Тим - Александр Цзи

дернулся, и я быстро подошел к нему. Страха почти не было, только болезненное возбуждение. Я посветил прямо в лицо человеку, и оказалось, что это ребенок — пацан лет восьми с соломенными волосами, бледным лицом и в светлой рубашке.

— Я — Кирилл, — тихим сдавленным голосом сказал пацан.

— Ты что здесь делаешь?

Кирилл говорил путано, сбиваясь и заикаясь, но вскоре стало понятно, что он сам очнулся здесь недавно, здорово перетрусил, кричал, но никто не отзывался, тогда он наощупь пошел по коридору, пока впереди не появился слабый свет моей мобилы. Он решил спрятаться на всякий случай, но когда услышал обычный человеческий голос, немного успокоился.

Телефона при нем не было.

— Пошли, — сказал я. — Будем искать выход.

Он послушно схватился за мою руку. Мы чуть ли не бегом, подсвечивая экраном, двинулись по коридору, который скоро влился в еще один перпендикулярный проход.

Я глянул на таймер. 00:36:23… 22… 21… Немногим больше получаса осталось.

— Выход, скорее всего, находится где-то на периферии. То есть на краю этажа, — сказал я Кириллу. Подумал, что всегда приятнее разговаривать с кем-то живым, а не Голлумом у себя в голове. — Тут коридоры в виде сетки. Надо дойти до того коридора, который идет по периферии, и быстро оббежать его…

Пришла неприятная мысль, что выход не обязательно должен находится на периферии. Шахта лифта, к примеру, очень даже может быть где-нибудь в середине этажа. Или чуть сбоку. Вот и ищи.

Потом пришла еще одна мысль: а в бомбоубежище вообще лифты имеются? От любого взрыва шахта деформируется, и лифт застрянет.

Не стал обо всем этом говорить пацану. Все равно толку не будет. Кирилл был подавлен и испуган, но мое присутствие его, видимо, воодушевило.

— Ты с кем жил раньше? — спросил я, пока мы трусцой неслись по коридору.

— С братьями и сестрами, — задыхаясь, сообщил шкет.

Интересно, подумал я. Его братья и сестры — Бродяги? Все рождены в любви? Если верить Супругам из противочумной станции, такое вполне возможно.

— Родными? — уточнил я. — У вас папа с мамой одни и те же?

— Да… То есть нет. Мы так друг друга зовем…

Так-так. А он не из семейки Матери?

— А Матерь кто такая — знаешь?

Он не успел ответить. В темноте впереди послышался негромкий, но отчетливый звук. Приглушенное завывание.

Я снова по привычке схватился за пояс. Ножа нет. Ужасно бесит, когда привык к чему-то, а этого чего-то уже нет…

Идти назад? Смысл?

Мы прокрались еще на несколько шагов. Завывание иногда прекращалось, но каждый раз возобновлялось, так что мы без проблем нашли источник. Кто бы это ни был, он сидел в одном из помещений.

Дверь была распахнута, но проход перегораживала стальная решетка.

— Стой здесь, — велел я пацану.

Осторожно заглянул в помещение, готовый в любой момент отпрыгнуть. Слабый свет экрана выдернул из тьмы грязный пол, столик и сломанный стул. Сбоку виднелось что-то вроде больничной кушетки. На кушетке кто-то лежал спиной ко мне.

— Эй! — позвал я.

Завывание прекратилось. Лежащий зашевелился, неловко повернулся и сел. Поднял голову, и я поспешно отодвинулся от решетки.

У воющего узника была лысая, ненормально длинная голова, словно приплюснутая с обеих сторон. Я уже видел такие головы — у Глашатаев на электростанции, которые зомбировали сотрудников, и Бугимена. Ольга говорила, что такие головы были у ацтекских жрецов… Лицо особо не изменилось, если сравнивать с Бугименом, разве что вытянулось, как обвисшая резиновая маска, нос стал крохотным, а ноздри смотрели вперед, как дула двуствольного ружья. Кожа вокруг губ натянулась, и зубы торчали в жутковатой усмешке.

Глашатай уставился на меня.

— Они не слушают… Они больше не слушают, — пробормотал он хрипло. — Все разошлись, а мы остались не у дел…

— Кто? — заговорил я. — Сотрудники станций?

Поразило, что Глашатай разговаривает и реагирует на меня. Надо воспользоваться возможностью, чтобы выведать ценную информацию.

— Мы так хорошо служили… — прохрипел Глашатай, не отрывая от меня взгляда. — За что нас выгнали? Мы чувствовали власть, и это было приятно… Но потом оказалось, что никакой власти нет. Мы, Глашатаи, тоже были рабами, поставленными присматривать за другими рабами…

— Где остальные Глашатаи?

— Уничтожены…

— Кем? И почему ты остался?

Глашатай обхватил себя за плечи. Он был в рабочей робе. Даже в свете телефона было видно, насколько она изорвана и изгваздана — одни грязные лохмотья. Глашатай принялся раскачиваться на койке и тихонько выть. Я быстро глянул на экран. 00:29:44.

Время уходит!

Кирилл прижался ко мне плечом, заглядывая через решетку.

На то, чтобы посмотреть на экран, мне понадобилась доля секунды. Но этого хватило Глашатаю, чтобы бесшумно подскочить к самой решетке, протянуть руку сквозь металлические прутья и схватить Кирилла за штанину. На меня пахнуло вонью сто лет не мытого тела.

Пацан заорал от страха, а Глашатай радостно взвыл.

— Убью, убью, тварь! Ненавижу вас!

Я попытался отцепить лапу чудовища от одежды Кирилла. Какое там! Вцепился намертво. Я выпрямился и принялся пинать руку у самой решетки, стараясь вывернуть в локте наружу. После третьего мощного пинка мерзкая рука отцепилась, и мы с всхлипывающим Кириллом помчались по коридору дальше.

Были и другие зарешеченные двери, но мы туда не совались. Не было времени и желания. Иногда мне чудилось, что прямо за решеткой некоторых помещений колыхались чьи-то тени. Порой до слуха доносились голоса и вой. Я больше не заговаривал с Кириллом, чтобы беречь дыхание, и мальчишка не спрашивал, почему мы торопимся. Сам, видно, был рад покинуть это место поскорее.

Мы наткнулись на мощную стальную дверь в бетонной стене — судя по всему, внешней по отношению ко всему этажу. А еще она смахивала на дверь лифта, только с одной широкой створкой, которая уползала в паз. Рядом с дверью в стене была панель с несколькими громоздкими переключателями, но ни один из них, понятное дело, не работал. Оставалось меньше десяти минут, искать другие двери времени нет.

Я ощупал створку, нашел щель, вставил туда пальцы, потянул. Кажется, створка сдвинулась, но очень неохотно. Я отдал телефон Кириллу, велел светить, не давая экрану погаснуть. Мальчик молча послушался. Я схватился за край двери всеми пальцами рук, изо всех сил потянул.

Створка сдвинулась еще на пару сантиметров.

Я аж вспотел. И сразу почуял легкий сквознячок. Это вдохновляло. Я принялся тянуть проклятую дверь так, что, наверное, у меня вылезли все грыжи, которые только бывают. И геморрой за компанию. Но мне сейчас было наплевать на эти мелочи. Даже пульсирующая боль в челюсти и голове забылась.

Дверь отодвинулась сантиметров на