Эль Пунто - Виктор Колюжняк

Я внимательно посмотрела на Вельгорскую. Та жевала губу и молчала. Тогда я перевела взгляд на Наталью Борисовну. Та улыбнулась фальшивой понимающей улыбкой.

– Кристина, вы, разумеется, в своём праве. Никто не говорит, что нельзя человека лишить премии. Мы только хотим убедиться, что за этим действительно стоят производственные показатели и поручения руководства, а не какие-то личные мотивы. Вы-то нас поймите – человек может и в суд подать, и дело выиграть.

Она сделала паузу, в которой, видимо, должны были уместиться мои возражения или уточнения. Но я не произнесла ни того, ни другого. Не от большого ума или тонкого понимания психологических моментов. Я просто не успела сообразить, что происходит. Ну не мог же в самом деле Антон сказать, что я лишила его премии, потому что он пытался ко мне приставать? Или я вообще в людях не разбираюсь.

После паузы Наталья Борисовна продолжила, хотя уже чуть менее уверенно:

– Ходят слухи… что Антон вам очень нравится. И так получилось, что он ответил отказом на ваши ухаживания, вот и вы решили его проучить…

– Что?

Я сначала опешила, а потом рассмеялась. От облегчения и одновременно от горечи – что за странное желание у многих людей верить в какую-нибудь дурь, даже если она не вытекает из логики? И вроде бы они меня знали до этого. И вроде бы нормально со мной общались, по крайней мере Наталья Борисовна. И предположить такую несусветную чушь?

– Это он так говорит? – спросила я, отсмеявшись. – Впрочем, можете не отвечать. Даже если он, то наверняка не напрямую. Какие-нибудь полувздохи, полунамёки и прочее. В открытую никогда не скажет, потому что его поймают на вранье. А вот сделать так, чтобы те, кто мог так подумать, подумали именно так – это обязательно.

– Мы просто хотели убедиться, – Наталья Борисовна начала закипать. Это было видно по побагровевшим щекам. Однако кадровик старалась держаться достойно. – Надо проверять любую информацию. Вы ещё молодой руководитель, многого не знаете. Вполне можете допустить какую-нибудь ошибку, так что наша задача помочь вам её исправить. Но если вы говорите, что ничего подобного не было…

– Я не утверждаю, что ничего подобного не было, – с одной стороны не хотелось врать, а с другой, хотелось получить хоть немного удовольствия от сложившейся ситуации. – Было разное. Не очень похоже на то, что вы слышали, но кое-что было. Но уверяю вас, это не имеет отношения к лишению премии. Она – за производственные показатели. А что касается всего остального – я могу показать вам запись.

Я вытянула руку и показала на камеру, которая висела в коридоре. Мой кабинет без дверей отлично с неё просматривался. Раньше я сидела в закутке и не придавала этому значения, но когда установила стол напротив двери, то стала вся как на ладони. Любое моё движение записывалось на камеру.

Вельгорская и Наталья Борисовна проследили взглядом за моей рукой. Потом повернулись назад – уже спокойные и расслабленные. Я бы даже сказала, какие-то сочувствующие. Как будто они разом всё поняли и переиграли в голове всю ситуацию. Уж не знаю, что они предположили, но явно переместили меня из агрессора в жертвы. Вот только этого мне тоже не требовалось. Не должно быть ощущения пусть справедливой, но мести. Только наказание за работу. Ничего личного.

– Ничего личного, – повторила я свою мысль. – А всё остальное – у людей случаются ошибки. Иногда они делают из них выводы. Иногда предпочитают винить других. Хорошо, что вы пришли и мы разобрались в этой ситуации. Надеюсь, других вопросов больше нет?

– Нет. – Вельгорская встала.

– Никаких, – Наталья Борисовна улыбнулась. – Спасибо, что уделили нам время, Кристина.

Когда они вышли, я некоторое время смотрела на камеру в коридоре. Мысленно прикидывала – стоит ли запросить эту запись или нет. В конце концов решила, что не стоит. Мстить, шантажировать или воспитывать я никого не собиралась. А попав в чьи-то руки или просто исчезнув, запись ничего плохого не сделает.

Однако мне по-прежнему было противно от произошедшего. Словно окунули в чан со смолой и обсыпали перьями. И я действительно была благодарна, что они пришли и высказали свои «опасения». Уж лучше так, чем потом внезапно услышать где-нибудь мимоходом. И не с вопросительной интонацией, а с утвердительной.

Несколько следующих дней ушло на то, чтобы слухи утряслись. Каждый сделал те выводы, которые хотел сделать. Я была бессильна в данном случае – не собирать же людей по этому поводу, чтобы разъяснить всем и каждому, что случилось и почему.

Оставалось только ловить на себе изучающие взгляды, улыбаться всем и каждому и делать вид, что ничего плохого не случилось.

Ведь и в самом деле ничего плохого. Подумаешь, в дерьмо наступил случайно. С кем не бывает. Главное – обувь отмыть, чтобы не воняло.

Хорошенько так отмыть. До блеска.

Кристина с крыльца смотрела, как дети, словно стайка птенцов, возвращалась в гнёзда. Там они раскроют клювы в ожидании, пока матери их накормят. Распушат пёрышки, чтобы их почистили.

Её Федерико, в отличие от других детей, готовил еду сам. Вот он идёт, серьёзный и степенный, знающий своё место в жизни. Истинный мужчина, пусть ему всего лишь восемь лет.

– Продукты купила? – спросил Федерико, всходя на крыльцо. – Или опять весь день бегала туда-сюда и болтала?

– Нет-нет! Всё купила. Всё в холодильнике.

Кристине хотелось добавить «сыночек», но не далее как пару месяцев назад Федерико очень по-взрослому, с использованием логичных аргументов, указал, что так делать не надо.

– Засмеют, – сказал он. – Сейчас знаешь какие все? Только дай повод, как повесят клеймо и не отмоешься даже. Маменькиным сынком задразнят. А я ведь не такой?

– Не такой, – умиляясь, подтвердила Кристина.

– А раз так, давай без этого твоего. Без сюсюканий. Просто Федерико. Ну или «сын», если тебе уж невмоготу. Но лучше Федерико.

– Конечно-конечно! – она кивнула. – Я запомню.

И запомнила. И старалась называть его только Федерико. Это ведь его жизнь, он лучше знает, как и что следует делать.

Когда Кристина вошла в дом, сын уже вовсю хозяйничал на кухне. Промыл кусок говядины и нарезал его, накромсал лук и засыпал сверху мясо, полив это все уксусом. Убрал в холодильник на пару часов. Молоко и яйца смешал между собой, добавил щепотку соли и порезал туда сельдерей. Омлет, пока мясо дожидается своего часа.

Кристина помыла и протёрла посуду, а после устроилась за вязанием на веранде.

Петля. Вторая. Третья. Взглянуть на Федерико – как он там, её милый мальчик. Все хорошо? Ну, ладно. Петля. Вторая. Третья.

Так прошёл день, сменившись вечером. Мясо вперемешку с картошкой томилось в духовке. Федерико ушёл делать уроки, а Кристина всё сидела внизу. Вязание почти не продвинулось, но тот свитер всегда не успевал за Федерико. Стоило закончить, как выяснялось, что мальчик подрос и раздался в плечах. Нужно распускать и начинать заново. А то и вовсе менять замысел, ведь мода изменилась, и теперь такой толстый ворот только у совсем бедных детей, что донашивают вещи за старшими братьями и сестрами. А её Федерико не такой. У него должно быть все самое лучшее.