Сага о Рорке - Андрей Астахов

– Разверни, – велел он, положив сверток перед Рорком.

Сын Рутгера распустил ремни, развернул сверток и увидел новенькую кольчугу из мелких железных колец, сплетенных прихотливым узором, и круглый стальной шлем с назатыльником, опушенный по околышу волчьим мехом. Подарок был просто царский, и обрадованный Рорк бросился благодарить кузнеца, но Турн ответил:

– Это не от меня. Браги прислал. Примерь кольчугу, она должна быть тебе впору.

Рорк с готовностью надел доспех. Шлем и кольчуга точно ковались на Рорка. Турн оглядел товарища. Удовлетворенно хмыкнул.

– Ладная кольчуга, – сказал он, – в такой тебе не страшны ни стрелы, ни скользящие удары. И длина хорошая, а то сейчас принято плести доспех, едва прикрывающий чресла. Не тяжела ли?

– Хорошо! Я иду благодарить дядю.

– Не спеши. Браги занят беседой с монахами и принцессой Готеланда. Клянусь, я не понимаю, что задумал этот рыжий хитрец! К чему он поднял над церковью готский флаг?

– Дядя лучше нас знает, что делать.

– Завтра Юль. Мыслю я, день будет жаркий, хоть и самый короткий в году. Все в войске уверены, что битва состоится завтра.

– Боги помогут нам, – Рорк несколько раз взмахнул мечом так, что пламя в жаровне заколебалось. – Мы победим.

– Я видел много битв в своей жизни, – сказал задумчиво Турн, – и пусть мне никогда не увидеть райских полей Аваллона, если эта битва не будет лучшей в моей жизни.

– Мы покроем себя славой, – ноздри Рорка раздувались от предвкушения грядущих побед. – И дух моего отца в Валгалле возрадуется, видя наше мужество.

– Скажи лучше, ты нашел того, кто в тебя стрелял?

– Нет, – Рорк немедленно помрачнел, – но одного человека я подозреваю.

– Норманна?

– Нет, словенина. Чаю, его подослал кто-то из вуев[97]моих.

– Убей собаку.

– Не могу. Второго убийства мне не простят. Если бы не ярл Хакан…

– Разумно говоришь, – Турн сгреб бороду в кулак. – Завтра в бою будь осторожен. Стрела может ударить не с той стороны. А еще лучше держаться подальше от места, где будет сражаться словенин.

– Не бойся, Турн. Я смогу за себя постоять…

Раскрой глаза, шагни и бей!

Накано Сюэмон

Отсветы пламени в очаге плясали на стенах кельи. Оттепель кончилась, над Луэндаллем сгустилась морозная черная ночь. Адмонт собрался с мыслями, обмакнул перо в чернильницу и начал писать.

«Ныне, в 21-й день месяца декабря года 860 от Рождества Христова, мне, смиренному аббату обители святого Теодульфа в Луэндалле, выпало тяжелое бремя видеть, как сатанинские рати пришли под стены монастыря, чтобы погубить Божье дело на этой многострадальной земле. Однако сбылось реченное через святую Адельгейду, ибо Господь послал святой обители заступников, союзников-норманнов, кои решили дать врагу решающее сражение на холме близ Святой обители нашей…»

Рука с пером остановилась, тяжкие мысли вновь овладели Адмонтом. Еще не прошел час, как закончилась его последняя беседа с норманнским военачальником. Рыжий язычник уверен в победе. Откуда у него такая уверенность? Странно, ведь Браги Ульвассон признался ему, что именно знаки в крипте надоумили его переосмыслить весь план сражения. Адмонт видел в этом несомненные знаки свыше, как иначе объяснить странное решение норманнов действовать в соответствии с христианскими пророчествами. И еще Адмонт понял, что Браги боится. Несмотря ни на что, рыцари Ансгрима вызывали у него страх.

«Я, недостойный, напутствовал воинов в битву, хоть и не были они христианами. Лишь соотечественники мои, готы, приняли из рук моих Святое Причастие перед сражением. Всего же в войске союзников шестьсот тридцать готских воинов, прочих же, северных язычников, наберется с тысячу. С такой ратью норманны выступили за правое дело против многотысячной рати Антихриста, восьмой месяц опустошающей Готеланд…»

Адмонту хотелось спать. Последние несколько месяцев он спал по три-четыре часа, и силы его были на исходе. Но и редкие часы отдыха не приносили аббату отрады. Ему часто снились кошмары, в которых черное воинство Аргальфа входит в стены Луэндалля, глумится над святынями – и Адмонт просыпался в страхе.

Луэндалль – вот все, что осталось Господу на этой земле. Весь Готеланд под властью исчадия Тьмы. Лишь Луэндалль, горстка язычников-северян и маленькая девочка стоят на пути Зверя к полному господству. Пророчество, записанное в Библии бедного Герберта, должно сбыться будущей ночью. Зверь уже пришел, и полки его железным кольцом обложили Луэндалль. Что остается? Молиться, надеяться на победу, еще раз молиться, истово, со всем жаром веры в сердце, ибо сказано: «Если вы будете иметь веру в горчичное зерно и скажете: горе сей, «перейди отсюда туда», и она перейдет; и ничего не будет невозможного для вас?» Молиться за язычников, один из которых, как слышал Адмонт, еще наделен какой-то сатанинской силой, – так сказал брат Бродерик. Но именно этот воин, одержимый языческим бесом, спас принцессу от лап прихвостней Аргальфа; именно с ним связана главная надежда Браги на победу в сражении, потому что…

«Семь исчадий ада, рыцари Ансгрима, ныне пришли к стенам Дома Божьего, – записал Адмонт, – и великий страх посеяло в душах людских их появление. Сам Аргальф, король банпорский, нечестивый повелитель Гроэллина и Форнси, возглавляет рать свою…»

Адмонт вспомнил, как ему первый раз показали Рорка. Было это вскоре после прибытия в Луэндалль принцессы Аманды, когда Браги соизволил представить аббату спасителя принцессы. Рорк вошел в покои Адмонта свободно, без тени подобострастия или смущения, в ответ на ласковые слова аббата и его благодарность лишь гордо склонил голову, что понравилось Адмонту. А еще он видел лицо этого юноши, когда наблюдал издали его беседу с белокурой служанкой Аманды. Не может быть такого лица у исчадия тьмы. Не может быть Зверем тот, кто так любит…

«Помоги нам, Господи, в этой битве, – закончил свою запись Адмонт, – ибо пресечется Дело Божье в Готеланде, если потерпят поражение храбрые язычники. Благослови, Боже, оружие язычников! И да свершится воля Твоя…»

В ночной тишине скрипнула дверь. Адмонт поднял голову. В дверях стоял отец Бродерик.

– Норманны выступают, святой отец, – сказал он, приблизившись и поцеловав руку аббата. – Благословите, чтобы я мог пойти с ними?

– Ты все-таки решил, отец Бродерик?

– Да, святой отец. Мое место там, рядом с девочкой. Это ведь была моя мысль…

– Нет, Бродерик. Это Бог говорил твоими устами. – Адмонт возложил руки на священника. – Иди, воин Христов. Благословляю тебя во имя Отца, и Сына, и Святого Духа!