Играя с судьбой - Руслан Муха

Милана окинула меня сдержанным, полным достоинства взглядом:

— Это не изворотливость, Ярослав, — отчеканила она. — Это называется быть гибким, а умение налаживать связи — не лицемерие. Я не могу позволить вести себя как ты, у нас разное положение в обществе. Но ты прав, — Мила печально усмехнулась. — Иногда это тяжело, но я должна стараться.

— Так говорит твоя мама, — зло подытожил я.

— Мама плохого не посоветует, — снова печально улыбнулась Мила, а после смущенно добавила: — А еще мама говорит, что из нас бы могла получиться отличная пара.

Я горько усмехнулся и отвернулся, пытаясь утихомирить злость. Насколько же сильно Луиза печется о благополучии дочери в новом обществе? Она целенаправленно настраивает Милу на то, что она должна быть хорошей для всех, что брак обязательно должен быть с родовым чародеем и, наверняка, из богатой и древней семьи. Да, конечно же, поэтому я так им подхожу. Получается, все происходящее сплошное лицемерие. А может и дружба с моими родителями всегда была едва ли таковой? Все только ради родовых чар? Как-то резко Луиза мне разонравилась, а ведь по ней так сразу и не скажешь, что это ее настолько беспокоит.

Мила снова коснулась медальона на шее, раньше я его не замечал на ней, да и то, как она его касалась — было видно, что носить его ей непривычно. Такие медальоны когда-то были в моде, он открывался, делясь на две половинки, а внутрь вставляли портреты близких или маленькие шары памяти с каким-нибудь коротким приятным воспоминанием.

— Какая у тебя категория? — неожиданно спросила Мила.

— Средняя-третья, — ответил я, потом добавил: — по крайней мере была таковой еще неделю назад.

— Ничего, ты вскоре восстановишься, — поспешила она меня подбодрить, потом печально добавила: — Моя когда-то была низшая-девятая, мне было еще одиннадцать. Папа говорил, что мой потенциал достаточно высок, средняя-пятая мне должна быть обеспечена. Сейчас же низшая-пятая, — она снова усмехнулась, теперь горько: — Как у простолюдинки.

— Уверен, для тебя это не конечный результат, — теперь попытался ее подбодрить я. — Твоя мать права, став женой родового чародея, ты сможешь вернуть свою силу.

Я потрепал ее за плечо, это был довольно дружеский жест без всякой задней мысли, но Мила неожиданно потянулась ко мне, прикрыв глаза — хочет, чтобы я ее поцеловал. Я замешкался, в прошлый раз я был инициатором нашего первого поцелуя, а теперь наоборот. Ее нежно-розовые губы были совсем близко. Она сейчас такая юная и слишком молодая, была бы она старше хотя бы на пару лет…

Я слегка отодвинулся, а она напротив, стала настойчивее, распахнула глаза, подалась вперед и с какой-то сердитой обидой впилась в мои губы, но лишь на секунду, а затем отпрянула, так же — рывком, и отвернулась.

Ее медальон зацепился за пуговицу моей рубашки, я хотел было его отцепить, но Мила шагнула в сторону, не заметив этого и цепочка порвалась, а медальон упал.

Мила схватилась за шею, кажется, всхлипнула и поспешила присесть, шаря рукой по снегу и пытаясь отыскать медальон. Я зажег светоносный шар, подсвечивая ей, он был так слаб, что мне невольно захотелось поскорее потушить его и не позориться.

— Я не нравлюсь тебе? — с какой-то надрывной досадой сказала Мила, не смея поднимать на меня глаз. Кажется, решиться на первый шаг ей было весьма непросто, и она никак не ожидала сопротивления. Я мысленно отругал себя, но я не мог ее поцеловать — такую юную и наивную. Я взрослый мужчина, а она едва ли женщина.

— Ты очень мне нравишься, — начал я оправдываться, — просто… просто не хочу торопиться. Да и здесь родовое древо — это священное место, предки могут счесть подобное за неуважение.

— Ой, прости! — Мила ужаснулась, прикрыв рот ладошкой. — Я совсем не подумала об этом.

— Ничего, — поспешил успокоить я ее и присел рядом, помогая искать в снегу медальон.

— Зря я надела его, — шепотом ругала себя Милана, — мама просила меня его не надевать, но я не послушалась. Теперь богиня-мать наказала меня за то, что не слушаюсь маму.

Я издал вздох раздражения. И почему я в прошлом не замечал, как сильно влияние матери на Милу? Наверное, потому что и сам очень сильно зависел от мнения собственного отца или в том возрасте мне казалось, что в этом нет ничего необычного?

— Вот он! — я увидел, как в снегу блеснуло золотом, подцепил пальцем медальон и протянул Миле.

— Спасибо, — грустно улыбнулась она, забрала медальон, прижав его к груди и вытирая пальцем с золотой поверхности растаявшие капли снега.

— Чье фото ты там хранишь? — хотел бы еще добавить: «так бережно», но сдержался, поймав себя на ненужной, а главное неуместной ревности.

— Это был мамин медальон, она мне его подарила, — пояснила она, — внутри мой портрет и Милоша, моего старшего брата.

— У тебя есть брат? — удивился я.

— Был, — грустно улыбнулась Мила. — Он защищал наше графство от метрополийского войска. Он думал, что мы сможем отбиться… Милош всегда был слишком… слишком…

Мила так и не смогла подобрать слова, только грустно посмотрела и улыбнулась.

— Бесстрашным? — предложил я ей вариант.

— Нет, скорее, самоуверенным, — Мила открыла медальон, грустно улыбнулась, погладив пальцем одну из половинок, очевидно там и был портрет брата. — Мне его очень не хватает.

— Я могу взглянуть? — спросил я, скорее из вежливости, чем из любопытства. Но и все же в прошлой жизни я ни разу от Милы не слышал об ее брате. Что же сейчас изменилось?

— Да, конечно, — Мила протянула мне открытый медальон. Я принял его, заглянул внутрь.

Справа была Милана — еще совсем маленькая девочка: белые завитые локоны, большие наивные голубые глаза. Слева голубоглазый и светловолосый парень. Они с Милой были очень похожи, но стоило мне всмотреться в его черты, как меня пробрала дрожь.

— Твой брат был темным чародеем? — плохо слуающимся голосом спросил я.

Мила растерянно кивнула, в непонимании произнесла:

— Откуда ты?… Как ты понял?

— Я догадался, — жестко ответил я и вернул ей медальон. — Нам пора возвращаться, родители будут беспокоиться.

Я не мог смотреть на нее, не мог сейчас говорить, хоть и понимал, что веду себя грубо. Но я узнал ее брата, это он чуть не проткнул меня ритуальным ножом в доме колдуна. Это его единственного из чернокнижников оставила в живых и забрала с собой Инесс.

— Я сказала что-то не то? — в замешательстве спросила Мила.

— Нет, — отозвался я. — Меня просто снова беспокоят раны. Я, пожалуй, пойду к себе в комнату.

И ничего не сказав, я пошел прочь, цинично бросив ее одну и даже не попрощавшись.

Я не знал, что думать. Для начала я должен был разобраться и понять. Брат Миланы — чернокнижник. Чернокнижникам помогал кто-то из аристократов в Варгане. А еще я знал, что чернокнижники появились в Славии с подачи Метрополии. И Инесс откуда-то узнала про то, что Метрополия готовиться к катастрофе… Она узнала это от своего пленника, от Милоша Арнгейера — он метрополийский агент, а возможно и не только он.