Обыкновенные ведьмы средней полосы 2 - Ольга Шах

раздался скрип тележных колес, вскоре показалась и сама телега, влекомая невысокой крепкой крестьянской лошадкой. В качестве возницы был невысокий кругленький, какой-то весь уютный мужчина, до ужаса напоминающий почтенного бюргера. Мужчина, представившийся Савой, предложил подвезти нас, сам-то он далече едет, ну и нашей компании будет рад.

— Клиенты у меня больно молчаливые попадаются, так что я любому обществу радый! — разоткровенничался Сава, когда мы залезали в его тележку с двумя шкафчиками внутри.

Признаться честно, я очень сомневалась, что найдутся люди, которые добровольно станут с нами общаться — аромат от нас был несколько… специфичен. Даже несмотря на то, что мы почистились снегом, есть ароматы, от которых так просто не избавиться.

— Сами-то вы откель будете? Что не из нашенских, так это точно! Я же всех местных вот с таких годов помню… много приезжих нонече, конечно… пристали к нам, значит! А всё потому, как человек — он лучшей доли ишшеть! И наша задача, как радетельного хозяина — сделать так, чтоб людям всем жилося… это… «жить стало лучше, жить стало веселей!»

Причина, по которой Саву не смущал лёгкий аромат загона для коров, вскоре стал понятен — от самого возницы был тот ещё запашок! Знакомый нам с Васькой с детства — аромат дешёвого пойла, которое так сладко пьётся и в сильную жару, и в лютый мороз.

Впрочем, я отвлеклась: Игорь только что расспрашивал Саву о том, что именно за «пришлые» появились тут и как их найти. После того, как мы уже хотели повторять вопрос, мебельщик ответил, что тут, не слишком далеко от тракта, живут трое человек, которые добывают уголь из земли.

— И что же тут странного? — пробурчала Васька, устраиваясь в одном из шкафчиков.

— Ни разу не слыхал, будто возле реки уголь добывается… хотя… оно всякое бывает! Наша-то барышня, госпожа Анелия, шутку какую удумала — ты глянь на это!

Сава покопался у себя в соломе, вытащил маленький бочоночек, открыл его, и запихал руку внутрь, и вытащил маленький крепкий маринованный огурчик.

— Гляньте сюды! — неуверенно посматривая на окружающих, велел он — Как вы думаете, что это за диковинка? Огур малый! Скусный — страсть! Это мы такими торговлю держим!

Мы дружно закивали головами, утверждая, что мариновать корнишоны в бочонки — вот эта невидаль! Никогда о таком не слышали! Очень надеясь при этом, что возница вернётся к прерванной теме.

—… ты давай, про тех странных парней сказывай! — не выдержал Вадим.

— Про каких? А, про тех, что на реке сидят? Так, а что в них странного? — не совсем логично высказался Сава — Они зла никому не сделали — когда есть необходимость такая, товар покупают, деньгу платят исправно. Вины лиходейской за ними никто не слыхивал! Да и вообще, у нас опосля смерти Деяна-разбойника в Гнилушкинских топях, тихо всё, не шалят лихие люди. Да и господа Валер присматривают за дорогой-то! Поелику ихняя она!

— Где мужики те, ну, с рекой? — мы поняли, что добровольно он будет молоть только ерунду.

Сава показал кнутовищем в сторону леса, что растёт вдоль дороги, и неуверенно сказал:

— Где-то тут! Или там!

Получив столь расплывчатое указание, мы слезли с телеги, Сава поехал дальше на поскрипывающей телеге. И неожиданно затянул:

— Он к тебе опоздал, только поводом — вряд ли пробки огромного города, ты спустись с неба — жизнь на земле внизу, а прогнозы пророчат грозу…

Карина встала, сориентировалась по сторонам и, нашедши тот самый запад, повела нас куда-то недалеко от дорожного тракта. Здесь действительно протекала река, сейчас замёрзшая, но где-то в верховьях уже начался ледоход, это было слышно по отдалённому шуму воды. Неподалёку от берега стояла хижина — жалкая лачуга, иначе её и не назовёшь. Что ж, скорее всего, именно здесь и проживают те самые «странные добыватели угля». Конечно, если тут нет поблизости ещё одной хижины возле реки…

На самом тракте снег давно растаял, но в лесу он кое-где задержался, грязными ошмётками прикрывая грязь, в которую превратилась лесная подстилка. Поэтому мы, оскальзываясь в грязи и торопясь, спускались вниз. Двое мужчин издалека увидели нас и теперь стояли возле входа в своё жилище и поджидали, пока мы спустимся.

— Девочки! Какое счастье снова видеть вас! Вот уж не чаяли свидеться! — радушно улыбаясь, приветствовал нас один из мужчин — Тем более, что расстались мы… осердившиеся вы были… уж не профессора Вышенега, что изготовил для нас амулет переноса, вы разыскиваете? Только его у нас нет!

На нас стоял и смотрел беглый сотрудник Ордена, отец Борислав со своим «племянником», тем самым, которого Васька мутузила в своё время в нашей школьной столовой. Отец Борислав изрядно похудел, более не имел багряного плаща, но выглядел столь же благообразно. Его родственник также исхудал и больше не был столь высокомерен, как я погляжу.

— Где магистр Горибор? — спросил Вадим без тени вежливости.

— Так по зиме ещё помер. Простудился он сильно, когда полыньи прорубал на реке, долго кашлял, потом горячкою страдал с седьмицу, да и прибрали боги. Мы его там, на пригорке похоронили.

Отец Борислав кивнул в сторону от нас, и Игорь быстрым шагом пошёл проверять его слова. Верить беглецам на слово, так же, как и поворачиваться к ним спиной, никто не собирался. Игорь вскоре спустился вниз, что-то крича по дороге, но из-за треска и шума льда на реке, мы мало что слышали.

— Раньше-то магистр Горибор полыньи делал, дабы льда много не намерзало, да и сток воды был постоянный. После его смерти мы с сыном боимся на реку ходить. Лёд стал совсем тонкий, того гляди, провалишься. Река выше бурная, токмо замёрзла ещё, а всё едино — выход найти пытается. Оттого и треск стоит. Впрочем, что я всё о себе… вы, верно, продрогли с дороги-то?

Отец Борислав смотрел на нас с таким выражением заботы на лице, с каким, должно быть, отправлял на костёр «последователей тёмных наук»!

— Сейчас зайдём в его лачугу, там спрячемся и будем ждать Вышенега — жутким шёпотом предложила Васька — он наверняка пойдёт тем же путём, что и мы и обнаружит дорогих последователей Ордена.

Вадим с Игорем переглянулись и заняли позиции возле двух крошечных окошек в лачуге.

— Если предупредить его удумаешь — пеняй на себя! — сообщил Игорь с самым серьёзным видом.

Не знаю, как отец Борислав, но я бы точно призадумалась. От печурки шло равномерное тепло, так что мы с девочками протянули ноги к живительному теплу.

— Ба! Вы совсем замёрзли! — озаботился Борислав — Я могу напоить вас отваром из ягод. Брусника и малина шибко у нас в чести нынче.

Хозяин жилища со своим сыном зашустрили под нашими недоверчивыми взглядами возле маленького чугунка, и совсем скоро в хижине вкусно запахло лесом, тёплым солнцем и лугом.

— Наливай своё снадобье, орденец! — первой не выдержала Карина.

Так что спустя некоторое время мы все дружно сидели с выщербленными кружками в руках, наслаждаясь благословенным теплом.

Голова была неимоверно тяжёлая, тело отказывалось меня слушаться. Далеко не сразу я поняла, что от долгого лежания на полу у меня затекло всё тело. Что-то пребольно впилось мне в живот, именно эта боль и привела меня в чувство. Осторожно поведя головой, я поняла, что мы все дружно, рядком, лежим на полу всё той же лачуги, а на нас смотрит не кто иной, как профессор заклинания Борис Вышенег, колдун-убийца, тёмное Дитя и сын «Дарины».

Наши руки были связаны и подтянуты к коленям наподобие эмбрионов, верёвок на нас не пожалели, что тут скажешь… я попробовала пошевелить пальцами — у меня немного, но получалось. Что мне это даёт? В Славии я бы сказала, что много, а здесь — ничего. Зато я смогла нашарить то, что доставляло мне некий дискомфорт — это мой «кристалл», который я припёрла для того, чтобы вывести колдуна на чистую воду, выпал из коробочки и больно впивался мне в живот.

— Наша часть уговора выполнена, Борис! Девчонку ты получил! Расплатись и ты с нами! — услышала я просительный голос святого отца.

— В мире моей матери говорят: «Уговор дороже денег»! — ухмыльнулся Вышенег и кинул им какой-то красный свёрток.

Сын отца Борислава торопливо развернул его и показал несколько небольших, с ноготь пальца, корявеньких камушков, тускло отливающих золотом.

— Благодарствую! — пробормотал Борислав, торопливо пряча их себе за пазуху — Уходить отсюда надобно,