Медовый месяц - Ирина Лобановская

— Совесть пробуждается? — хмыкнул Гребениченко. — Так вот, чтобы она у тебя спала спокойно, как вождь в Мавзолее… У нас в стране, и это давно известно, опасна даже вода из крана. Жесткая от прожитой суровой тягостной жизни, грязная от глины и мусора и прибежавшая из навозно-керосинных отстойников. А ты мне про таблетки!.. Жить вообще вредно. Пойди подыши дымом от горящих торфяников!.. С аптекой я уже договорился, не вопрос… — небрежно заметил Саша. — Даже с двумя… Люсю и Олю помните?

Саня вздрогнул. Рояль зазвучал приглушеннее. Люся?.. При чем здесь она?..

Давнее воспоминание от неожиданности оказалось больнее, чем хотелось. Сашка смотрел насмешливо. Он хорошо изучил друга. Кажется, сколько лет назад они расстались с Людмилой, все травой заросло да асфальтом закрылось… Сколько раз с тех пор этот асфальт, новый и черный, заливали на старые дыры… Только те пробоины до сих пор живут и здравствуют и дают о себе немедленно знать, едва обрушится ливень или заметут снегопады.

Подсобка, Санины неумелые, неловкие движения, Люськины проворные пальчики, и неуправляемое, бесконтрольное, дикое и тяжкое чувство рвущейся на волю чужой, непонятной силы…

Шура перевел внимательный взгляд с Саши на Саню.

— Ты видишься с ними по-прежнему?

Сашка приложил палец к губам и фыркнул:

— Совсем не то, что вы подумали… Ни в коем разе… И близко не стоял! Случайно встретил. У Людмилы семья — муж и двое детей. А Ольга почему-то одна. Странно… Такой милый колобочек… Но она выучилась. Теперь фармацевт. Молодец девка! Говорит, большие деньги отдала за поступление в мед.

Саша весело, выразительно хитро покосился на Саню. И тот снова вздрогнул, вспомнив махинации матери с ее выпускниками и знаменитой школой при Медицинской академии…

— Ольга и свела меня со своей директрисой, — продолжал Саша. — Та быстро сообразила, что к чему. Такая бабища… Ее поставить на эту должность — все равно что цыгану поручить охранять лошадей. Отличная мысля. — Сашка хмыкнул. — А главное… — Он на секунду задумался. — Там есть один такой препарат… Да, впрочем, не один… Их немало. Они золотые. Потому что наркота. И свободно продается через аптеки. Разрешенный список… Все по-честному, никто никого не обманывает…

— А ты не заливаешь? Или, может, ошибаешься? — не удержался Шура.

— Я редко ошибаюсь, — сухо заметил Саша. — Мне это несвойственно.

Он был прав. Шура задумался. Саня слушал, как играет Надя… Брамса сменил Шуберт…

Саша глянул на Саню с иронией:

— Никак не наслушаешься? А то пошел бы сам что-нибудь сбацал! С Надькой в четыре руки! Очнись, меломан! Ты вник в суть дела?

— Вник, — вяло отозвался Саня. — Мне все равно… В общем, я согласен…

— И даже со своей Надькой советоваться не будешь? — насмешничал Саша. — А то смотри, моя сестренка может сильно воспротивиться… Она у нас честная. Да и чужая семья — потемки…

— Я думаю, дело стоящее, — решительно перебил его Шура. — Давай попробуем. А то у меня Анастасия сидит с Семкой дома, еле перебиваемся на мою зарплату. В сад парня не отдашь. Он туда ходит три дня, а потом месяц болеет. Настин педвуз — просто туфта! Зачем она вообще туда пошла? Ставки издевательские, ровно чтобы отдать за квартиру. А дальше свисти в кулак вместе с ребенком, который, между прочим, растет не по дням, а по часам.

Саша понимающе кивнул. Он все прекрасно рассчитал.

— Уроки она пробовала найти… Тоже копейки, но хоть что-то и все-таки дома. Так предложений от несчастных голодающих педагогов столько, что нам даже по объявлению не звонят! Четыре раза в эту рукастую газету давали! Один раз позвонил сексуально озабоченный кавказец и предложил Настьке научить его писать по-русски за любовь. Плата — его постельные услуги! А стоит у него всегда и на всех. Моя Настасья так растерялась… «Я, — рассказывает мне, — его спрашиваю: «Но как же так можно? Вы ведь меня даже никогда не видели! А вдруг я крокодил какой-нибудь?» А он, скотина, ржет: «Мне все равно! Главное, что женщина интеллигентная, грамотная!»

Приятели расхохотались.

Шура развел руками:

— Так что, сами понимаете, положение у меня тоже безвыходное…

Саша встал и подошел к окну. Такая старая, хорошо знакомая коротенькая Никольская улица… Привычная с детства… В гостиной, тоже привычно, играла Надя. Что-то очень знакомое… Но никак не вспомнить, что именно. Почему-то он обозлился от этого на себя и повернулся к приятелям:

— А давно мы с вами вот так вместе не сидели… Сегодня собрались по-новому, по-иному… Там еще вопрос с арендой помещения. Нужна своя контора, юридический адрес… Но это потом. Пока попробуем обойтись тем, что имеем.

Приятели согласно кивнули.

«Дельце с моим братом? Я тебе не советую с ним связываться. Это опасно», — вспомнил вдруг. Саня Надины слова.

Это было довольно давно, еще до их свадьбы. Тогда у Сашки внезапно родилась безумная мысль наладить частное производство деревянных рам и дверей для дачников. Мол, в его нелюбимой Николиной Горе раскупят запросто. А там, в доме Гребениченко, можно организовать и само производство. Но дело умерло, едва родившись. Тогда до правления царя Бориса еще оставалось несколько лет, и Сашка слегка поторопился с идеями и замыслами. Но теперь оно как раз настало и расцвело в полную силу.

Почему Надя не советовала Сане связываться с ее братом?.. Почему?.. Им тоже нужны деньги. Да они нужны всем, даже президенту Клинтону! Этот вообще на баб сколько выбрасывает! И Санина зарплата унизительна для специалиста. Словно ежемесячный плевок ему в морду, который приходится расценивать как великое благодеяние государства.

Саня покосился на Сашу. Тот весь сиял, просто светился отблеском новой перспективы. Будто видел перед собой и уже чувствовал результаты задуманного и содеянного. Рассматривал их и ощущал…

— Перед нами лежит огромная и богатая земля, Санек, — ухмыльнулся Гребениченко. — И мы начнем жить так, словно не собираемся умирать. Верно, друг Портос?

Саня тихо вздохнул. Пути назад нет… Да и зачем возвращаться?.. Надя его поймет. Всегда надо идти вперед, только вперед…

В гостиной тихо звучала «Лунная соната» Бетховена…

Эрик Паульсен сразу заприметил эту немолодую женщину. Она довольно часто приходила в посольство по каким-то своим делам. Да и не заметить ее было трудно. Слишком выразительная и запоминающаяся. Бывают такие лица — вроде и не слишком красивые, и на первый взгляд ничем не примечательные, да только вот забыть невозможно. И объяснить это тоже никак нельзя.

Порой она часами сидела внизу, словно терпеливо чего-то или кого-то ждала. Наконец Эрик не вытерпел и поинтересовался у секретаря посольства дамой, которая зачем-то ходит сюда, что-то постоянно неизменно ждет и которую беспрепятственно впускают.

Секретарь поморщился: