Нежные годы в рассрочку - Анна Богданова

– Что ты, Арочка! Что ты, деточка! Дядя Ваня сегодня не будет сердиться – дядя Ваня сегодня будет веселиться в твою честь! – прокаркал он и со страстью, с нескрываемой патетикой запел свою любимую песню, деря глотку: – Др-р-рались по-гер-ройски, по-рррусски два друга в пехоте морской. Один пар-р-ень бы-ыл калужский, дррругой паренёк – костромской...

– Слушай, Зинаид! Вот терпеть этого не могу! Как начнёт одно и то же, одно и то же! Сил никаких нет! Зин! Ну честно, я ему щас по морде дам! Он у меня допоётся! – вне себя от злости воскликнул Василий. Но младший брат не слышал его – он уже дошёл до того кульминационного момента, когда два друга ударяли в штыки, а смерть сама отступала куда-то...

– А ну его! – махнула Зинаида Матвеевна на Ивана, как на человека, от которого уж нечего ждать в этой жизни ничего путёвого. – Не надо, Васенька! Ты ж его знаешь! Сейчас заведётся, психанёт...

– Психанёт он! А я вот забыл, чо тебе говорил! О чём я рассказывал-то?

– Зинк! Почему ты мне вина не наливаешь? Жауко? Это для родной-то сестры жауко?! – взъелась Катерина, которая уже опустошила стоящую рядом с ней бутылку красного креплёного вина и никак не могла дотянуться до той, что стояла в непосредственной близости от Зинаиды Матвеевны.

Начиналась та промежуточная часть вечера, когда все тосты и пожелания исчерпаны, а морды бить ещё рано, поскольку присутствующие не выпили всего, что было на столе, и не дошли до нужной кондиции.

Поскольку Дергачёва рядом не было, то Катерина принялась выяснять отношения с сестрой:

– Не люблишь ты меня, Зинк! Я всегда это знала! Ты больше Антонину любила! А я так – ни то ни сё. Сбоку припёку! Не пришей кобыле хвост!

– Да что ты такое говоришь-то, Кать!

– Не трогайте мою маму! Её нет с нами, и нечего обливать грязью её светлое имя! – истерично взревела Милочка.

Но тут вдруг раздался длинный, наглый звонок в дверь.

– Пойду, посмотрю, кто! – воодушевилась Зинаида Матвеевна и кинулась в коридор.

На пороге стоял Гаврилов в чёрном твидовом пальто с цигейковым воротником, в норковой шапке пирожком, с замёрзшими гвоздиками в одной руке и внушительным свёртком в другой.

– Зинульчик! Т-п, т-п, т-п, т-п, т-п! – Тук, тук, тук, тук, тук. – Это я – твой Вовульчик! – восторженно прогремел он, ущипнув бывшую жену за задницу.

– Ой! Володь, ну ты прямо, как маленький! Осторожнее – Генька дома!

– Плевать я хотел на твоего Геньку! Где моя дочь?!

– Аврора! Аврора! Иди сюда! Ты только посмотри, кто к тебе пришёл! – несколько наигранно прокричала Гаврилова.

– Папочка, папочка! Я уж думала, ты не придёшь! – Именинница повисла на шее у отца.

– Как не приду? Что я падла какая, чтоб на восемнадцатилетие к дочери не прийти! – возмутился Владимир Иванович и протянул Авроре свёрток. – На вот, Аврик! Какой ты у меня красивый стал! Т-п, т-п, т-п, т-п, т-п! – Тук, тук, тук, тук, тук. – Небось от парней отбоя нет? А? – допытывался он, вешая пальто на крючок.

– Да ладно тебе, пап!

– Что ладно, что ладно?! Ты просто так на улицу, смотри, не выходи!

– Как – просто так?

– Ты, прежде чем из дома выйти, мордашку-то свою намажь сажей! Зин! Ведь украдут! Истину говорю – украдут девку-то! Т-п, т-п, т-п, т-п, т-п! – Тук, тук, тук, тук, тук.

– Проходи, проходи, – и Зинаида, переполненная радостью и счастьем, красная, как мак, от щипка бывшего мужа, повела его в комнату.

– О! Володя! – каркнул Иван Матвеевич. – Сколько лет, сколько зим!

– Интересно, а что это тут Мефистофель делает?! – прошипел Геня с нескрываемым недовольством.

– Ладно тебе! Он Аврорке как-никак родной отец! – шепнула Зинаида Матвеевна сыну на ухо.

Аврора развернула свёрток и не смогла сдержать крика радости. Это был самый значительный подарок. Всем подаркам подарок! Демисезонное чистошерстяное пальто любимого цвета её матери – цвета беж. Коротенькое (по моде), с потайной застёжкой, с воротником-стоечкой – прелесть! – голова кружится.

– Спасибо, папуля! – И Аврора снова повисла на отцовской шее.

– Да не за что! Будешь весной гарцевать! Т-п, т-п, т-п, т-п, т-п! – Тук, тук, тук, тук, тук. – Зинка! Зачем ты эту шлюху позвала?! – довольно громко спросил Гаврилов – он, вывернув шею, вдруг увидел свою бывшую ненавистную любовницу (которая, по его твёрдому убеждению, разрушила их с Зинульчиком брак) и настоящую жену Ивана Матвеевича. – Что делает эта падшая, доступная женщина на дне рождения моей чистой, невинной дочери? – возмутился он ещё громче, настолько, что песнь Ивана резко оборвалась на полуслове.

– Что ты сказал? Зина! Это он про кого сейчас говорил? Вот только что? – прокаркал дядя Иван, опомнившись.

– Да про жену твою – профурсетку! Про кого ж ещё! – весело отозвался Гаврилов и захохотал, обнажив ряд ровных, белых от природы зубов, которые не сумело испортить даже неумеренное курение.

– Что?! Да как ты смеешь! Ну-ка, повтори! – Иван вскочил со стула и, подлетев к Владимиру Ивановичу, схватил его за грудки. Галина Тимофеевна сидела, как на пороховой бочке – она краснела, белела, ёрзала на стуле, порываясь уйти.

– Правильно, дядь Вань! Дай этому Мефистофелю по соплям! – подстрекал Геня.

– Да мы тебя, припадочного, тут так уделаем, что костей не досчитаешься! – встал грудью за младшего брата Василий Матвеевич – кровь родная взыграла.

– Что вы! Дядь Вань, дядь Вась, папочка! Прекратите! У меня же день рождения! – кричала напуганная Аврора.

– И, правда, у девочки день рождения, а вы так себя ведёте! – возмутилась Зинаида Матвеевна.

– И что ж с того?! Раз день рождения, то и хамить можно? – гаркнул Василий, сорвался с места и от души вмазал Гаврилову «по соплям».

Владимир Иванович в долгу не остался – в нём поистине умер великий тактик и стратег «в одном флаконе». Он прибегнул к своему любимому, испытанному способу – незаметно залез в карман пиджака и, зачерпнув горсть соли, сыпанул обидчикам в глаза. Пока они приходили в себя, пытаясь оценить ситуацию, Гаврилов метнулся в коридор. За ним – Зинаида Матвеевна:

– Где, где шапка? Т-п, т-п, т-п, т-п, т-п! – Тук, тук, тук, тук, тук.

– Вот твоя шапка! – И Зинаида Матвеевна сунула ему норковый «пирожок». – Не можешь ты по-человечески! Вот везде тебе надо нагадить! – с упрёком и слезами на глазах укоряла она бывшего мужа.

– А нечего было эту курву звать! Ну, прощай, Зинульчик! Может, свидимся! – трогательно воскликнул Гаврилов и, ущипнув её вторично за мягкое место, был таков.

Зинаида Матвеевна, раскрасневшаяся и довольная, закрыла за ним дверь – злости и обиды к супругу она больше не испытывала – напротив, лишь нежное чувство по отношению к нему возникло в её душе.

И вот такая – витающая в облаках, счастливая от мысли, что Гаврилов несмотря ни на что всё ещё любит её, она вошла в комнату...