Бригада (1-16) - Александр Белов

Белов усмехнулся… Ему было ясно, как рассуждает Семен, расклад простой: Грот наехал на Белова, тот вывернулся и в свою сторону накатил на Грота. Вывод — Грота сдал Белов. Саша не стал ни отпираться, ни кивать головой, мол, я Грота наказал. Не было еще случая, чтобы он кого-то сдал Введенскому, а тем более ментам. Руками фээсбэшников устранил несколько криминальных авторитетов, что было, то было. А вот до мелкого стукачества не опускался. Но какой смысл оправдываться? Он просто поинтересовался:

— А сам-то ты как относишься к тому, что какие-то уроды продают ваххабитам оружие и потом из этого оружия наших парней в Чечне убивают?

— Мне до этого дела нет, — сказал Семен, — у Грота был свой бизнес, у меня свой, и мы не пересекались.

— Ой, не звезди, братан, — покачал головой Саша, — будто я не знаю, что Грот хотел тебя из города выдавить. А насчет того, что тебе дела нет, тоже не прав. У тебя две дочки, их в армию не возьмут, а были бы у тебя два сына, ты бы по-другому рассуждал.

— Никак бы не рассуждал, — возразил Семен, — отмазал бы их от армии и все…

Как бы ни юлил Семен, Саша видел, что мужик он нормальный и промысел Грота не одобряет, но привык — это твой огород, это мой, ты в мой не лезь, и я в твой не полезу. А где-то в глубине души благодарен он был Белову за то, что Грота из города выдернули, хотя никогда в этом не признается.

— Пошли, что ли? — предложил Саша. — Наигрались вроде.

Семен согласился и поднялся с низкой лавки, которая была рассчитана на учеников младших классов.

Семен негласно подчинялся самому большому человеку в городе — директору комбината Рыкову, стало быть, Белов теперь для него был вроде коллеги. Но Семен подчинялся Рыкову не напрямую, а косвенно — через больших московских паханов, которые с общероссийскими паханами были на короткой ноге. А выпади Рыков из Зоринской колоды, что, собственно, сейчас и происходило, Семену сразу же из Москвы последовала бы команда — поддержки Рыкову не давать, а то и наоборот — вызвать беспорядки.

Рыков до плена хорошо подкармливал братву Семена. Расчет был прост и безотказно работал почти во всех промышленных городках России. Ведь лучше было досыта кормить И давать жировать двум десятым населения — как раз столько было бойцов у Семена, — чем всех оставшихся работяг обеспечить нормальной зарплатой и пропитанием.

Бригада Семена играла роль овчарок при стаде овец. Помимо мелких разборок с матереющими юнцами, Жаждавшими урвать свой кусок, и наведения порядка в мелко-уголовной среде, братва Семена исполняла функции политической полиции.

Например, когда по указке Зорина, который мечтал занять место Рыкова, в городе устраивались демонстрации типа «Рыкова долой» или «Рыков, вали домой», то тогда приезжали Дуба с Германом и еще пара человек и демонстрацию разгоняли. Со стороны складывалось впечатление, что довольные жизнью бьют недовольных. Прямо-таки классовая борьба. Но это были вынужденные меры.

По-другому поставить дела на комбинате Рыков до своего чеченского плена не имел возможности, ведь большая часть прибыли уходила в Москву в карманы нескольких человек, именуемых ныне олигархами, а значительно меньшая оставалась в городе и. дробилась на крохи — зарплату рабочим, на социальные нужды, на закупку оборудования для производства. Честно говоря, самого Рыкова такой дисбаланс вполне устраивал, ведь он и сам относился к числу олигархов и из прибыли комбината в карман не капало даже, а рекой текло.

А оттого и Семен оставался при своей должности «главной овчарки», сдерживающей народный гнев. Он же контролировал и другие испытанные временем способы, позволявшие народный гнев сильно смягчить. Он контролировал продажу дешевой водки и оборот наркотиков, прикрывая Барона, на этом имел свою «копейку» и тоже ничего менять не собирался.

А поскольку теперь Рыков решил ломать сложившийся порядок вещей — не только самому жировать, но дать народу жить нормально, то Семен с братвой мог остаться без привычной работы и встать в оппозицию к грядущим переменам во главе своей серьезной боевой силы, а непререкаемым авторитетом подсоединить к этой силе не слишком разбирающихся в политических перипетиях работяг.

Для первого раза результат их встречи все-таки был положительным. Хоть вопросов никаких и не решали, но и не стали друг другу омерзительны, а это уже неплохо. Белов вышел из спортзала и увидел, что Дуба что-то убежденно доказывает Витьку.

— Я тебе говорю, что в чифирь надо добавлять щепотку соли, — говорил он, сдержанно жестикулируя, — проверено сто раз. Крепость заварки просто отличная.

Витек не спорил. Белов, выйдя из спортзала, отдал Дубе кроссовки, надел свои ботинки, кивнул Виктору и пошел по коридору по направлению к выходу. Витек, хромая, поспешил за ним.

— Слышь, Витек, ну ты все понял? — крикнул вслед Дуба. — Если кто в этом городе на тебя наедет, звони, не стесняйся, я ему кишки отобью.

— Договорились, — сказал Витек и пояснил Белову: — Дуба с Германом ребята-то нормальные.

Белов нехотя кивнул. Нормальные, только когда ты с ними заодно. Но встанешь в оппозицию, станут другими.

Александр Белов и Диктор Злобин поздно вечером приехали в трехкомнатную квартиру, которую Рыков предоставил Саше и Ярославе. Ярослава ждала Сашу с работы и как обычно нервничала. Маленький животик стыдливо скрывала под просторным халатом.

После того разговора с Сашей она попросила найти для нее врача, который согласился бы сделать аборт. Она поздно поняла, что беременна, а теперь кто сделает аборт на таком сроке? Только если уговорить за деньги.

Но Белов был категоричен — ребенок будет жить, он не виноват в том, что его отец террорист Омар. У него уже маленькие ножки и ручки есть, и сердце бьется — Белов видел во время УЗИ эту «фасолину». И к тому же это была первая беременность Ярославы — сделай она аборт, еще неизвестно, будут ли у нее потом дети.

Нельзя сказать, что решение это далось Белову легко. Бывало, ночами ему хотелось выть от досады, что не уберег, он тогда свою любимую, что похитил ее Омар, как Черномор Людмилу у Руслана, первым воспользовался ее красотой. Но Черномор был старым и немощным, потому с Людмилой ничего не случилось, а Ярослава вот забеременела.

Разум ему подсказывал, что ревновать нельзя — это мерзко и грешно, Ярослава не виновата ни в чем, а эмоции душили его. Бывало, любуется ею, как она на кухне управляется, а потом вспомнит Омара, и комок