Триллион долларов. В погоне за мечтой - Андреас Эшбах

* * *

Во время обратного полета в Европу Джон принял решение разыскать семью своего умершего кузена Лоренцо. Он сам не знал для чего, но чувствовал настоятельную потребность узнать как можно больше о юноше, с которым не был даже знаком.

Прибыв в Портесето, он узнал, что Марвин исчез, никого не предупредив и не оставив записки. В понедельник утром, по словам Джереми, он якобы позвонил куда-то по телефону, а потом без слов удалился со своим рюкзаком. София, экономка, видела, как на улице он садился в проезжающую машину. Франциска, горничная, заявила, что уже убрала его комнату, «все выгребла», как она выразилась. При этом она нервно кусала губу, и вид у нее был виноватый, как будто американский гость удрал из-за нее.

– Странно, – огорчился Джон. Он-то предвкушал, как они вечером посидят с Марвином. Но того, видимо, замучила ностальгия, и он улетел.

Остаток дня Джон ходил вокруг телефонного аппарата, не решаясь позвонить своим римским родственникам. Ведь они его совсем не знали. Для них он, должно быть, человек, который корыстно воспользовался смертью Лоренцо. И лишь когда солнце достигло горизонта и гостиная наполнилась отблесками костра, которым горел закат, он наконец пересилил себя и набрал номер.

И вдруг оказалось, что женщина на другом конце провода, мать Лоренцо, жена кузена его отца, безмерно обрадовалась, что кто-то интересуется ее умершим сыном. Да, разумеется, он может приехать, в любое время, когда ему удобно. И завтра, нет проблем, она дома.

Джон испытал облегчение, когда положил трубку, но рубашка была мокрой от пота. Солнце погрузилось за бордовый окоем, и в зените проступили звезды. Он глянул вверх на сдержанно мерцающие точки и сказал себе, что перед лицом вселенной не имеет никакого значения, спасет он будущее человечества или нет, звезды будут по-прежнему светить в своем высокомерном безразличии.

* * *

На следующее утро, к своему удивлению, он увидел в салоне, на белом диване, Марвина: тот развалился, лениво листая английский музыкальный журнал.

– Привет, – сказал он, не вставая. – Ну что, хорошая погода в Нью-Йорке?

– Да, пожалуй, – сказал Джон. – Была хорошая. – Он опустился в одно из кресел. – Я удивляюсь, что ты здесь. Вчера вечером я готов был спорить, что ты улетел домой.

– И не собирался. Мне здесь нравится. Я пока останусь, если ты не возражаешь.

– Естественно, нет. Я же тебе сказал. – Его сбивало с толку, что Марвин, разговаривая, не смотрит на него. И он не мог отвести взгляда от тяжелых черных ботинок Марвина, которые небрежно лежали на белом подлокотнике дивана. – Хорошо, – сказал Джон, стараясь скрыть свое смущение. – И чем ты собираешься заняться здесь, в Италии?

– Тем, чем я обычно занимаюсь. Валять дурака, – коротко ответил Марвин, разглядывая изображение черной бас-гитары. Он почесывал себе спину, и его ботинки елозили по коже дивана со скрипом, который Джон ощущал почти физически.

– Послушай, – сказал он, – а ты не мог бы убрать ботинки с дивана?

Марвин недовольно поднял взгляд:

– Ты что, стал таким мещанином?

– Это кожа альпака. Мне отсюда видно, как твои подошвы оставляют на ней черные полосы.

Марвин даже не шелохнулся.

– Я думаю, ты не обеднеешь, если купишь новый.

– Правильно, но я не буду этого делать, – вырвалось у Джона с резкостью, какой он сам от себя не ожидал. – Кто-то работал над этим диваном, вложил массу сил. Каким бы богатым я ни был, это не дает мне права попирать его работу ногами.

– О'кей, только не волнуйся! – Марвин спустил ступни на пол, не вставая, приняв при этом совершенно неестественную позу. – Доволен?

Джон спросил себя, нормально ли с его стороны было затеять эту ссору из-за дивана, сделанного из бессмысленно чувствительной кожи.

– Извини, – сказал он.

– Ничего, – великодушно ответил Марвин. – Я понимаю. Ты теперь богатый человек, а у богатых людей такие вещи, что за ними нужен глаз да глаз.

Джон ничего не сказал. Он с ошеломительной ясностью понял, что больше они не друзья и не товарищи по несчастью, какими были еще три месяца назад и какими уже никогда не будут. Между ними непонятным образом встали деньги.

– Я, кстати, был у Константины, – ни с того ни с сего заявил Марвин.

– А. Хорошо. Я… ну да, в прошлый раз, когда ты вернулся… я подумал, что это была просто интрижка.

– Она и была. И еще какая. Не представляешь, как она подсела на меня. – Марвин продолжал листать журнал. – Мы всю неделю трахались так, что глаза из орбит вылезали, и я решил, что пара дней перерыва не повредит. – Он засмеялся блеющим смехом. – Будущая прокурорша… Ее сразило, когда я предложил ей косяк. Прикинь, она никогда ничего такого не курила.

Джон заморгал. Марвин, должно быть, не в своем уме, если таскает с собой марихуану.

– А как же Бренда?

Марвин пренебрежительно махнул рукой:

– Забудь о ней. В последнее время у нас были одни проблемы. – Он отложил журнал и поднялся, осмотрел залитый солнцем салон, будто оценивая его стоимость. – Скажи-ка, ведь у тебя наверняка найдется для меня работа, а?

– Работа? – озадачился Джон.

– Ну, ты мог бы взять меня кем-то вроде личного секретаря, – сказал Марвин. – Порученцем. Как в этом случае, с часами твоего отца. Скажи, ведь я проделал это первоклассно, а? Если бы тот тип из ломбарда заметил твое имя, выгравированное на часах, тысячей долларов, которую ты мне прислал, отделаться бы не удалось.

Джон уставился на него. Он чувствовал себя захваченным врасплох.

– Не знаю…

– Тебе же нужен такой человек, ты что, не понимаешь? – В голосе Марвина появился тот назойливый, клянчащий тон, каким он уговаривал Константиноса дать ему дополнительный кредит. – Ты теперь богат и знаменит. Ты шагу не можешь ступить без телохранителя. На тебя всюду таращатся. Твои деньги – это золотая клетка, поэтому тебе нужен личный секретарь. Кто-нибудь вроде меня – интеллигентный, находчивый, заслуживающий доверия. Кого ты можешь послать незаметно натаскать тебе каштанов из огня…

Джон чувствовал себя загнанным в угол. Ему совсем не нравилось предложение Марвина. Где бы Марвин ни работал, он всегда жаловался, что его нещадно эксплуатируют. И со временем Джон стал сомневаться, такой ли уж безвинной жертвой был сам Марвин.

С другой стороны – чем дольше Марвин его уговаривал, тем более неотвратимым казался ему этот шаг. Как будто новый базис для их отношений мог возникнуть только таким путем.

– Ну хорошо, – сказал он наконец без особого воодушевления. – Считай, что ты принят.

– Эй, я знал, что могу на тебя рассчитывать, старина, – расплылся Марвин в улыбке. – Тогда я останусь здесь жить; в конце концов твой секретарь всегда должен быть у тебя под рукой, а? – Должно быть, при этих словах тень пробежала по лицу Джона, потому что Марвин поспешил добавить: – На первое время. Я думаю, ненасытная Константина все равно потребует, чтобы я переехал к ней. Ах, да, – вспомнил он, – а сколько ты собираешься мне платить?