Двойная жизнь - Олег Рой

База первой любви. Вот как он думал, представляя себе грядущую встречу с Катериной, надеясь, что судьба приведет все-таки, куда нужно.

Судьба-то привела. А толку?

Катя его не узнала, конечно. И она, и Иван Петрович с ходу уверовали в его легенду – вот он, весь из себя легендарный сплавщик Алекс Смелый. Поначалу это только радовало, раз Денис Воронцов официально числится погибшим, значит, недоброжелатели о нем забудут. А он будет жить новой жизнью – как Алекс. Нет никакой надобности напоминать Катерине о том робком школьнике, что смотрел на нее влюбленными глазами, нет его, остался в далеком прошлом. А сейчас – Алекс Смелый, легенда и герой. И что? Катерине оказалось плевать на легенду. Осторожные знаки внимания она попросту игнорировала. Или – не принимала их как «знаки внимания». Да, очень хорошо, что он прижился на их базе. Да, отличный рафтер. Да, по хозяйству безотказный помощник. Да, Дашута его обожает, потому что возится с ней, как со своими детьми не каждый возится. И все равно – чужой.

Так что зря Денис (или уже Алекс? – он и сам толком не понимал) надеялся завоевать Катину благосклонность. Надежды и с самого-то начала, с момента его появления на этой базе, были вполне призрачными. А с каждым днем, с каждым месяцем, с каждым годом все таяли и таяли, скукоживались, затягивались ледком вежливой официальности. Как сокращается с наступлением зимы пространство чистой воды: полынью, еще неделю назад способную поглотить танк, сегодня можно накрыть штормовкой, а еще через неделю и для ведра окошка не останется, придется лед разбивать.

Да, зима тоже многому его научила. Точнее, зимы.

Сплавной сезон заканчивался, и все они – и Катя с Дашей, и Иван Петрович – возвращались в Инзер: Даше нужно было в школу, Катя там же работала учительницей.

Алекс оставался на базе один. И каждый раз опять «забывал», что он Алекс, опять начинал чувствовать и думать как Денис. А за долгую-предолгую зиму чего только не передумаешь.

В первый-то год Иван Петрович еще звал его в Инзер.

– Снимешь, – говорил, – какой-никакой угол, парень ты рукастый, с голоду не помрешь. А на базе зимовать – каково это?! Может, и не так далеко от поселка, да все одно – радости мало. Это сколько ж тебе одних дров запасти надобно? Вагон, не меньше. Да и без солярки для дизеля не обойдешься. А это – деньги! Не миллионы, но все же. Ну и пропитание опять же. Ведь, считай, больше полугода одному куковать придется.

Денис тогда втайне рассчитывал, что к приглашению старика присоединится Катя. Что позовет с собой. Хотя бы вскользь. Хотя бы взглядом. Не позвала. Услыхав, что он собрался зимовать на базе, только и сказала: вот и хорошо, мол, поохотишься, порыбачишь, от людей отдохнешь. А то в поселке ведь всю зиму только пьянка да мордобой, мордобой да пьянка. Ну если ты сам по себе, без семьи, волк-одиночка.

Это ж надо такое сказануть – волк-одиночка! Ох как тогда Денис растерялся от этих слов. Даже обиделся, хотя вроде не мальчик уже зеленый. Сгоряча думал: забрать сумку с деньгами и рвануть куда-нибудь. Да хоть бы в ту же Ялту. И зажечь там до небес на эти шальные миллионы. Ну или не «зажечь», а купить домик на южном берегу. С виноградником – не все же их Горбачев под корень свел. И жить-поживать. Или лучше таки «зажечь»?

Хорошо еще, подходящего поезда под те его мысли не случилось, а то и впрямь рванул бы. И – ежу понятно – закончилось бы это хуже некуда.

Самое смешное, что первобытное житье-бытье ему понравилось. Так же как когда он, загнанный беглец, бродил неприкаянно по здешним лесам, но вместо отчаяния чувствовал все большее спокойствие. Удивительно даже. Но – понравилось первобытное существование. И продолжало нравиться. Не только летнее – яркое, пестрое, веселое, но и зимнее – одинокое и почти одноцветное. Как дешевенькая электронная книжка, которую он купил в Уфе перед первой зимовкой. Съездил в республиканскую столицу сторожась, подгадал так, чтобы под вечер, чтоб никто вдруг не заметил его, не узнал. Не брился неделю – геолог геологом. Хотел вовсе бороду отпустить, да у него не борода выходит, а смех один. А вот щетина недельная вполне сгодилась для маскировки. Про электронную книжку – это было какое-то наитие: он вдруг представил долгую-предолгую зиму, когда кроме бытовых, житейских – никаких других надобностей. Ну и пачка каких-то старых журналов в чулане – и все. Это ж с ума от мыслей можно сойти. Ну и купил, чтобы мозг чтением занимать. Впрочем, читал он, как ни странно, меньше, чем рассчитывал. Зима на базе оказалась не менее прекрасной, чем лето. Небо, тайга, река, каждый день похож один на другой и в то же время – совсем особенный. Как бриллианты в бесконечном ожерелье – одинаковые, но сверкающие каждый собственным светом. И каждый следующий не обесценивает предыдущие, не делает их тусклее, не наводит скуку. С каждым следующим интерес только разгорается – каким будет завтрашний? Ясно, что тоже «бриллиантовым», но каким? Эх, прошли те времена, когда он приглядывался в ювелирных к бриллиантам. Ну и черт с ними!

Сейчас, вспоминая давние злые свои мысли про «рвануть подальше» и «зажечь поярче», он только усмехался.

Потому что сейчас-то, наверное, можно уже и уехать. Без лишней помпы, конечно, но… вроде бы ведь затихло все. И Егор уже почти взрослый, школу свою лондонскую окончил давно, интересно бы сейчас на него посмотреть. Хотя Егора, скорее всего, и в России нет, небось Ксения сплавила его куда подальше, в какой-нибудь английский, а то и американский университет. Вряд ли ее устраивает присутствие рядом живого свидетельства – практически документа – о ее собственном возрасте. Она-то небось до сих пор представляется девушкой «слегка за двадцать».

Да, пожалуй, надо бы выбраться из этой пусть и удобной, и прекрасной, но все же берлоги. Хоть ненадолго выбраться. Поглядеть, что на белом свете делается. Взять пару-тройку пачек из сумки и прокатиться по стране. Да и по поводу заграничного паспорта разведать возможности. К сожалению, срок старого заграна, который он тогда со всеми документами забрал, давно истек. Вдруг теперь отпечатки пальцев для заграна уже в обязательном порядке снимают, а не добровольно, как раньше. Шрам-то теперь стал – не хуже настоящего, выглядит, как будто ему уже лет десять, а то и все пятнадцать. А вот с пальчиками так просто не прокатит. Интересно, кстати, когда его после питерской подставы разыскивали, пальчики в базу внесли или как? И если внесли, то откуда взяли. Из того гостиничного номера? Но гостиничный номер – он и есть гостиничный номер, как понять, какие из пальчиков – его, Дениса? Потому что, вот ведь незадача, не может он вспомнить, брали у него когда-нибудь эти самые отпечатки или нет. Вроде не брали. Но ведь любящая женушка вполне могла что-нибудь из личных или рабочих вещей оперативникам выдать. С нее сталось бы. А уж с Романа – тем более. Эх, заплатить бы этой парочке за все… по полной программе…

Алекс-Денис не отрываясь глядел на речную рябь – разбившееся на тысячи сверкающих лепестков отражение солнца. С разлегшегося на противоположном берегу луга волнами накатывали запахи жаркого разнотравья. К самым ногам подлетела какая-то серо-коричневая пичужка и начала копаться в траве с самым деловитым видом. Вот и я, кажется, такой же: деловито копаюсь на одном месте, забыв, что мир гораздо больше доступного взгляду крошечного пятачка. При том, что успел ведь уже разного повидать.