Живые. Книга 3. Земля будет принадлежать нам - Варвара Еналь

1

Пушистик смотрел ей прямо в лицо. Взгляд долгий, осмысленный. Потемневшие радужки его небольших глазок не выражали абсолютно ничего: ни грусти, ни радости, ни привязанности. Он просто смотрел, тихонько шевелил ушами, а потом повернулся и потрусил куда-то вдаль.

Таис не могла рассмотреть местность, не могла оглядеться, но почему-то понимала, что нужно идти за Пушем. Мало того, ей следует торопиться.

И она заторопилась, но ноги слушались плохо, то и дело застревали между камней и наливались непонятной тяжестью. Шаг, еще шаг, еще…

Пуш маячил где-то впереди светлым размытым пятном. Дорога поднималась вверх, становилась крутой и тяжелой. И вдруг Таис оказалась наверху, словно перескочила какой-то кусок своего путешествия.

Перед ней развернулась долина, полная дыма и черных теней. Полыхал огонь, сверкали вспышки выстрелов, и стало понятно, что это война. Война надвигалась, черная, беспощадная и яростная.

В войне нет ничего хорошего и не может быть.

Но избежать ее не удастся, и тут уж ничего не поделать.

Завыл сидевший рядом Пушистик, и тоскливый высокий звук его голоса наполнил пространство ужасом. Таис вздрогнула и проснулась.

В каюте царил полумрак, лишь вдоль стен коридора горела тонкая нить диодов. Тишина стояла такая, что почудилось, будто Таис находится в абсолютной пустоте. Ничего нет, кроме этой каюты, дивана и спящего Федора.

Федька дышал еле слышно. Он лежал на животе, одна нога свесилась с кровати, загорелая спина ничем не накрыта. Таис не стала его будить. Уселась, убрала с лица разлохмаченные патлы, поправила сползшую лямку майки, той самой майки, что нашлась в шкафу этой каюты, зевнула.

Сон потихоньку покидал ее сознание, растворялся в тишине и покое. Тревожный и нехороший сон, он почему-то напомнил о тех временах, когда она с Федором жила на Нижнем уровне Моага.

Словно нехорошее предсказание или мрачное напоминание о том, что в мире не все так гладко и славно, как хотелось бы. Лучше забыть этот сон и не вспоминать, выкинуть из головы, как ненужные файлы из системника.

Таис снова улеглась на спину и улыбнулась одними кончиками губ. Ей пришло на ум, что каюта невероятно классная и что в ней вполне можно было бы жить. Вот лежишь себе и не думаешь, что надо бежать, топить печь, носить воду в кувшине и лепить лепешки из теста. Или поливать огород, или полоть грядки.

И не надо переживать, что разразится буря и смоет в океан твой жалкий домишко.

Здесь, на этом крейсере, можно было бы и детей растить.

Мысли о собственных детях в последнее время посещали часто. Федька не говорил об этом, но Таис понимала, что этот вопрос беспокоит и его.

Как жить дальше?

И речи не было о том, чтобы заводить потомство в деревне дураков, как Таис привыкла называть деревеньку на краю океана. Она просто не представляла, как будет полоть грядки, например, с младенцем, привязанным к спине. Или как ее собственный ребенок будет голышом ползать по земле и совать в рот камушки и палки – что подберет.

А Таис в это время будет чистить рыбу, таскать воду, колоть дрова и мечтать, что Федор наловит рыбы достаточно, чтобы прикупить этому ребенку наконец хоть какие-то штаны. Ну уж нет!

Не такого будущего она желала себе и своим детям.

А школа? Где бы учился их ребенок, если бы они завели его в деревне? Считал бы ракушки на берегу? Или по слогам учился бы разбирать слово «священный»?

Можно себе представить, как сынишка приходит домой и спрашивает усталую и сгорбленную от работы Таис, почему это они не ходят в храм и не поклоняются предкам? И когда, наконец, они согласятся поучаствовать хоть в одной инициации?

Таис хмыкнула, резко поднялась и направилась в душ.

Не бывать этому, и точка!

У них с Федором будет нормальная семья – и только тогда, когда они смогут дать своим детям нормальную жизнь и нормальное образование. А для этого надо…

Таис встала под тугую теплую струю воды и вздохнула.

А для этого надо отвоевать для себя хотя бы один остров. Отвоевать и устроить. Договориться с синтетиками, если это только возможно.

И, значит, не зря ей снилась война. Значит, все только начинается…

2

Волосы у Таис заметно отросли и неровными длинными прядями обрамляли загорелое, немного вытянутое лицо и раскосые глаза. Губы сжаты, в твердых линиях ни грамма нежности или слабости. Небольшой круглый подбородок, две подживающие царапины на щеке, темно-русые пряди, закрывающие брови и придающие лицу некоторую угрюмость.

Красива ли она?

Таис настолько редко задумывалась об этом, что промелькнувшая мысль лишь удивила.

Ей пришлось взрослеть в сложных условиях, когда думать о своей красоте не было времени. Последние пару лет Таис все больше думала о выживании. Лишь на этом были сосредоточены все ее мысли.

И сейчас, стоя перед зеркалом в узкой душевой, она думала только о том, что надо выжить. И обеспечить собственным детям нормальную жизнь.

Таис приподняла бровь, облизала губы, потерла нос.

Но она точно не уродина. Все на месте: и глаза, и губы. Может, не такие выразительные и потрясающие, как у Эммы, и глаза не такие яркие. Но зато свои. Это ее лицо, и Таис его любит. Таис знала, что ее вполне устраивает собственная внешность. Как вполне устраивала внешность Федора.

О красоте своего парня Таис не думала вообще. От Федьки требовалось нечто другое: смелость, решительность, верность, мужественность, в конце концов. И всего этого в нем было в избытке.

А к его серым серьезным глазам, к мягким губам и высоким скулам Таис давно уже привыкла. Облик Федора давно стал родным, близким и самым лучшим. Лучше и не бывает просто.

– Долго же ты торчала у зеркала, – хриплым от сна голосом проговорил Федор, едва она появилась в спальне.

– Так в деревне не было больших зеркал, собственное лицо не рассмотришь, – заметила в ответ Таис.

– И то верно.

Федор поднялся, почесал обожженную ногу, потер небритую щеку и отправился в душ.

Потом они разыскали на крейсере столовую. Эта довольно просторная комната арочным узким проемом соединялась с кухней. Кухонный робот, напоминающий Грума, тут же осведомился, не желают ли гости чего-нибудь поесть.