Зло - Ян Гийу

«Не валяй дурака, мы говорим не об этом событии. Ты очень хорошо представляешь, о чём идёт речь».

«Что я якобы причинил физический вред кому-то? То есть самому господину коменданту? Вылив мочу и кал четырёхклассников и членов совета на лицо господина коменданта, когда он спал? Вы это имеете в виду?»

«Да, и хорошо, если ты признаешься. Мы знаем, что это сделал ты».

Старый трюк. Только два человека знали правду — он и Пьер. А по-настоящему, только один человек в мире точно знал, как всё прошло. Он сам. Как стучало сердце, когда он стоял в темноте и прислушивался к их дыханию. Как включил свет, чтобы посмотреть, кто где спит. Как вытащил из розетки вилку настенного освещения. Как потом подошёл к кровати Силверхиелма и проверил рукой, чтобы не промахнуться, прежде чем перевернул ведро. Если подумать, даже его отпечатки пальцев на ведре не доказывали ничего. И Пьер никогда его не выдаст.

«Ага, — сказал Эрик после своей сознательно долгой паузы. — Я могу только сожалеть, что это оказался кто-то другой. Вы и представить себе не можете, какое удовольствие я испытал бы, дав господину коменданту Шлему-из-Дерьма как раз то, что ему необходимо. Но, к сожалению, значит, другой человек пришёл к этой замечательной идее раньше меня».

«Это мог сделать только ты», — сказал вице-префект Дален.

Эрик поймал взгляд Далена и смотрел ему в глаза достаточно долго, чтобы Дален начал моргать.

«А откуда господин вице-комендант Мигалка знает это, я могу спросить?»

«Кончай дерзить!» — крикнул Силверхиелм.

«Яволь, господин комендант», — ответил Эрик.

«Ты получишь свой ад здесь и сейчас, будь уверен», — прошипел один из новых членов совета.

Эрик махнул рукой в его сторону, как бы для того, чтобы заставить замолчать, и повернулся к Силверхиелму.

«Вы обязаны доказать, что это сделал я. Докажите в таком случае. Все знают наверняка, что ты сам бросил ведро с мочой и калом в мою и Пьера Танги комнату. Мы все, находящиеся здесь, принимали участие в скромной попытке умиротворения в Монашескую ночь. Но, что касается продолжения, я только слышал смешные истории, как кто-то вылил то же самое дерьмо на Силверхиелма. Извините, я имею в виду на Шлем-из-Дерьма».

«Если ты не признаешься, то сделаешь только хуже себе самому», — процедил Силверхиелм сквозь сжатые зубы.

«Ты же, наверное, понимаешь, что, даже если бы я осквернил тебя, вы вряд ли дождетесь моего признания? У меня нет никакого желания стать исключённым. Вы закончили? Я могу идти?»

Эрик сделал вид, что собирается уходить.

Естественно, они взревели, перебивая друг друга. Дескать, он должен оставаться на своём месте, и стоять нормально, и не может уйти раньше, чем они позволят.

«Ладно, в таком случае давайте ваши доказательства».

«Мы ведь можем заставить тебя признаться», — угрожающе заявил Густав Дален.

Эрик снова попытался перехватить его взгляд, но потерпел неудачу.

«Вы никогда не заставите», — ответил он.

«Но ты уже признался, — наступал Силверхиелм. — Потому что фактически имел в виду, что будешь всё отрицать. А это означает, следовательно, что ты косвенно признаёшься. У нас же есть это в протоколе. Секретарь, запиши: он сказал, что не собирается признаваться, поскольку не хочет, чтобы его исключили».

«Я так не говорил. Я сказал, что вы никогда не заставите меня признаться. И всё».

«Берегись, мы многое можем, если только захотим», — тявкнул один из новичков.

Эрик попытался улыбнуться как можно шире этому новому члену совета, прежде чем ответил (и швы с внутренней стороны рта сразу же дали знать о себе).

«Признание, полученное под пытками, не имеет силы начиная с середины XIX века. Это должен знать даже такой невежда, как ты. И методы твои не помогут».

«Но мы можем провести пару раундов с твоим товарищем по комнате», — ответил Силверхиелм.

Эрик хотел было ответить угрозой на угрозу. Но тут же и понял, что это только спровоцирует травлю Пьера.

«Конечно, — сказал он и улыбнулся ещё шире, так что ощутил на губах кровь из раны в уголке рта. — Конечно, всё в ваших руках. А вдруг это сделал Пьер Танги? Я ведь не в курсе, поскольку спал как младенец той ночью. Правда, сперва мы прибрали экскременты господ».

«Признайся, это сделал ты! — крикнул Силверхиелм. — Это же смешно. Вся школа только и говорит: твоя работа. Хватит разыгрывать представление!»

«Вся школа, спасибо ей за эту честь, считает, что я вылил какашки на господина коменданта. Но они не знают. Правда известна только тому, кто совершил деяние. И, насколько я понял, пока еще никто не видел преступника».

«Откуда ты можешь это знать? — сказал Густав Дален и попытался придать лицу хитрое выражение. — Почему так уверен, что его никто не видел?»

«Потому что тогда появились бы свидетели. И вы бы не тявкали подобным образом».

«А если свидетели найдутся?»

«Попытка с негодными средствами. В таком случае я, естественно, даже не находился бы здесь. А у вас в руках трепетал бы истинный виновник».

«Не надейся, что выкрутишься», — сказал еще один из новых членов совета.

«Это почему же? Посмотрю я, как вы пойдёте к начальству и скажете, что это я вылил какашки на коменданта. Ладно, меня вызовут. Что, прикиньте, я отвечу? И директор исключит меня без формального основания? Представляете, какой разразится скандал? Нет, здесь вам меня не поймать».

«Всё равно не выкрутишься, — ответил тот же самый член совета. — Ты своё получишь, подожди самую малость».

«Да уж я-то знаю ваши обещания. Всем известно, как успешно вы справились с умиротворением. И подумай, слышишь, как там тебя, вдруг мы увидимся когда-нибудь за пределами этой школы. Там, где твоё золотое кольцо вокруг Ориона будет стоить не больше клочка бумаги. Забавно, да? Встретиться в Стокгольме тёмным вечером…»

«Ты угрожаешь совету!» — крикнул Силверхиелм. Он явно терял самообладание.

Эрик улыбнулся, интенсивно думая. Он несколько раз шумно втянул ноздрями воздух, как бы проверяя его качество, чтобы выиграть время, а потом ответил, что он одновременно и угрожает, и не угрожает совету. Он не собирается трогать и волоса на голове какого-нибудь члена совета, пока проходит здесь обучение. И пока все они находятся в радиусе пяти километров от Щернсберга. Но если бы они встретились там, где законы Щернсберга не признаны, всё выглядело бы совсем иначе. Хотя в первую очередь это касается префекта.

«Понимаешь, — сказал Эрик раздумчиво и повернулся прямо к Силверхиелму. — Если бы это я вылил на тебя дерьмо, мне бы того хватило, чтобы о дальнейшей мести не думать вообще. Да и дерешься ты как баба. Не можешь сбить с ног парня, который намеренно не защищается. Конечно, изрядно потрудившись, ты выбил мне один зуб. Но попробуй представить, что мы встретимся в каком-то другом месте. Это не закончилось бы одним зубом».