Сколько живёт любовь? - Людмила Сурская

— Если этот ребёнок родился с моего согласия и по большой любви, то я его должен был с первых же дней оформить на себя. Логично?

— Допустим…

— Не допустим, а так и есть. А горячо любимого "воробушка" держать не далеко от себя. Рядышком, под рукой. Вспомни, сколько у меня медучреждений было в моём распоряжении в Северной группе войск. Даже санаторий. Логично?

— Да. Но никто морочить голову психоанализами и плавать в рассуждениях не будет. Примут её слёзы и сопли про фронтовую любовь, твои письма и привет. Никто или мало кто будет знать, что она вышла замуж и родила ещё дочь. Про любовников уж и подавно. Это никому не интересно. Будет обнародована и растиражирована только связь с тобой. Она расскажет, что ты ей всё это предлагал, а она "честная" женщина отказалась. Ну, чем ты будешь бить?

Решив подкрепиться он всё же закинул в рот кусок рыбы, прожевал его, запил компотом и с новым вдохновением заговорил:

— Кто ей поверит. Если она таскалась за мной, как хвостик, родила вопреки мне ребёнка, водила за хвост корову, аж до Берлина, не пожалев ребёнка. Ты считаешь, она просто так взяла и отказалась от меня? — Он предпочёл промолчать Люлю про визиты к нему её кавалеров. Свято надеясь, что жена не в курсе. Боясь: засмеёт. — Ты же знаешь, нас спасло от её набегов то, что мы были в Польше. Не без того искала меня, а я знать её не знал, пока она на моём пути вчера не нарисовалась. Получается, не успели появиться тут, как она взяла меня в оборот.

— Котик мой, все твои убедительные аргументы попахивают военным отчётом. Повторяю, никто в этом копаться не будет. Так что надо было искать на роль "матраса" что-то попроще и по — совестливее. Хлебай то, дорогой, что есть, если намудрил, ничего всё равно уже не переиграешь. А вообще, если б не широкий жест вождя, вы б сидели с Георгием, поджав хвосты. Вам тогда было невдомёк, что он и любовниц своих легко б под вас подложил, лишь бы воевали и компромата телеги на себя собирали.

— Ты намекаешь, что я осёл?! Люлю, это жестоко.

Он замолчал и нахмурился.

— Зато справедливо. В каждой женщине заложено "мещанское счастье" и ничем это не выбить из неё. Просто у одних есть тормоза или их коснулась своим перстом любовь, у других нет. Суть человека со времён Адама и Евы очень мало изменилась. Каждая баба хочет для себя райской жизни и гребёт на все вёсла к этому. Только какими методами. — Уловив то, что он перестал жевать Юлия тут же заметила ему:- Съешь кусочек рыбки ещё один, вкусная.

Жуя зелень и сосредоточенно рассматривая что-то в тарелке, он вдруг закапризничал:

— Наелся, не хочу. Ты тоже выгоду во мне искала и радужные прожекты рисовала?

Её рука застыла над подносом. Глаза смеялись.

— А как же. Я что, не женщина что ли?! Представь себе: казённая одежда с ног до головы тратиться не надо и мыло дают. Соку не хочешь? Нет. Тогда поворачивайся, я вытру тебе губы.

Всё это выслушав с вытаращенными глазами. Он, ухватившись за салфетку и усмехаясь, притянул её к себе. Юлия поняла: надолго его выдержки не хватило.

— Сидеть смирно! Руки по швам. Внуков постыдись. — Прошептала она в самое ухо.

— Искренне каюсь, — хохотнул он, роняя её рядом. — Слишком часто моя задница становится поротой. Ты абсолютно распоясываешься, дорогая. Самое время усмирять.

Юлия предпочла отмолчаться. Пусть усмиряет, она не против. Она за с того самого дня, когда шагнула в "сумасшедший поезд" — жизнь с ним.

По большому счёту, свободного времени в его жизни не было, да он и не стремился к тому, чтоб оно было. Он не любитель посидеть с газетой в кресле и посмотреть телевизор. Зато большой любитель активного образа жизни. Всегда бодрый и деятельный считающий, что мужчина приложением к дивану, это вроде как бы и не мужчина, к тому же старящийся и умирающий раньше, он последнее время очень рьяно демонстрировал семье, своё прекрасное здоровье и настроение. Юлия догадывалась чего это ему стоило. Последнее время он находился под сильным стрессом: тут и "воробушек", и обстановка в стране, а также тараканья возня около него лично. Перенапряжение было налицо. Она с тревогой смотрела на него: обойдётся или всё-таки прихватит. Не обошлось, с каждой неделей становилось всё хуже и хуже. Он сам себя дожимал. Боялся, что узнает Ада. Дойдёт до журналистов… С писателями говоря о войне обрывал немедленно разговор только он касался каким-то боком личной жизни… Юлия уговаривала его откинуть всё от души. Жизнь прожита, дров наломали, чего уж теперь-то терзаться. Рутковский кивал, уверяя, что всё под контролем и продолжая работать, изводил себя. Унесли уже на носилках, инфаркт. Внезапно, сбившись с привычного ритма, остановилось сердце. Дыхание замерло и он рухнул ища опору. Она, обезумев от горя, но собрав свою волю в кулак, не отходила от его постели. Да он и сам просил не бросать его и быть обязательно рядом. Куда же она денется, естественно, была рядом. Повезло? Вымолили? Но его удалось вернуть с полдороги… Пряча иконку под его подушкой молилась и просила для него здоровья и жизни. Он видя такие старания жены посмеивался. Только в какой-то момент став серьёзным и прижав её голову к своей груди сказал: — "Юленька, прости меня за всё. Я счастлив, что прожил свою жизнь с тобой и никогда не пожалел об этом. Я смею надеяться, что ты считаешь сделанный выбор счастливым. Если есть, золотко, у тебя на меня обиды, то ты уж пожалуйста прости меня". Юлия сползла на колени перед кроватью и повторила то же самое слово в слово. Пришедшая сменить Юлию Ада застыла как вкопанная:

— С вами что стряслось?

— Ничего, — поднялась, вытирая влажные щёки мать и отошла к окну.

— Ничего, — буркнул отец и отвернулся скрывая слёзы к стене.

Юлия часто заставала его смотрящим в одну точку. Взгляд его этот был усталым. Такого раньше не было. Он живчик. О чём думал, она так и не решилась спросить. Раз молчит, значит, о пролетевшей жизни? Конечно. Наверное, впервые столкнулся со старостью и растерялся? Не без этого, вполне похоже… Повозились с ним не мало, но подняли. Не смотря на крепкий и закалённый организм, нервный взрыв не прошёл для него без следа. Дорого им обошёлся приход "воробушка" и выбитая из него фамилия. Но Господь помиловал его. Потихоньку поднялся. И как всегда с присущим ему азартом взялся восстанавливать силы, нагружая себя лёгким бегом и небольшими физическими упражнениями. Стареть никак не хотел. Образ жизни менять тоже. Но согласился на санаторий "Барвиха". Правда, он и там нашёл рыбалку. Торчал у пруда. Ловил карпов. Юлия нашедшая его там с лекарствами, пора принимать, а его нет, только собралась поворчать, но заметила Курчатова невдалеке и примолкла. "Ладно, пусть сидит, раз уж так ему надо". Велела открыть рот и положив на язык таблетки подала стакан с водой: — Запивай, рыбак.

Окреп и прохаживаясь с лейкой между грядок на даче, попросил:

— Люлю, давай поедем к морю? Самое время возвращать всё на круги своя.

Старания его попробовать и разведкой нащупать её настроение ни к чему не привели.