Превращение - Елена Усачева

— Но любовь ведь все оправдывает, — съязвила я.

— Про любовь ты Эдгару будешь рассказывать, когда он придет убирать тех, кто слишком много знает.

Ух ты, какие мы гордые! Своя любовь сметает все преграды, а на полянке чужой любви хоть бурьян расти!

— Ты поможешь им остаться нейтральными в этой войне? — прошептала я, сбоку глядя на любимого — он упрямо отворачивал от меня лицо.

— Если они первые не полезут в драку… — Голос Макса был сух. Казалось, он сдерживал недовольное рычание.

— Вместе у нас все получится, — снова потянулась я к его щеке. — Zusammen.

— Тебе пора выучить еще парочку слов. — Он дал себя поцеловать, а потом все равно отстранился.

— Каких же? — прищурившись, спросила я.

— Vorsichtig. Umsichtig. Und — ungefahrlich. Осторожно. Осмотрительно. И — безопасно.

— А тебе тогда слово «договор», — обиженно произнесла я.

— Vertrag [Договор (нем.)]? Хорошо, тогда vertrag… — Он замолчал. Это было понятно. Максу надо было уйти, чтобы разыскать Аскольда, и он не знал, как это сделать.

Я прижалась к его плечу.

— Я постараюсь удерживать здесь Эдгара так долго, насколько это будет возможно.

Макс притянул меня к себе, глубоко вдохнул воздух, словно пытался запомнить запах.

— Закончим это, и я больше не допущу тебя ни к каким разборкам.

— Близко так не сиди, — подняла я на него глаза. — Это сегодня вредно для здоровья. Если помнишь, я попала под раздачу, а ведь еще не очень понимаю, что случается с человеком в таком случае. Наполеон вон войну проиграл, Пушкина на дуэли убили. Ты, случайно, со мной поссориться не хочешь? Ну, чтобы возник повод обменяться выстрелами?

Макс снова опустился на скамью и обнял меня.

— Самое время определить, что является неудачей в твоем и моем случае, — медленно произнес он. — Твоя встреча со мной многими расценивается как неудача. Так что для многих ты осталась в своем привычном состоянии.

— Спасибо, утешил.

Я закрыла глаза, пытаясь представить, что мне сейчас надо делать. В голову ничего не приходило. Совсем ничего.

Макс снял руку с моего плеча. Что за дела? Я только расслабилась!

— Эдгар идет, — прошептал он, и мне сразу стало холодно.

Прислушалась к себе. Хм, теряю квалификацию — я почти ничего не чувствовала. Было какое-то слабое раздражение. Но оно, скорее, идет от Маринки.

— Я постараюсь уладить это дело мирно. — Макс последний раз поцеловал меня и поднялся.

— Приветы от меня передавать не надо, — попыталась я задержать его руку. — При встрече сама поздороваюсь.

— Желать здоровья вампирам — дурной тон. — Макс не торопился.

— Не забудь про Ирину. Оставь ей кусочек именинного пирога. И запиши рецепт. Чтобы можно было приготовить его потом в домашних условиях.

Я, как всегда, не знала, что задумал Макс.

Девочек снова не посвятили в серьезные мужские дела. Но, может, после того как все закончится, Макс расскажет, что он хотел сделать? А что получится — увидим.

На языке так и вертелась фраза, чтобы он непременно вернулся. Но произносить ее не стоило — заранее настраиваться на плохое нельзя. Радовало одно: Макс — вампир, Эдгар ничего ему не сделает. Хотя… Некстати вспомнились

убитые вампиры.

— Держи телефон в кулаке. Я скоро, — прошептал любимый.

И исчез. Заморачиваться на спецэффекты не стал. Медленно уходить, не спеша растворяться в воздухе — все это было не для него и не для данного момента.

Я улыбнулась. Макс хоть и ушел, но был поблизости, и во мне жила радость его недалекого присутствия. Если что-то случится, я узнаю первая. Мысленно видела, как любимый шагает по улице, пересекает площадь, приближается к кафе. Вокруг никого. Город будто вымер. Даже оттепель застыла, чтобы не мешать трем вампирам разговаривать. Сейчас Макс выторгует Маринке индульгенцию, получит от Эдгара очередное благословение на нашу дальнейшую жизнь, и мы уедем.

Уедем… У нас есть звездный билет. Полярная нас поведет.

Пугливые мысли старательно пробивались сквозь выставленные мной защитные стены. А если… а вдруг… может, надо помочь…

Нет! Надо сидеть. Ждать. Это удел всех женщин — сидеть и ждать. И надеяться только на лучшее.

Я прислушалась к трепещущей внутри радости. Все в порядке. Даже не стала представлять Макса. Как он может стоять, что говорить и как смотреть, я легко могла вообразить и без лишних усилий. Он придет, Маринка ему обрадуется. Эдгар скупо улыбнется. И все будет решено. Очень скоро все будет решено.

Я вдохнула солоноватый влажный воздух, огляделась. Симпатичный такой дворик. Бугорки снега обозначают бывшие грядки. Облокотилась на скрипнувший забор. Передо мной был дом с повалившимся палисадником. Часть ограждения было видно, а потом оно плавно уходило в снег, словно перетекало в другое измерение. У крыльца сильно стертые ступени. Если наклонить голову чуть набок, то можно представить, будто лестница перевернулась. И тогда из развалины она превратится во вполне себе приличную вещь.

Зачем Эдгар пришел в Мезень? Только ли для того, чтобы наказать Маринку? Но для этого не нужно устраивать шоу и лезть в город, хорошо помнящий твой предыдущий приход.

— Маша!

Я не чувствую Смотрителей. Могу определить приближение вампира, а на охотников у меня никакого чутья. Игната я не услышала. Его фигура неожиданно выросла за забором.

Спросила:

— Ты что-нибудь с собой принес? Парень в своей белой толстовке был похож на партизана времен Отечественной войны. Ему только лыж не хватает.

— Это… — растерялся Игнат. — Ну, там что-то есть.

«Там» меня не устраивает.

— Кто из вас любит конфеты батончики?

— У меня всего две осталось. — Парень поскребся в своих карманах.

По-моему, я его смутила. Понятно, что Игнат отвечает скорее за фантики, чем за пустые бутылки.

— Две не три, давай сюда, — согласилась я.

— Ага.

Игнат обежал забор, вошел в калитку, покосился на оставленные следы.

— А… этого здесь нет?

— Ты же должен чувствовать. — Во все глаза уставилась на Игната. Он очень суетился. Боялся, что я его прогоню.

— А я не того… — от волнения парень, кажется, забыл слова русского языка.

— Ополченец? — уточнила я, разворачивая конфету. Тоже мне, партизаны… То-то Макс не сразу их разглядел. Здесь из Смотрителей только Герасим. Да, может быть, осторожный Матвей. А Игнат — обыкновенный Гаврош, мечтающий о баррикадах.