Тайны Реннвинда. Проклятие дня - Елена Сокол

– Нехорошо, что Линдстрем все еще там, в подвале. Нужно что-то придумать, нужно его отпустить. – Я вглядываюсь в линию горизонта. – Скоро светает, а он уже полгода не видел рассвет.

– Мы не можем, Нея. – Еще раз напоминает пастор.

– Я понимаю. Но ведь ты – священник. – Бросаю на него взгляд. – Разве справедливо, что ты причиняешь страдания этому человеку?

– В первую очередь, я – воин. – Объясняет он. На пару секунд его лицо попадает в свет фонаря, и на нем отражается сожаление. – Все мои действия и решения продиктованы лишь моей природой. Слово божье – мой инструмент, мое оружие, храм моей веры.

– Асвальд убьет его. Так?

Это слова, произнесенные вслух, звучат беспощаднее, чем когда они были лишь в моей голове.

– Поэтому я и не сказал брату сразу.

Наши шаги эхом разносятся среди могил.

– Ты должен убедить его не делать этого, Асмунд.

– Это будет непросто.

Несколько минут мы молчим. Просто неспешно двигаемся вдоль дорожки.

– Здесь красиво. – Наконец, признаюсь я. – И спокойно. Так хорошо, будто энергетика какая-то другая, и даже воздух. Свежее, что ли. – И усмехаюсь. – Это потому, что я и сама часть этой тьмы?

– Тьма – твой крест, не твоя суть. Никто не выбирает тьму добровольно, даже рожденные ею. – Он сцепляет руки за спиной. – Я тоже не мечтал родиться убийцей, и вряд ли меня оправдывает то, что я лишаю жизни лишь темных, но таково мое предназначение – от природы. Ты ведь не выбирала свой путь – тебя обвенчали с тьмой насильно. И я горд тем, что ты борешься, Нея. Это значит, что в нас с тобой гораздо больше общего, чем может показаться. – Пастор вздыхает, и мне кажется, он улыбается в этот момент. – А на кладбище спокойно потому, что никто тут не ищет справедливости и не строит планов, все лишнее уходит под землю, остаются только тишина и вечность.

– Пока кто-нибудь не явится, чтобы пробудить драуга. – Улыбаюсь я.

– Верно. – Кивает Асмунд. – Обычно я раз в неделю обхожу кладбище, проверяю захоронения. Особенно тех, кто умер не своей смертью или при жизни обладал силой. Но территория велика…

– Не кори себя. – Перебиваю его. – Та могила на дальней стороне кладбища, у ограды. Никто не мог знать…

– Мог! И да, я корю себя. – Он опускает взгляд себе под ноги. – Корю каждый день. Обычно ограда кладбища – чисто декоративное устройство: никто не уйдет своими ногами изнутри, и никто особо не рвется внутрь снаружи. Но только не в Реннвинде.

– А ламия? – Я понижаю голос, словно мертвые могут меня услышать. – Ингрид говорила, что хочет пробудить ее ради мести. Она… здесь захоронена?

Асмунд останавливается и впивается в меня взглядом. Его глаза поблескивают золотом.

– Ламия – древний демон-вампир. – Голос пастора тоже становится тише. – Сильный, его практически невозможно победить. Для кровососов, ведьм и прочей нечисти ламия – настоящее божество. Пять веков назад ее убил наш предок, и тайна ее захоронения с тех пор передается от отца Хельвина к его сыновьям. Никто из нечистых не должен знать об этом месте, иначе беды не миновать.

– Но, очевидно, Ингрид знает. – Пожимаю плечами. – Или… планирует как-то узнать.

– В любом случае, воскресить ламию может лишь дхампири – потомок того, кто ее убил.

– Рассвет. – Я замираю, любуясь тонкими лучами, пробивающими темный небосвод.

Верхняя часть солнца осторожно прорисовывается на линии горизонта.

– Мое любимое время суток. – Признается Асмунд.

Он смотрит на небо, приложив ладонь к сердцу, и в его светлых глазах плещется едва различимое желтое свечение. Днем это вряд ли заметишь, а на границе ночи и дня, в рассветных лучах, глаза дхампири – точно голограмма на поздравительной открытке, открывают свое второе дно. Я видела такое раньше – когда мы с Бьорном встречали рассвет. От воспоминаний об этом сжимается сердце.

– Идем, приготовлю тебе завтрак. – Помявшись, пастор все-таки обнимает меня за плечи.

– Ты задолжал мне кучу завтраков. – Смущенно замечаю я.

И мы смеемся.

Неуклюже, неловко, но от души.

Мне нравится мой отец. Вряд ли, мы нашли бы общий язык так быстро, если бы не обстоятельства. Но даже сейчас никто не может гарантировать, что это продлится долго. В воздухе Реннвинда острым электричеством трещит предчувствие большой беды. Не знаю, что это, но оно будто забирается мне под кожу и там больно покалывает.

Прежде, чем войти в здание церкви, мы оба оглядываемся и скользим взглядом по стройным рядам могил. Там, за кладбищем, темнеет лес, который может таить любую опасность, и на контрасте с могильной тишиной он выглядит почти зловещим.

– Значит, вот так ты живешь. – Улыбаюсь я, оглядывая внутреннее помещение церкви, соседствующее с залом для прихожан.

Нужно признать, несмотря на аскетичность, дома у Асмунда довольно современно. Ничего лишнего, никаких вычурных аксессуаров, украшений, зато в просторной комнате легко уживаются кровать, диван, стол и комфортная, современная кухня. А большой телевизор на стене, ноутбук и планшет на столе словно призваны убедить в том, что священники сейчас живут в ногу со временем.

– Здесь проще, чем в особняке Хельвинов. – Кивает пастор, хозяйничая у плиты. – По понятным причинам.

– А как же арсенал? – Удивляюсь я, разглядывая обстановку. – Ну, все эти большие штуки: топоры, клинки, копья – чего там еще?

– Пистолеты с серебряными пулями? – Смеется он.

– Ага.

Поставив сковородку на плиту, Асмунд оборачивается и касается рукой нижней части столешницы. Это приводит в движение какой-то механизм, который молниеносно открывает потайную нишу – стена сбоку от узкого окна просто отъезжает в сторону, и за ней открывается целая комната, оборудованная многочисленными полками, заполненными таким количеством холодного оружия, которое мне и не снилось.

– Святой отец! – Восклицаю я, переводя на него взгляд.

– Издержки профессии. – Ловко орудуя ножом, отвечает пастор.

Он режет бекон, перец и репчатый лук для омлета, а я заворожено наблюдаю за тем, как лезвие танцует над разделочной доской. Интересно, будь у нас все, как у всех, он бы так же готовил нам с мамой завтрак по утрам?

И встряхнув головой, отворачиваюсь. Иду исследовать оружейную комнату. Многочисленные кинжалы и клинки выглядят совершенно новыми и блестят, но есть среди них и те, что видом сразу выдают старину – некоторые из них намного старше меня и, очевидно, многое повидали на своем веку.

– Вы научите меня обращаться с ними? – Спрашиваю я, осторожно проводя пальцем по холодной стали одного из них. – Я должна уметь защитить себя при случае.

– Обязательно. – Отзывается пастор.

Овощи трещат, нагреваясь на сковородке, и от плиты уже идет невероятный аромат.