Лоредана. Венецианская повесть - Эмилио Мартинес-Лазаро

К полудню решили опять допросить монаха. Его стоны заполнили комнату. Чтобы облегчить страдания, ему дали дозу опиума. Вместо того чтобы успокоиться, он воспрянул духом. Возможно, причина крылась не в опиуме. Ко всеобщему удивлению, он завел бессвязную речь. Посыпались замечания о трусости, язычестве и зверствах в верхнем городе. О незаконнорожденных детях. О том, что Десяти следует сорвать с себя маски. О том, что каждому из них предстоит дать отчет перед Богом. Десять слушали с любопытством. Монах бормотал что-то об их языческих молитвах, не более ценных, чем коровий навоз. Им неведомо истинное раскаяние, говорил он, а потому все они закончат путь свой в самом нижнем городе — в аду. На губах его выступила кровавая пена. Выколотые глаза, казалось, покраснели еще сильнее. Пальцы впивались в тело. Альберто видел, как один из Десяти перекрестился. Они дали Орсо выговориться. Кто-то пошутил, что он купил свои безумные идеи у торговца опиумом на базаре в Дамаске.

V окт. Позже. Брат Орсо все еще бредит. Десять полагают, что его рассудок повредился. Он приложил отчаянное усилие, чтобы сесть, но снова упал. Трое из Десяти и четверо советников дожа проклинают его увечья. Они говорят, что недостаток фактов замедляет расследование. И они пытаются разобрать слова монаха. Сегодня он пробормотал, что заговор — в животах у обедневшего дворянства. Любопытное замечание. Затем закричал, как безумец, что его мать купили за жалкие дукаты. Никто не понимает значения его слов.

Пандольфо,

Да будет мое предупреждение услышано. Торопиться не в наших правилах. Если ты предпримешь хоть какие-то действия, я выступлю с разоблачениями и умру. Он должен быть сброшен на колья. Даже с сотней или тысячей людей тебе не удастся его спасти. Или ты уже распростился со своим рассудком? Спрятаться в нижнем городе? А как вы выберетесь оттуда? Вас всех уничтожат. Во имя Господа, послушай. Монах слеп, безумен и никогда не сможет ходить. Что вы собираетесь спасать? Несчастный мешок с костями. Самое лучшее в нем уже отлетело и более нам не принадлежит. Он принадлежит Господу. Обними своих людей и помолитесь о наступающем дне. Берн.

Промежуточный доклад по делу о заговоре Третьего Города [выборочно]

7 октября. 1529 год от Рождества Господа нашего.

В течение трех прошедших недель мы разоблачили и уничтожили секту заговорщиков, организованную с дьявольской изобретательностью и известную под названием Третий Город. Есть основания полагать, что она появилась около двенадцати лет назад. Начало истории покрыто мраком…

Целью этой секты, тайного братства, было разрушение верхнего города и расселение всех жителей, как венецианцев, так и иностранцев, на одном уровне. Для достижения этой цели они были готовы истребить дворянство. Они утверждали, что, лишая нижний город солнечного света, мы попираем законы Бога и Природы. Бога, потому что свет есть знак Его присутствия. Природы же — по двум причинам: ибо все животные на земле [и т. д.]…

Мы заявляем, что во всех городах существует естественное и неизбежное разделение людей: на мужчин и женщин, молодых и старых, богатых и бедных, господ и слуг, правителей и подчиненных, умных и глупых… Посему наши предки построили второй город [и т. д.] …Однако положение в нижнем городе таково, что его обитателям никто не запрещает выходить на освещенные окраины, к тому же там есть несколько открытых площадей.

План заговорщиков состоял в том, чтобы поднять волнения в наших владениях на материке, дабы армия отправилась туда, а затем схватить и убить [и т. д.]…

Заговорщики утверждали, что Третий Город начался как мистическая религиозная секта… Это утверждение служило лишь гнусной приманкой в сети их интриг. Единственная цель их существования состояла в том, чтобы разрушить верхний город при помощи молитв и пушек, и молитвы были только предварительным этапом… Паучья сеть малых групп контролировалась тайным советом в центре, все решения передавались лидеру группы… каждый член носил с собой быстродействующий яд, чтобы проглотить его в момент ареста… некоторые из них принадлежали к святым орденам. Это была неуклюжая, беспорядочная масса людей, но в центре ее находилась загадочная и влиятельная верхушка, и посему секта была чрезвычайно опасна… Главный заговорщик, брат Орсо Венето, был казнен сегодня утром.

Полный доклад будет представлен завтра.

VII октября. Брат Орсо Венето, заговорщик. Казнен на рассвете. Десять решили отойти от традиции. Вчера на Большом канале появились два герольда и пронеслись потом по всем закоулкам верхнего и нижнего города. Мы были удивлены. Звуки трубы сопровождали их путь. Они объявили, что главный предатель должен быть казнен сегодня на рассвете. Брат Орсо. Я был там. Не каждый день увидишь казнь доминиканца. Кроме того, я не мог избавиться от одного видения — от зрелища их религиозного совокупления с Лореданой, не знаю, почему я пишу «религиозного». Поэтому я встал до рассвета и отправился к платформе. Только двести зрителей подпустили поближе. Я посчитал их: семь членов Совета Десяти, трое советников герцога, два прокуратора, многие сенаторы, а также Контарини, Лореданы, Морозини и люди из кланов Мочениго, Дандоло, Гримальди, Барбариго, Пезаро, Вениеров, Джустиниани и Пизани. Толпа зевак из бедных дворян тоже стояла рядом.

Брата Орсо привезли на телеге, запряженной двумя черными лошадьми. Занималась заря. Вдали звонили колокола. Все молчали. Никто не выкрикивал оскорблений. На него не стали надевать глухой капюшон, потому что его ослепили еще три дня назад. В глазницах черным запеклась кровь. Это и было его капюшоном. Лицо вымыли. Вокруг тонзуры все еще торчали густые волосы. Его руки были соединены в молитве. Разбитые губы шевелились. Он знал, что происходит. Я видел, как пятеро или шестеро крестились. Двое из них, прикрытые масками, преклонили колени. Какой-то подонок плюнул в направлении монаха, и это выглядело некрасиво, но Алвизе Вениер осадил идиота. Признаюсь, что на мгновение я почувствовал скорбь по брату Орсо, пусть он и хотел нас всех убить. Даже в его ужасном состоянии я видел, что он привлекателен. Незаконнорожденный, но, как мне сказали, с прекрасным образованием и хороший оратор. Говорят также, что в девятнадцать лет он уже преподавал философию в Болонье. Что на него нашло? Легковерные, а таких много, полагают, что его соблазнил сам дьявол.

Казнь. Раздробленные ноги брата Орсо связали некрепко. Палач и его помощник, дюжие парни, подняли его. Он не сопротивлялся. Они поднесли его к краю обнесенной парапетом платформы. Я стоял поблизости. Он возвысил голос в молитве. Я напряг слух. Его последние слова были поразительны. Записываю их здесь. Возможно, он уже достаточно помолился. Когда палачи подняли его над головами, чтобы сбросить на утыканную кольями площадку, я не поверил своим ушам. Один ли я слышал это? Он едва слышно повторял нараспев одно только имя: Лоре-да-на, Лоре-да-на. Я не сводил с него глаз, пока он падал вниз. Раздался мерзкий хруст и крики. Наклонившись, я увидел толпу жителей нижнего города, собравшихся у ограды. Они смотрели на проткнутое тело и на нас, стоящих наверху. Я слышал, как выкрикивают его имя. До нас доносились отзвуки приглушенных криков и молитв. То там, то тут дерзко вскидывались кулаки. Некоторые из нас спустились по ближайшей лестнице в мрачные пределы нижнего города и подошли к утыканной кольями площадке. Минуту в зловещей тишине я смотрел на это ужасное зрелище. Ноги монаха вывихнулись из суставов. Какими, однако, увечными могут быть наши тела! Какими странными могут быть лица! Я думаю, что в аду для нас не придумано ничего нового. Стражники рассеяли толпу из нижнего города. Слишком многие продолжали выкрикивать имя брата Орсо. Они его знали. Это было очевидно. Говорят, он работал среди них, среди бедняков. Некоторые не побоялись подойти к нам и сказать, что ничего не ведали о его делах в верхнем городе. В нижнем городе он был добрейшим и мягким человеком. Это меня очень рассердило, но я ничего не ответил. Альберто Джустиниани в ярости повернулся к ним. Он сказал им, что брат Орсо был опаснейшим, кровожадным преступником. Стоял во главе банды преступников, которые планировали убить лучших людей города. Оборванцы слушали неохотно и отошли, что-то бормоча. Я понял, что они не поверили словам Альберто. Или не придали им значения.