Та, что правит балом - Татьяна Полякова

Родной город вызвал острую неприязнь: толчея, пробки, шум.Когда наконец я бросила машину во дворе, думала только о том, что вот сейчасзаберусь в ванну, буду лежать с закрытыми глазами, чувствуя, как медленноостывает вода, а тело становится почти невесомым… Дверь оказалась не запертой.

— Ник, — поморщилась я и позвала:

— Дорогуша, ты ужас как не вовремя. Я желаю провалитьсятебе к дьяволу от всей своей большой и светлой души.

Он не ответил, и это слегка удивило. Я вошла в комнату изамерла, выронив снятый пиджак. На диване, по-мальчишески раскинувшись, спалПавел. Рот его был чуть приоткрыт, простыня едва прикрывала ноги, на стулеброшенные джинсы и футболка, в которой он был накануне, в ногах валялась книжкав мягкой обложке, которую я купила неделю назад.

Я с трудом перевела дыхание, хотела позвать его, но тольковздохнула и опустилась на пол. Я сидела на полу и смотрела на спящего Пашку, вгруди ныло больно и сладко, и в те минуты я была так счастлива, что не могла ниговорить, ни думать, я просто сидела и смотрела на него. И то, что он былздесь, больше не казалось чудом. Это было так просто, так естественно: он спит,а я сижу и смотрю на него. Теперь мне не хотелось, чтобы он просыпался, ведьтогда нужно будет что-то говорить друг другу, и неизвестно, что он мне скажет.Почему он вообще здесь? А мне было так хорошо и спокойно смотреть на его лицо,знать, что можно его коснуться, поцеловать, сказать «милый» и еще какие-тослова, простые и прекрасные, и не бояться, не бояться…

— Это ты? — сонно спросил он, не открывая глаз, ия осторожно коснулась его руки. Он все-таки открыл глаза, взглянул на часы ибуркнул:

— Где тебя носит?

Я ничего не ответила и, словно желая убедиться, что онникуда не исчез, осторожно коснулась ладонью его лица, его волос, которыепадали на лоб, его шеи, где тонко билась синяя жилка во впадинке у ключицы.

— Павел… — наконец сказала я и замолчала, не в силахпроизнести еще что-то, так много значило для меня его имя.

А он опять закрыл глаза, как будто не хотел видеть моеголица. Может, боялся, что все вдруг изменится, и он вновь не будет знать, кто я,и кто он, Ромео или просто кретин, правильно ли он поступил, или это глупость,и нужно ли ему это счастье и эта женщина с ее любовью? А потом он долго смотрелна меня и наконец произнес:

— Что делать-то будем?

Я видела, он так ничего и не решил для себя, и поспешилаответить:

— Мне ничего не нужно. Я ни кем не хочу быть для тебя.

— Где ты была? — с улыбкой спросил он, и яулыбнулась в ответ. — Я-то подумал, что ты страдаешь дома.

— Я страдала в машине.

Он сел в постели, потер лицо, стряхивая остатки сна,пригладил волосы.

— Замок я, кажется, сломал.

— Ерунда.

— Ждал тебя всю ночь и выпил все, что можно быловыпить. Вот и пришлось лечь.

Я вспомнила, что сижу в мятой, залитой чаем юбке, с краснымиот слишком короткого сна глазами, и смутилась, а потом тихонько засмеялась,глядя на него.

А он сказал:

— Знаешь, ты невероятно красива.

— Ты уйдешь? — спросила я почти равнодушно.

— Да.., есть небольшое дело. Но мы могли бы поехатьвместе, если ты не против, — вдруг добавил он, и я не знаю, для кого этопредложение было большей неожиданностью: для него или для меня.

— Я с удовольствием, — заторопилась я, —только приму душ, это недолго…

— Юлька, — покачал он головой, не то зло, не тоудивленно, — ты совсем не изменилась…

— Это плохо? — испугалась я.

— Иди, — махнул он рукой и стал одеваться, а ябросилась в ванную.

И сама поразилась перемене, произошедшей во мне: глазасияли, я не шла, а скользила, во мне была какая-то странная легкость, и ясчастливо засмеялась, выходя из ванной. Павел возился с дверным замком.

— Кажется, все в порядке. Поедем на твоеймашине, — сказал он. — Вчера я приехал на такси.

Павел сидел за рулем, а я не сводила с него глаз. Ястаралась не досаждать ему и смотреть в окно, но не могла оторвать взгляда отего лица. Он то и дело поворачивался ко мне и начинал улыбаться, а улыбка унего прекрасная — прежняя, мальчишеская, и от этого становилось так легко надуше, что я начинала хохотать, счастливо и бездумно, и уже не знала, что было,а чего не было, где я, а где мои фантазии. Я только знала, что он здесь, рядом,можно протянуть руку и коснуться его лица, можно поцеловать его ладонь, и он,пожалуй, не рассердится, а опять улыбнется. Мне было все равно, что будетзавтра, точнее, я просто не думала об этом и не хотела думать. Какое мне делодо того, что будет, когда сейчас, здесь, рядом Павел, и он как будто разрешаетлюбить себя. Мне было больно и радостно, и я верила, что время жестоких чудесуже прошло, а чудес настоящих еще только начинается.

Мужчине было около сорока. Высокий, крепкий шатен, с едвазаметным шрамом на подбородке. Походка уверенная. «Бывший военный», —вдруг подумала я. Я ждала Павла в машине, он встретился с этим парнем в кафе.Говорили они не более двадцати минут, простились у двери дружески, за руку, нобез улыбки. Мужчина сел в свой автомобиль и уехал, а Павел еще немного постоял,точно ждал чего-то, и вернулся в машину.

— Ну, вот и все, — сказал он. — Теперь ясвободен. Что будем делать?

— Я есть хочу, — засмеялась я.

— Хорошая идея. Я тоже хочу есть. Сидя в кафе, яиспытывал муки голода, но даже кофе не выпил, думая о том, что ты ждешь меня.

— Болтун.

— Издержки профессии.

— Какая у тебя профессия?

— Это страшная тайна.

— Ты мне ее откроешь?

— Если сумеешь расположить меня к себе.

— Ты в самом деле болтун.

— А я о чем говорю… Кстати, у меня есть желаниесоблазнить тебя.

— Давай ты его претворишь на сытый желудок. Идем вкафе?

Павел засмеялся.

— Ты слишком благоразумна, хорошей любовницы из тебя невыйдет.

— Я способная ученица.

— Это мы посмотрим.

Он тронулся с места и теперь лавировал в потоке машин.

— Куда мы едем? — спросила я.