Эхолетие - Андрей Сеченых

Сорока тоже устал, но старался выглядеть молодцевато и бодро начал:

– Товарищ майор, в процессе первичного осмотра места происшествия…

– Вань, присядь, излагай спокойно, – оборвал его доклад Якименко. – Здесь дело семейное, самим сначала разобраться нужно, что к чему. Начинай помаленьку. Ну что там, действительно несчастный случай?

Сорока к своим сорока пяти годам считался опытным следователем и при этом обладал профессиональными навыками оперативника. Он также обладал аналитическим умом, поэтому знал, когда чеканить шаг, а когда можно расслабиться. Начальник следствия присел за стол и, хитро прищурившись умными глазами, произнес:

– Можно и помаленьку, Михал Иваныч, если чайком побалуете.

Якименко дружески кивнул и снял трубку:

– Ещё чай с сахаром.

Сорока слегка почесал голову и начал:

– Михал Иваныч, какую версию желаете? Про несчастный случай или самоубийство? Я в курсе обеих версий Иванцова.

– Вань, не дури, мне нужно знать, что ты думаешь, – ударение прозвучало в слове «ты».

Чекисты замолчали, когда зашел помощник, поставил чай и вышел. Сорока достал папиросу, вопросительно кивнул в её сторону и, получив разрешение, закурил:

– Михал Иваныч, труп-то, конечно, есть, и насилия нет, ну как бы нет, – поправился он. – Соседи ни гу-гу, тоже понятно. Но есть несколько моментов. Первое, я догадывался, примерно в качестве кого служил потерпевший, выходит у него нервы крепкие были, а это значит, маловероятно, что сам на себя руки наложил. Несчастный случай тоже исключен. Там кошка еле проскочит, чего уж про человека говорить. Второе, хоть и борьбы не было, но я осмотрел перила на площадке четвертого и обнаружил на них свежие потертости, а на тулупе трупа в районе поясницы аналогичные. Третье, я подумал, если это убийство, то как могли убить без признаков насилия? Ответ один – схватили за ноги и скинули. Четвертое, я осмотрел чердак и обнаружил открытые люки только в двух подъездах, в этом и в соседнем. Следов там хватает, конечно, но среди старых есть свежие, отчетливые, принадлежащие явно мужчине, который так и двигался, судя по их направлению, – от места происшествия ко второму подъезду. Теперь пятое и шестое, – Сорока затянулся и продолжил, – я нашел пьяного сторожа в подсобке, пару раз макнул головой в сугроб до его полного вытрезвления и выяснил следующее. Чердаки всегда закрыты и ключи у него висят на стене, которые он мне и предъявил. По поводу их открытого состояния он ничего вразумительного прояснить не мог. Идем дальше, самое интересное. Сегодня после обеда к нему в подсобку заглянул лётчик, вроде капитан, командировочный, искал своего друга. Фамилию друга сторож не запомнил. Лётчик оказался отличным собеседником, воевал в Испании, выпили немного, потом еще и еще. Самое интересное. Сторожу он наливал водку, а сам пил коньяк. Во сколько пить начали, сторож не помнит, а когда проснулся, летчика уже не было. Раньше он его не видел. Водка местного разлива, две пустых бутылки на месте, коньяка нет, как, впрочем, и не было никогда.

Сорока снова затянулся и посмотрел на Якименко. Тот слушал молча с непроницаемым лицом.

– Если всё сложить воедино, то получается такая картина: кто-то, в форме капитана авиации, спланировал и осуществил убийство нашего сотрудника. Он проник в подсобку к сторожу, завладев его ключами, открыл оба чердачных окна, приготовив тем самым себе пути отхода, и стал ждать жертву, благо, что окно из комнаты как раз выходит во двор дома. Подкараулив жертву на лестничной площадке, пользуясь маскировкой военного офицера, под благовидным предлогом прикурить, отсюда и спички в руках жертвы, он смог приблизиться к потерпевшему вплотную, приподнять его и сбросить его вниз.

– Хорошо, согласен, – Якименко поднял ладонь вверх, – но как ты объяснишь, откуда преступник мог знать, что именно сегодня жертва вернется вечером домой и при этом будет в подпитии? Он хоть и маленький, но наган-то всегда при нём был.

– А вот это как раз не сложный вопрос, и ответ на него тоже простой. Следил. Знал, в какое время тот обычно возвращался, и знал, что при этом был частенько пьян. Более того, я, когда возвращался в управление, проверил свою теорию и выяснил у встреченного мною дежурного, что он за последние две недели несколько раз видел военного в форме летуна в районе нашего здания, то на лавочке, то с девушкой. Вот так-то.

– А девушка откуда?

– Ну, если форму смог достать, то с девками-то вообще проблем нет, – улыбнулся Сорока.

– Итого, выводы.

– Выводы такие. Это очевидно месть. Может, старые дела, может, новые. Но преступление умное, тщательно спланированное и безукоризненно осуществленное. Прикажите, буду копать, но положительный результат поисковых мероприятий не гарантирую.

Якименко внимательно посмотрел на Сороку и с нажимом спросил:

– Ты уверен в своих выводах?

Иван Сорока мог, конечно, себя обвинить во многих грехах, но уж точно не в тупости. Он быстро уловил смысл вопроса и просчитал, что конкретно последует за положительным ответом. А это как минимум комиссия из Москвы, оргвыводы и в лучшем случае позорное увольнение начальника, но лучшего случая здесь явно не предвиделось. Якименко, задавая вопрос, тоже знал, что начальник следственной части совсем не глупый человек. Поэтому, затушив сигарету, Сорока пожевал губу и ответил:

– Товарищ майор, я конечно не уверен. Это всего лишь гипотеза. Один лётчик был возле управления, встречался с девушкой и завтра снова вполне может с ней встретиться. Другой летчик искал друга, и его широкая натура, в результате, обрела нового товарища, то есть сторожа. Тот в свою очередь напился с радости, а чердак по халатности забыл запереть. Я вообще не удивлюсь, если он запойным окажется. Следы на тулупчике – полная чушь. Я думаю, у любого из наших сотрудников новую одежду вообще не найти. Одним словом, я краснеть за свои необоснованные страхи перед комиссией не буду. Влепят еще выговор, а зачем мне это надо? Думается мне, что Иванцов прав. Тут явно несчастный случай, и я с ним совершенно согласен. Якименко встал и молча попрощался с ним за руку:

– Чай допьешь?

– Нет, спасибо, товарищ майор, пойду спать. Завтра рано вставать.

Сорока вышел из кабинета и бодро зашагал вниз по лестнице…

Прудников немигающим взглядом уставился в стенд ВЛКСМ, висевший на стене справа от текста военной присяги. Всё было бы ничего, но из равновесия выводил девиз комсомольцев лисецкой военной части, любовно выведенный крупным красным шрифтом в верхнем правом углу: «Если делать – то делать по большому!». Капитан даже встал и вплотную приблизился к стенду, но ответа на свой вопрос, что и где собирались сделать комсомольцы, так и не нашел. Из раздумий его вывел Леший, бочком протиснувшись в Ленинскую комнату:

– Извини, командир, живот прихватило, – он виновато опустился на стул.

– Я прочитал уже, – задумчиво ответил Прудников и, перехватив недоумевающий взгляд подчиненного, встряхнулся и продолжил, – Так, все в сборе. Какие будут соображения по делу?