Лики старых фотографий, или Ангельская любовь - Юлия Ник

— Нюся, так до Нового Года ещё сколько? А ты уж ветки поставила?

— А я для запаха свежего. Сижу, нюхаю, чай пью с пряничком — и ничего-то мне не надо больше. Благодать! — И Нюсяя прогнулась в блаженстве своей сутулой сухопарой спиной, как худющая кошка.

— Ага, не надо ей ничего, как же! А сама — то одного экспедитора к себе чай приведёт пить, то — другого. Уж призналась бы, что охотников до тебя не больно много, — ворчала, тяжело дыша, Ленка. Она, стоя около молодой сосенки на опушке за домом, с хрустом обрубала топориком нижние сосновые ветки.

Вечером она снова сходила в магазин и купила новые льняные полотенца в кухню, как у Нюсяи. Не хуже. Такими же, сголуба-белыми, как чуток подсинённая синькой тюль на окнах, стали теперь у неё полотенца кухонные.

Слово «тюль» в те годы было исключительно женского рода.

К следующему приходу Ларика в доме действительно пахло лесом.

После его ухода Ленка прижималась щекой к подушке, на которой лежала его голова, и вдыхала его запах, от которого ей кружило голову, а мысли и мечты не давали заснуть до утра. Прежний её муженек вечно пах маслом машинным и табаком.

— Нашлась охотница и на такой запах. Живут на Дальней, вторым уже ходит. А первого возит в коляске. При, встрече, б***ь, не здоровается. Не больно и надо, подумаешь! Мог бы и моего так возить, — у Ленки навернулись слёзы обиды. Не получилось ничего у них… Сначала он жениться не хотел, пришлось ей ехать в город, аборт делать в областной клинике, куда её направил местный гинеколог. А потом захотел он ребенка, вроде, да она не смогла. И не сможет уже, как врач говорит.

И до сих пор мучилась Ленка, так и не решив: правильно ли она тогда сделала, послушав его, или нет? Не любил он её, если рассудить. Так словами прикрылся, что теперь детей, мол, захотел. От любимой-то всегда дети вовремя. И любила ли бы она ребенка-то от него, если бы не женился тогда? Мать так же вот родила её от проезжего лейтенанта какого-то уже на четвертом десятке. Думала, что задержит того мужика ребёночком. Не задержала. Уехал лейтенант. А мать Ленке всю жизнь пеняла, что она ей жизнь испортила, только от бабушки своей видела Ленка теплоту да какую-никакую любовь и нежность, старенькая совсем бабушка была, померла, когда Ленка ещё и в школу не ходила. Когда мать умерла, Ленка, немного погоревав для приличия, вздохнула свободно, наконец, что теперь её никто попрекать не будет каждый день за испорченную ею жизнь.

Ларик в редкие свои «приходы», которые становились всё реже из-за новой его работы — но об этом Ленка суеверно старалась не думать совсем — бывал скорее сухим и смущенным, но: «Как-то и не обижал, вежливым был, в общем-то. Не то что деревенские», — делилась Ленка своими переживаниями с подругой закадычной, Людкой из конторы.

Наступил праздник и на её улице. Жаль только, что он по ночам приходил и уходил. А Ленке так хотелось пройтись с ним под руку по улице, и чтобы все увидели, с кем он решил судьбу свою связать. Если бы кто-то столько для Ленки старался, сколько она для Ларика, — она бы непременно такого полюбила бы.

— А Ларик что, из другого теста сделан, что ли? Привыкнет и полюбит, — с тем и засыпала Ленка, даже не задаваясь вопросом и не понимая, отчего это Ларик к ней теперь по ночам заглядывает, а не к Верке, как раньше бывало. Любила ли его Ленка?

Да смешным такой вопрос ей бы показался.

— Чо ж такого и не любить?! В городе квартира, говорят, у него, аж, трёхкомнатная. Ещё и телефон есть, Анька с почты говорила, бабки евоные прямо домой ему звонят, когда надо что. И у сестры евоной тоже телефон есть дома. Кого же тут и любить, как не его? — делилась она своей радостью с Людкой.

В дремучей и дикой своей наивности Ленка и не предполагала никакой другой любви, кроме как «за что-то» весомое, вещественное, значительное. Дом свой она теперь содержала в чистоте, «хозяин приказал», — шептала она Людке в самое ухо. Ценя свои «немеряные труды», она теперь стала смотреть на порядок в доме, как на произведение искусства, и очень хотела, чтобы и на её воротах красовалось: «Дом образцового быта», как у Нюсяи.

— Ларику, наверное, понравилось бы такое, — но спросить его об этом Ленка стеснялась, да и комиссия, присуждавшая такие таблички, ходила по селу только раз в год, после весенних расчисток и уборок.

А Ларик с утра до ночи крутился в водовороте дел. Хор, оркестр, согласование программы к столетию вождя. К этому вопросу был особый подход, очень ответственный, «чтобы каждое лыко в строку». Заботило и оборудование сцены, чтобы хор смотрелся на сцене красиво.

Клубу выделили плотника, который мастрячил по эскизам Ларика подставки, нещадно оспаривая каждый вбитый гвоздь и по крестьянски упорно и настырно цепляясь за каждый сучок настаивал на своей конструкции. Это выматывало кучу нервов и отнимало у Ларика силы. Наконец, Ларик плюнул на это дело, и плотник, удовлетворенный, что настоял на своём, стал молча и важно работать, свысока поглядывая на свидетелей их с Лариком ссор: «Знай наших».

— Бывают же такие поперёшные, — сочувственно вздыхала Пелагея, слушая рассказы внука. — Ну и ты не кобенься, Поди он мастер, как-никак. А мастера-то оне такие — любят своё показать умение. Ты к нему пришёл — не он к тебе.

Ларик теперь за ужином мог целый вечер рассказывать, как и что у него там творится. А однажды торжественно объявил: «Ну, всё! В Новый Год приходите слушать, концерт будет. Только костюмов нет. Жалко! Мужики, как на подбор. Ну, ничо, мы ещё себя заявим!»— грозился кому-то Ларик, улыбаясь и вычищая сковороду кусочком хлеба. Он был теперь вечно голодным, отощал совсем, но вспоминал об этом только вечером, когда домой приходил.

Бабушки к нему перестали приставать со своими разговорами про церковь.

— Наконец, отстали, — радовался Ларик идеологическому перемирию и покою.

Настя с головой погрузилась в школьные дела, приходила поздно вечером, никто не контролировал её рабочий график. Первое время директриса ей напоминала ещё, что день рабочий у неё сокращенный, а потом тоже забыла, втянутая в весёлые планы и дела пионерской дружины. Репетировали сказку для Новогодней ёлки и концерт. Все, ведь, придут на праздники: и родители, и просто селяне. Школа