я вновь их прочла.

– И что ты здесь видишь? – спросил он.

– Виола признается Оливии в том, что носит чужое обличье.

– Именно так, но Оливия, по всей видимости, тоже это знает. Оливия влюблена в обличье, и в то же самое время она знает, что должна отделять обличье, которое любит, от человека, который его носит, и только таким образом она сможет найти Себастьяна, брата-близнеца Виолы, – то есть обличье, ставшее конкретным живым человеком. «Двенадцатая ночь», – размышлял Женс, поглаживая подбородок, – праздник богоявления, «воплощения»… Одно из самых глубоких театральных произведений. Узнал ли Шекспир о ключах к Красоте в кружке гностиков Джона Ди? Не думаю. У меня всегда было впечатление, что кружок этот – полная ерунда, лишь группка аристократов-нонконформистов, желавших вернуть прежние религиозные нормы, которые по вине Генриха Восьмого и королевы Елизаветы оказались вне закона… Хотя вполне может оказаться и так, что шарлатан Ди имел-таки представление о псиноме… Но что-то я далеко ушел от того, что хотел сказать… Итак, если хочешь стать чем-то, что превзойдет твою сестру, превратиться в потаенное желание Наблюдателя, то, в теории, что ты должна ему дать?

– Все, – сказала я.

– Так просто – «дать ему все»? – продолжал настаивать Женс. – Ну же, Диана, ты ведь была моей лучшей ученицей, как и Клаудия… Наблюдатель чрезвычайно прожорлив, как и любой другой псих. Он хочет твои ноги, твою промежность, твой мозг, твою душу, твой банковский счет, твою машину, твой дом… А еще что? Что еще ты можешь предложить ему, чтобы он предпочел не кого-нибудь другого, а именно тебя?

Теперь он говорил, стоя совсем близко. Я пыталась найти ответ, в то же время ощущая, как моего лица касается его зловонное, обжигающее дыхание.

Вдруг в голове кометой пролетел образ. Некое воспоминание – потаенное, жуткое.

«А сейчас ты будешь смеяться, девочка».

Женс закричал:

– Говори! Он хочет всего лишь то, что ты такое?

– Нет… – Я задыхалась.

– В таком случае чего еще он от тебя хочет?

– Еще он хочет… того, чем я не являюсь…

Взрыв тишины оглушил сильнее, чем наши голоса.

– Именно так. – Указующий перст Женса уперся мне в грудь. – Он хочет твоей лжи, твоих обличий, твоего театра… Ему нужна твоя «Двенадцатая ночь». – Женс улыбнулся. – Он хочет видеть тебя в действии. Наблюдатель хочет получить актрису. – Он выдал эту фразу и заговорил совсем другим тоном – ровным, ничего не выражающим, как будто самое главное было уже сказано. – Попробуй какую-нибудь маску дистанционно: сделай Представление, например, или Экспозицию. Начни у себя дома, день-два веди нормальную жизнь… А потом поезжай в какое-нибудь особое место, которое напомнит тебе о том, что ты играешь, и изобрази Жертвоприношение. Поместье сгодится. Может, там ты его и заловишь.

– Поместье не входит в перечень зон охоты, – отозвалась я, насторожившись.

– Тебе не понадобятся никакие зоны охоты. Он носом тебя почует и сам к тебе прибежит. Доказано, что псином не имеет четких границ: он зависит исключительно от силы наслаждения, которое ты можешь предложить. Безграничное искушение имеет и безграничную зону воздействия. Он нюхом тебя учует и помчится к тебе, возможно сам этого не осознавая. И он придет к тебе, даже если будет вынужден ползти на карачках через весь Мадрид, пуская слюни. – В глазах его блеснула искорка смеха. – Только так ты сможешь обойти его ловкий трюк, который помогает ему избегать великих наживок… – прибавил он.

– Его «сотрудники»… – намекнула я, но Женс отрицательно покачал головой:

– О, не будь такой наивной, он у него всего один. Но зато используется по полной.

– Не может быть… Есть признаки разных филий при выборе жертвы и по трупам…

– Диана, умоляю, ты что, так же глупа, как все профилировщики страны? – Женс хрипло расхохотался. – Ох уж эти «эксперты» и их квантовые компьютеры!.. Может, целая армия «сотрудников»?.. Нет, конечно. Я поставил бы на самое простое: он использует только одного человека, но с аморфным псиномом – псиномом, который еще не сформировался. Поэтому и создается впечатление, что у него филия, имитирующая многие другие, но, несмотря ни на что, сильнее всего в нем влияние Жертвоприношения… Это совершенный ход. – Он пристально смотрел на меня, возможно ожидая ответа, который уже увидел в моих расширившихся от ужаса глазах, потому что сказал: – Это ведь самое логичное, не так ли? Полагаю, его «сотруднику» лет десять-одиннадцать…

Идея показалась мне чудовищной, она не укладывалась ни в какие рамки.

– Он… похитил… ребенка, чтобы тот ему помогал?

Лицо Женса застыло.

– Все еще не понимаешь? – И его физиономия медленно стала расплываться в улыбке. – Я уверен, что он использует собственного сына.

Мужчина собирался поехать домой, но передумал и принялся нарезать круги на своей машине.

Ему было жарко в салоне комфортабельного «ягуара-виндзора» – автомобиля, который он использовал в городе. Подумал, что лицо горит. Но мальчик попросил не включать кондиционер, и мужчина послушался – в конце-то концов, уже октябрь на дворе, да и вечер выдался промозглый. Так что он с улыбкой терпел жару, хотя потная правая рука – та, что держала руль, – скользила по кожаному чехлу. Уже начало темнеть, зажигались огни в витринах, горели вывески с изображением длинноногих стильных женщин в высоких сапогах. «Сколько мы уже колесим по Мадриду без определенной цели?» – спрашивал он себя. По меньшей мере часа два, ведь он забрал мальчика из школы в шесть, а сейчас начало девятого. И разумеется, не глупый инцидент со школьной училкой стал причиной его метаний. И не история с Деми, не отмененная встреча с Кристиной, не назначенное на завтра собеседование с этим системным аналитиком, Ребекой Как-бишь-там-ее-зовут, с загадочными зелеными глазами. Ни одна женщина не заставит его изменить своим привычкам. Просто он решил прогуляться перед ужином, вот и все.