Белый князь - Юзеф Игнаций Крашевский

Возьму Золоторыю, запрусь в Шарлее, пойду в Гневков!

Он глядел на старика, следя за его мыслью.

– Мы будем защищаться, – сказал старик, набираясь духа, – людей для стольких крепостей было слишком мало. Теперь мы сильнее.

– И я так полагаю – теперь мы сильнее, – повторил князь.

Он немного подумал.

– Слушай, Гневош. Гм? Мало кто знает, что ты был со мной. Если бы туда съездил и раздобыл информацию у Судзивоя, куда он думает идти…

Гневош слегка вздронул – он совсем не хотел попасть в руки Судзивоя.

– Я слишком старый и слишком тяжёлый, – сказал он, – нужен более увёртливый.

– Но ты один тут умный, – прервал Белый, – езжай, голову тебе не снимут.

Гневош подумал – посольство ему льстило, он не сопротивлялся.

– Если нужно, попробую, – буркнул он.

Пошёл готовиться в дорогу. Князь велел принести ему кубок нагретого вина, выпил его и снова лёг в постель. Он что-то должен был делать – а желания ни к чему не было. Уже не чувствовал в себе ни воли, ни силы. Вошёл Бусько и снова сел на пенёк. Белый взглянул на него.

– Слушай, – сказал князь тихо, – всё это зря. Нам бы пару добрых коней взять – и двинуться назад в Буду. Я знаю, что Людвик бы меня хорошо принял.

– Ещё слишком рано, – покрутил головой Бусько, – а что же будет с девушкой? Жаль её, и снова скажут в рясу облачиться.

– И то правда! – ответил князь. – Ты умный, я всегда говорил, что ты умный.

Малый рассмеялся.

– Я то же самое всегда себе говорил, а то беда, что, кроме князя, никто мне не хотел верить.

– Людвик, – прервал Белый, – неплохой человек, но ему кажется, что он столь велик, что другие рядом с ним ничего не значат.

– Людвик? – повторил Бусько. – Неплохой, но если червяк подвернётся ему под ногу, то раздавит.

– Всё-таки я не червяк! – прикрикнул Белый.

– Разве я это говорил? – сказал Бусько. – А всё равно у него под ногами вертеться опасно.

Вдруг князь вскочил с постели.

– Нет! Нет! – воскликнул он. – Ничего ещё не потеряно. Этот Влоцлавек – пустяки. Ведь мы взяли его впятером!

Он рассмеялся.

– Да, а Судзивому понадобилось несколько сотен, чтобы у меня его отобрать! Правда?

Бусько подтвердил, князь что-то запел, певец начал ему вторить, но – тот оборвал вдруг и грозно поглядел.

– Весь этот свет, – крикнул он, – правление, мощь, богатство и все бабы, и все жалкие безделушки выеденного яйца не стоят. Плевать я хотел на это! Нет смысла добиваться.

Он начал смеяться, сидя в углу.

– Я это ещё в трапезной бенедиктинского монастыря во время поста, когда давали смердящее оливковое масло, повторял, – сказал он серьёзно, – повторял это не раз, когда у меня были дырявые ботинки, а князь надо мной смеялся.

Белый уже, вероятно, думал о чём-то другом, фантазия его постоянно перебрасывала на новые дороги.

После ужина он был очень весел, приказал Буську петь и играть; велел выкатить людям пива, велел не расстраиваться, громко кричал и смеялся, постоянно повторяя одно, что там, где ему понадобились четверо человек, то Судзивому несколько сотен.

На следующее утро после этой искусственной весёлости Белый встал рано, побледневший, постаревший, безмолвный, и, опершись на руки, вздыхал. Он снова потихоньку признался Буську, что всё было – потеряно.

Тем временем Гневош, отправленный на разведку, поехал в направлении Влоцлавка. В течение всего дня он ехал по слякоти, которая внезапно его застигла после жары; он не встретил никого, с кем бы мог поговорить. Приезжие на постоялых дворах говорили, что Влоцлавек был взят, но что при его осаде Судзивоя не было, только с руки Ясько Кмита.

Гневош рано остановился на ночлег в костёльной деревне и пошёл к знакомому приходскому священнику.

Он удивился, найдя там, хоть было уже после Троицы, свежим камышом выстеленные комнаты, подметённый двор и какие-то приготовления, будто бы для приёма гостя.

Пробощ, ксендз Ваврин, с улыбкой с ним поздоровался.

– Не знаете, скоро подъедет воевода?

– Какой?

– Ну, вы, вероятно, ему предшествуете, – наш пан Судзивой.

– Но я не знаю о Божьем свете, – ответил, отступая, Гневош, – а если вы его поджидаете, не буду вам навязываться.

– Напротив, останьтесь, – просил ксендз Ваврин, – он вот-вот подъедет.

Пойманный так старик хотел выскользнуть, но прежде чем пробощ его отпустил, уже подъехал воевода со своим двором. У входа увидев и узнав Гневоша, он крикнул ему:

– Пойдёмте в дом. Хорошо, что я вас встретил, нужно поговорить с вами.

Старик немного оцепенел, но страха на себе показать не хотел.

Прошло какое-то время, прежде чем воевода разложился, поздоровался, поговорил с ксендзем и мог вернуться к Гневошу. Он был спокоен, не проявлял ни малейшей озабоченности, и так свободно себя вёл, будто дела Гневковского князя на свете не было.

Это произвело впечатление на старика, затем Судзивой сказал, кладя руку ему на плечо:

– Я слышал, вы были у князя Владислава и должны знать, что он намеревается делать. Плохие люди его надоумили, бедняга губит себя. Жаль мне его…

Гневош только что-то невыразительно пробубнил.

– Вы знаете что-нибудь? Гневош… вы были с ним в хороший отношениях; пока есть время, спасайте его.

– Что я могу, пане воевода? – забормотал старик.

– Вы можете, если захотите, сказать мне слова правды, – продолжал дальше серьёзно воевода. – Он давно покинул родину, не знает её, не видит того, что никоим образом не удержится, когда я на него пойду, король на него гневается; он мог бы его разоружить смирением, а так ничего не добьётся, может жизни лишиться, или пойдёт на многолетнее рабство. Влоцлавек взят, та же судьба ждёт Золоторыю и другие замки.

Он пожал плечами.

– Мне приказали быть очень суровым, – говорил он, – никто не будет прощён… Нет уверенности, что голова будет на плечах…

Хоть немного испуганный и откровенной речью Судзивоя выведенный из заблуждений, Гневош хотел попробовать встать в защиту Белого.

– Пане воевода, – сказал он, – надобно пожалеть его и сдержаться. Всё-таки в его жилах течёт кровь наших королей.

– Да, – прервал Судзивой, – но в течение веков она так смешалась с разными сточными водами, что уже там не почувствовать её и не узнать…

– Жаль его…

– А чем это поможет, когда он сам себе вредит и не жалеет себя, – подхватил Судзивой. – Мне тоже его жаль… а потому, когда мои солдаты его убьют, я не скажу ни слова. Нет для него пощады, только покорность и примирение с королём, которого предал.

– Его вытеснили несправедливо, – сказал Гневош.

– Да он сам себя вытеснил и продался, взял деньги у Казимира.

– Другим раздали уделы, –