Прямой наследник - Д. Н. Замполит

с твердым взглядом, не иначе, выбранного старшиной над их небольшим табором.

Мужик прижал к груди шляпу и представился:

— Симон из Дубы над Сазавой, ковач и слевач.

Но увидев мой вопросительный взгляд, сообразил и пояснил более понятно:

— Коваль и… лит… щик.

Блин, мог бы и сам догадаться. Славянские языки еще не сильно далеко разошлись, русы ляхов и чехи сербов вполне еще понимают без переводчиков. Трудно, но понимают, было бы желание. Кузнец и литейщик, значит, металлург.

— Остальные? — я показал на внимавших разговору таборитов.

— Вацлав Рогач, скленкарж, — указал рукой Симон.

Скленарж? Скленач? Склянка? Ага, стеклодув, отлично!

— Кржиштан из Жатца, ставитель водни прехрад и млынов.

Ооо, вообще прекрасно, это же гидротехник нынешними деньгами! Водобойные колеса, мельницы и все такое.

— Анна из Бухова у Вожиц, вишивачка златом.

Тоже хорошо, ее Маше в подчинение.

— Коранда из Рокицан, сладек.

— Кто?

— Э… солодек… для пива…

А, солод, пивовар, значица. Тоже нефигово.

— Збынек из Нимбурка, пушкарж.

Пушкарь? Вообще замечательно!

— Мартин из Прахатиц, Бедржих Гуска, Ян из Стражнице, Блаженка из Вавржинец…

Названные делали шаг вперед и кланялись, глядя на меня кто с опаской, кто с надеждой. А у меня все в душе пело — это ж какая куча спецов! И это только первая партия! Даешь промышленную революцию!

— Пане княже, что с нами буде дале?

— Исполню все, как князь Дмитрий вам обещал, — поднял я вверх грамотку, — а пока жалую каждому шубу лисью с княжеского плеча!

Повинуясь взмаху моей руки, дворские быстро потащили заранее заготовленные шубы и накидывали их на плечи слегка опешивших гостей.

Впрочем, еще больше опешили бояре и ближники.

Так-то подобное пожалование спокон веку полагалось каждому князю или мурзе, выехавшему из Литвы или Орды на московскую службу, но вот чтобы сразу двум десяткам, да еще простолюдинам…

И не понять пока боярам, что это самая ценная инвестиция — в людей. Ничего, понемногу обтешутся.

Разбираться с чехами мы закончили к вечеру — я по специальностям, а кир Герасим по вероисповеданию. Симона из Дубы и нескольких его коллег я уговорил ехать в Устюг и там вступать в братство, что полностью совпадало со взглядами гуситов на мироустройство — их радикальное крыло не шибко любило иерархию и вообще выступало за нечто типа республики. Вот пусть там и налаживают мне самоуправление, да блауфены строят — один из прибывших умел строить эти самые передовые, насколько я понял, металлургические печи.

Вацлава Рогача наладил под Владимир, в Гусскую волость, искать подходящий песок и ставить стекольную гуту. Гидротехника Кржиштана и оказавшегося оружейником, а не пушкарем Збынека пока оставил в Москве, усиливать Пушечный двор. Выделил им вместе со златошвейкой и еще парочкой спецов слободку на горке за Глинищами, рядом с моим загородным двором — пусть начинают обустраиваться, следующих к ним подселять буду. Расписал, какие корма, где пока жить, где избы для них ставить, вроде чехам все понравилось, не обманул князь. Ну и славно, будут работать — будут и в чести, и при достатке.

Утреню в Благовещенском соборе служил сам митрополит и я понял, почему, когда он с амвона возгласил свое видение гуситского вероучения:

— От братьев наших, что от латинского злодейства бежали, мы ясно узнали, что они во господа нашего Христа верою святоотеческой, православной веруют. И в том исповедании истинно можем с ними непоколебимо соединится[22].

Громадный камень снял у меня с души кир Герасим, я-то все думал, как вписать с таким трудом добытых импортных специалистов в среду, где «латинянин» — нечто среднее между ругательством и проклятием. И потому сразу же побежал благодарить.

Ну как побежал — явился в митрополичьи палаты со всем вежеством, заодно прихватил письма, привезенные от Шемяки. Вот тоже удивительно, то месяцами тишина, то вдруг как мешок порвался и начинают сыпаться послания — от папы римского, от грузинского царя Александра, от епископа Сарского, от Никулы из Константинополя, да не только послания, от Никулы еще и целый груз книг приехал!

Ту-то я все вежество и растерял и кинулся сразу в горницу, где два инока да Феофан Григорьев, бывший митрополичий писец, а ныне глава Спас-Андрониковой школы, разбирали свитки да инкунабулы. Феофан, даром что тоже монах, на аскета совсем не похож — морда вечно улыбающаяся, румяная, глаз веселый и живой. Да и силушкой не обижен, такому бы в сыны боярские или даже ушкуйники, сабелькой махать, а вот поди же ты, книжник и грамотей!

Вот мы и зарылись в присланные сокровища. Реально сокровища — в мое время все тридцать две книги «Физики история», то есть «Естественной истории» Плиния стоят невообразимых денег! Иноки отбирали в первую очередь сочинения духовного и философского содержания, с целью экспертизы на предмет ересей, но что-то я сомневаюсь, что Никула такое пришлет. А вот всяких научных трактатов, в которых, впрочем, по нынешней традиции и теологии, и философии валом, тут много.

— Пери… илиси… иа… тик, — с грехом пополам разобрал я греческое название тома с множеством картинок.

Да, надо греческий подтягивать. Учу его помаленьку, да все никак, а тут вон какой повод.

— «Пери илиси иатрикс» или же «О лекарственных веществах», — поправил меня Феофан, — знаменитого древнего лекаря Диоскорида Педания сочинение.

— Это когда такой жил?

— При Нероне-автократоре, жестоком гонителе христиан.

Хрена себе, это же почти полторы тыщи лет тому назад! Не, поменьше — веков тринадцать, но все равно, старовата книжечка, надо бы чего поновее. И Феофан словно услышал мои мысли:

— Вот «Иатрики методос», иже «Способы лечения», книга Иоанна Захарии, коий был актуарием византийского двора.

— Кем?

— Главным врачевателем при василевсе Андронике Палеологе.

Андроник Палеолог? Да это всего сто лет назад, новейшая же книга, краска, поди, еще не высохла!

Ладно, дальше сельскохозяйственный справочник «Геопоника», это нам без надобности — тут не Средиземноморье, но пусть будет. «Гиппиатрика» — о разведении лошадей, это пригодится.

— Вот, княже, что я просил прислать, трактаты о вычислениях, — Феофан передал мне переплетенные в красную кожу пару книжиц в четверть листа.

Так, Михаил Пселл, «Арифметике синопсис»… Ага, математика. Максим Плануд «Псифофория кат Индус»… при чем тут индусы? Я бегло перелистал томик — ба! Да это же арабские цифры!!! Десятичная позиционная система!!! О, вот это везука, с двойной записью я и так счастливый был, а теперь в два раза счастливей стану. Потому что у меня теперь нормальные цифры есть!

— Его же, Максима Плануда, переводы на греческий с латинского, — продолжил было Григорьев, но тут нас прервал служка и затребовал к митрополиту.

Я только и успел