Монах - Антонен Арто

Глазами, от страха выкатившимися из орбит, он увидел, как колышутся занавески. Ему пришло на ум привидение, и он подумал, что его страхи вот-вот подтвердятся. Но ему хватило минуты размышлений, чтобы успокоиться.

«Это только ветер», — подумал он, вновь беря себя в руки.

Он стал широкими шагами ходить по комнате. Но он не мог отвлечься от шевелящейся позади него занавески. Он решил вернуться к алькову, но остановился перед несколькими ведущими к нему ступеньками. Три раза он протягивал руку, чтобы откинуть полог, и три раза отдергивал ее.

«Абсурдные страхи!» — воскликнул он наконец, стыдясь своей слабости.

Когда он сделал резкое движение, из алькова выскочил кто-то, одетый в белое, и кинулся в комнату. В этот миг монахом овладело какое-то безумие, в нем смешивались отчаяние и страх. Он сбежал со ступенек, настиг привидение и попытался его схватить.

— Тень или демон, я тебя поймал! — вскричал он, хватая призрак за руку.

— Ох, Иисус Христос! — закричал визгливый голос. — Оставьте меня, святой отец, уверяю вас, у меня нет дурных намерений!

Страхи Монаха мгновенно рассеялись. Он почувствовал, что тень — это женщина; подтащив ее к столу и приблизив свечу к ее лицу, он узнал Флору!

Вспылив оттого, что его безумный страх был вызван такой смешной причиной, он возвысил голос и спросил у Флоры самым суровым тоном, что она тут делает. Она, упав к ногам Амбросио, чей суровый вид подавлял ее, плача, начала свою исповедь.

— Я вам заявляю, досточтимый отец, что я не собиралась вас тревожить. Я пришла в комнату, чтобы последить за вами, в этом я признаюсь, но я надеялась, что смогу уйти так, чтобы вы не заметили моего присутствия. Простите, сеньор, любопытную старуху. Все, что касается призраков и заклинания духов, приводит меня в восторг, и я не могла помешать себе поглядеть, что вы делаете. Сначала я попыталась поглядеть в замочную скважину, но в комнате было слишком темно, и я подумала, что лучше всего мне спрятаться в постели и самой изобразить призрак. Пока вы стояли спиной, я проскользнула в альков и спряталась за занавеску, думая, что смогу убежать, благодаря моему виду и страху, который мне удастся вам внушить, а тут вы меня поймали; святой отец, вот вся правда, и я тысячу раз прошу меня простить за дерзость.

Пока она все это говорила, настоятель окончательно пришел в себя и смог скрыть от Флоры свои недавние страхи. Скромная и пришибленная, она уже направлялась к комнате Антонии, когда дверь резко открылась и вошла Гиацинта, бледная и растерянная.

— О отец мой, отец мой! — бросила она, задыхаясь от ужаса. — Что делать? Новое несчастье на мою голову! После призраков теперь живые превращаются в мертвых! Я с ума сойду!

Монах понял, что развязка близка. Кровь застыла у него в жилах, он едва смог выговорить:

— Говорите. Что случилось?

Неожиданное вторжение Гиацинты вернуло Флоре уверенность в себе. Она сразу поняла, откуда идет опасность, и ее подозрительный взгляд устремился на монаха, но чувства, которые теснились в ней, были слишком бурными и сложными, чтобы ей удалось заговорить.

— Наверно, какая-то колдунья заколдовала и меня, и все вокруг! Опять у меня покойник в доме. Бедная донья Антония, у нее конвульсии, которые убили ее мать, призрак правду сказал. Я уверена, что призрак правду сказал!

При этих словах Флора сорвалась с места и, как ветер, полетела в комнату своей хозяйки. Амбросио пошел за ней; ноги у него подкашивались. Они нашли Антонию в том состоянии, которое описала Гиацинта, сотрясаемую жуткими конвульсиями, задыхающуюся. Монах стал срочно отправлять Гиацинту в монастырь, чтобы она, не теряя ни минуты, привела отца Паблоса. Выполнив поручение, она не нашла ничего более спешного, как отправиться в поисках убежища к старому Симону Гонзалесу, которого она решила не покидать больше, пока он не женится на ней и не поселится с ней вместе.

Отец Паблос не замедлил явиться, но, увидев Антонию, понял, что она обречена, о чем и сообщил без обиняков. Ее конвульсии длились почти час, после чего приступы стали более редкими. Дыхание ее прерывалось, и голосом почти неслышным она стала исповедоваться Амбросио.

— Амбросио, — сказала она ему, — с легким сердцем я могу вам сказать, как я вам благодарна за всю вашу доброту. Через час меня не будет, и я могу открыто признаться, как я страдала, что не вижу вас, но такова была воля моей матери, и я не осмеливалась ее ослушаться. Прощайте, Амбросио, я покидаю этот мир без сожаления, он принес мне только огорчения. Когда-нибудь мы встретимся на небесах, мы снова будем друзьями, и на этот раз моя мать благословит нас. Когда я умру, — продолжала она, — пусть сообщат маркизу де Лас Систернас, что несчастная семья его брата больше не будет ему докучать. Скажите ему только, отец мой, что я умерла и что, если он в чем-нибудь виноват передо мной, я ему прощаю всем сердцем. Теперь мне остается только попросить вас молиться обо мне. Обещайте мне исполнить все мои просьбы, и я оставлю эту жизнь без горя и сожалений.

Амбросио обещал исполнить все, что она хотела, и дал ей отпущение грехов.

Последние минуты приближались. Свет ее глаз стал угасать, тем не менее она глядела прямо перед собой, и скоро по неподвижности ее зрачков можно было понять, что она перестала воспринимать формы этого мира. Сердце ее стало биться медленнее, пальцы застыли и похолодели. В два часа ночи она тихо испустила дух.

Вскоре после этого отец Паблос ушел. Его сердце переворачивалось от того, что он увидел.

Горе Флоры выражалось бурно, ее рыдания всполошили улицу; стали открываться окна и появляться головы.

Понимая, что пришел момент вмешаться, Амбросио стал искать пульс своей жертвы. Он его нашел, сжав ее запястье, почувствовав его под своими пальцами; сердце его словно опьянело от радости, но, приняв расстроенный вид, приличествующий случаю, он обратился к Флоре и предложил ей не впадать в бесполезное горе. Но ее горе было слишком искренним, чтобы она могла прислушаться к его советам, и она продолжала не переставая лить слезы.

Настоятель удалился, пообещав, что сам распорядится насчет похорон, которые, имея в виду Гиацинту, не преминул он прибавить отеческим и лицемерным тоном, должны состояться как можно скорее. Погруженная в свое горе, Флора едва обратила внимание на его слова.

Амбросио поторопился дать все указания по поводу похорон. Он добился от аббатисы разрешения похоронить ее в подземельях Святой Клары, и утром в пятницу, когда все надлежащие церемонии были выполнены, тело Антонии опустили в могилу.

Тут прибыла Леонелла с каким-то чучелом, которое она намеревалась представить всем в качестве своего супруга. Множество разных обстоятельств задерживало ее со дня на день, и она не нашла нужным предупредить об этом сестру. Поскольку она была доброй и всегда очень хорошо относилась к своей сестре и племяннице, она, узнав об их внезапной и ужасной кончине, была столь же огорчена, как и удивлена.

Амбросио сообщил ей о предсмертных распоряжениях Антонин и, по ее просьбе, обещал ей, что как только небольшие долги Эльвиры станут известны, он передаст ей то, что останется от денег. Когда дело было улажено, Леонелла поспешила покинуть Мадрид и во весь опор помчалась в Кордову.