Не грози Дубровскому! Том Х - Антон Панарин

взять. Тоже полезно для выносливости. Хи-хи, — хохотнула фармацевт.

— Это ты узнала, испытав квакштунью на Вадиме? — спросил я, хитро прищурившись.

— Что вы такое говорите? — вскинулась Яшка, широко улыбаясь, а после шепотом добавила. — Но да, было такое. Только вы Вадиму не говорите. А то он сейчас носится по округе рассказывая, как замечательно себя чувствует, думает, что это на него так новый сорт коньяка действует. Пусть и дальше так думает, вы же знаете, что его не заставишь пить таблетки.

— Знаю, понимаю, молчу. Но и ты про жеребца молчи. А то они, жеребцы в смысле, любят конфиденциальность.

— Ха-ха. Хорошо. Никому не расскажу.

Яшка подошла к холодильнику и извлекла из него ярко-оранжевый бутылёк. Внутри было миллилитров двадцать не больше. Так вот ты какой, концентрат! Его я тут же убрал в карман, а после схватил со стола две упаковки квакштуньи по двадцать таблеток в каждой.

— Ну всё, я пошел. А тебе отдельное спасибо от всех жеребцов планеты. Ты внесла неоценимый вклад в их будущее.

Я улыбнулся и, выскочив за дверь, направился в землянку Тунгуса. Почему туда? Да потому, что уже весь замок раздал то под одно производство, то под второе, то погорельцев заселил пожить. И теперь мне, бедному, неприкаянному жеребцу, негде принять ванну! Какую ванну? Об этом я и планировал рассказать.

В землянке Тунгуса как всегда был приглушенный свет, пахнет плесенью, а ещё два голоса тихо шепчут что-то нежное. Один принадлежал Фархату, а второй… Я без стеснения ворвался в землянку и немного обалдел. Двухметровая мускулистая айнарка, усадила на колени субтильного Фархата и мило с ним ворковала, периодически обмениваясь поцелуями.

Увидев меня, Фархат испугался, а вот айнарка прикрыла его своей… Гхм! Своей мощной грудью.

— Святой! Не ругайтесь! Мой мужчина не отлынивает от работы! Он уже закончил обучать молодёжь, — заступилась девушка за мага. Кажется, эту великаншу звали Хельга.

— Эммм… А мне какое дело? Я и не думал вторгаться в вашу личную жизнь. Закончил работу, молодец. Вопросов нет, — подумав секунду, я понял что всё-таки вопросы есть. — Хельга, правильно? — Девушка расплылась в счастливой улыбке и кивнула. Ещё бы! Сам святой знает её имя! Какая честь… — Так вот, скажи-ка Хельга. Что ты нашла в этом малохольном персе? — я кивнул в сторону Фархата. — Среди твоего народа куча сильных мужчин, в вашей культуре ведь это ценится? А он…

— А он сильнейший из магов которых я когда-либо встречала! — выпалила она, защищая суженого, а потом испуганно добавила. — После вас, конечно же.

— Оу… Ты видела как он проявил себя в академии… Понятно, — я почесал подбородок, глядя на перепуганного Фархата. — Ну, что я могу сказать? Благословляю ваш союз. Совет да любовь. Только погуляйте пару часов в другом месте, мне нужно это помещение, для… А это не ваше, собственно, дело. Прошу на выход.

Хельга, услышав, что я благословляю её и тщедушного избранника, сгребла его в охапку и со счастливой физиономией рванула на выход. Когда крышка землянки захлопнулась, я остался в стерильной тишине.

— Отлично. Теперь можно приступить к эксперименту.

Знаете, жизнь интересная штука. Есть люди, которые рискуют собой без остановки и доживают до глубокой старости. А есть те, кто боятся, что их продует лёгкий ветерок, отчего живут всю жизнь в стерильных условиях — и умирают, не дожив и до тридцати. Конечно бывает по-разному, но всё же.

К чему я это? Да к тому, что я живу уже вторую сотню лет, и жизнь меня ничему не учит. Более того, за долгие годы я понял одно: что порой необходимо ходить по краю, чтобы достичь поистине великих результатов. Хочешь жить как все? Делай то же, что делают все. Хочешь экстраординарных результатов? Делай то, чего не делают окружающие.

Вот поэтому я и пришел в землянку Тунгуса. С помощью лоз создал ванну и заполнил её целительным соком. Думаю, после этой процедуры моя кожа станет нежной и шелковистой. Ха-ха! Шучу, конечно. Разумеется, я здесь не для этого.

Я положил мобилет на бортик ванны и забрался внутрь. Опустившись в белёсую жижу по самое горло, я вытащил таблетки квакштуньи и принялся ковырять в ладонь коричневые кругляши. Когда в горсти набралось сорок кругляшей, я закинул их в рот и запил концентратом эликсира маны.

Ну всё, старый хрен. В прошлый раз мне не хватило маны, зато в этот раз её будет более чем достаточно. Я расплылся в улыбке и почувствовал сильную боль в грудине.

— Ха-ха. Работает, зараза. А-а-а!

Мой смех сменился резким выкриком, так как боль стала с огромной скоростью нарастать. А хуже всего было то, что мне стало трудно дышать. Мощнейший спазм скрутил меня в бараний рог, отчего я едва мог вдохнуть. Твою мать… Доигрался. Я нащупал мобилет на бортике ванной и тут же набрал номер Льва.

— Ты в Дубровке? — прохрипел я.

— Виктор, ты простыл что ли? — усмехнулся Лев.

— Хуже. Бегом в землянку Тунгуса. Я щас сдохну! — из последних сил выдавил я и, потеряв сознание, погрузился в белёсую жижу с головой.

Глава 18

Мне снилось прекрасное далёко. И оно было ко мне чертовски жестоко. Вырванные глаза, оторванные руки и головы, кишки висящие повсюду. Реки, моря, долбанные океаны крови, залившие Дубровку!

Я шел по улицам и всматривался в куски плоти. Вот Антип разорван пополам неведомой тварью. А вот Квазар, которому откусили половину головы. Из груди Тимура торчат сломанные рёбра, а застывшие глаза смотрят в пустоту. Юлия лежит в неестественной позе. Она словно тряпка, которую отжали, переломав все кости.

Кровавое месиво в котором угадываются Степан, Евдакия и Гантулга. На пороге замка аккуратно сложены сотни отрубленных голов. Лев, Гриша, Михаил, Василий, Анна и все, кто мне дороги. Подойдя ближе, я увидел в окне собственное отражение.

Высохший череп, из глазниц вырывается фиолетовое пламя, пальцы на руках загнуты острыми когтями, а всё костлявое тело покрыто коркой засохшей крови. На моё плечо легла маленькая ручка и из-за моей спины вышла Любава. Её лицо было изуродовано, правая рука сломана, а в глазах поселилась немая скорбь.

— Братик, зачем ты всех убил? Мы ведь тебе верили. Верили. Верили. Верили. Верили. Верили. Верили. Верили. Верили. Верили.

Её голос пульсировал в моей голове, заставляя орать от ужаса, но у лича,